— Как это заберете? Он мне жениться обещал! У меня свидетели есть.

— Он всем так обещает. И тоже при свидетелях.

— Но как же так! Я его поила, кормила и… все такое остальное, — чуть запнувшись, добавила Люда.

— Все съеденное и выпитое он вам возместит в недельный срок. А вот насчет всего такого остального… — Потап строго посмотрел на сластолюбца, который тут же отвел кроличий взгляд от скалообразного бюста хозяйки. — Тут уж… что упало, то пропало, как говорится.

— Хорошенькое дело! Пропало!

— Хорошо, он перед вами извинится. Гена, извинись перед дамой немедленно.

— Не нужны мне его извинения. Пусть женится.

— Но, мадам, зачем он вам сдался? Да вы посмотрите на него! Он ведь потребитель! У него один секс на уме!

— Неправда. Вы про него плохо думаете. У него два секса на уме.

Эфиоп зарделся.

— Хорошо, пусть. Хотя лично я думаю, что вы преувеличиваете. Этот аферист и здесь ввел вас в заблуждение. Но даже если бы это было и так, вы считаете, что этого вполне достаточно, чтобы сыграть свадьбу?

— Он говорил, что любит.

— Врет.

— Он утверждал, что искал меня всю жизнь.

— Чушь.

— Клялся, что лучше меня никого не видел, — настаивала Люда, не веря, что счастье ускользает от нее.

— Господи, какая глупость.

Тамасген, не допущенный к диспуту, на котором решалась его участь, довольствовался ролью стороннего наблюдателя. Он нервно ерзал на стуле и метал в собеседников беспокойные взгляды.

Дама начала всхлипывать.

— Обещал… Обещал за границу увезти… В Германию…

— Куда? Да вы присмотритесь к нему повнимательнее. Он похож на немца? Да уж, — Потап саркастически ухмыльнулся, — истинный ариец! Как это я сразу не заметил!

"Сейчас будут слезы", — с тоской подумал чекист, всегда терявшийся при виде излишней сентиментальности.

Он угадал. Подбородок девицы мелко задрожал, губы искривились, веки покраснели и стали влажными.

— Обману-у-ул, — заревела несчастная.

— Ну, не стоит так огорчаться, — пытался успокоить ее Потап. — У меня есть один знакомый еврей. Он уезжает на историческую родину. Могу с ним поговорить… Он вас вывезет… Не кручиньтесь так…

Потап ждал. Он знал, что женские слезы просто так не проходят. Обычно они являются предвестником либо чрезмерной уступчивости, либо непреодолимого упрямства. Случилось последнее.

Люда перестала кручиниться, высморкалась в мужской носовой платок и спокойно сказала:

— Я в суд подам.

Приятели переглянулись. Судебное преследование никак не входило в их планы. Потап, правда, не прочь был посмотреть, как выглядел бы африканец с бритой головой и в компании двух охранников, но только не сейчас.

"Может шум подняться, — мыслил бригадир, — мне это совершенно ни к чему. Все из-за этого дурака."

— Зачем же в суд? — развел руками Потап.

Люда колебалась всего секунду, по истечении которой ее женское чутье безошибочно угадало уязвимое место оппонента.

— Да, в суд! — повторила она еще тверже. И пусть вас посудят.

— Минуточку, а я-то тут при чем?

— В суд, в суд, в суд. Вы мешаете нам воссоединиться.

— Я?! Да воссоединяйтесь на здоровье. Из вас получится идеальная пара.

Эфиоп удивленно уставился на товарища, так быстро отрекшегося от него. Бригадир пожал плечами — ничего, мол, не поделаешь, брат, придется жениться.

— Берите, — безучастно сказал он, — забирайте прям сейчас. Вот только приданого за ним никакого. Голодранец он. Если таковые условия вас устраивают, то будем считать, что сватание состоялось.

Сосватанный Тамасген хотел было возразить, но невеста властно остановила его жестом.

— Все должно быть официально, — потребовала она у свата.

— Будет, — кивнул Потап.

— Со свадьбой и музыкой.

— Шумное гулянье с мордобитием придется отложить по причине нехватки средств. А вот тихую попойку я вам обещаю, под аккомпанемет.

— А венчание?

— Сделаем, — подумав, пообещал сват.

— А свадебное путешествие?

— В мои полномочия это не входит, так же как и обеспечение медового месяца.

Впервые договаривающиеся стороны обратили внимание на Гену.

— В заграницу обещал, — сурово напомнила невеста.

— Обещал? — поддержал ее сват, угрожающе сдвинув брови. — Куда повезешь молодую жену?

Новоиспеченный жених искоса посмотрел на обоих, скрестил на груди руки и надменно заявил:

— В Мюнхен поедем.

— Ну вот! Он опять за свое, — развеселился Мамай.

— В Мюнхен, — повторил эфиоп упрямо, — у меня там тетя.

— Правда? Ты мне об этом никогда не говорил.

— А ты не спрашиваль.

Переговоры были окончены. Невеста и сват ударили по рукам. Люда согласилась выдать одежду Гены, но взамен потребовала его паспорт. Паспорт бригадир отдал без колебаний.

— Поздравляю, женишок, — язвительно произнес он, когда хозяйка вышла.

— Что ты затеяль? — шепотом спросил эфиоп.

— Ничего, — ответил бригадир также шепотом.

— А что мы будем делать?

— Я — ничего.

— А я?

— Ты что, не слышал, о чем шла речь? Ты женишься.

— Да? И ничего нельзя сделать?

— Ничего. Надо было раньше думать, до того, как ты… это самое… напал на несчастную. А судя по тому, как эта дамочка уверена в себе, есть подозрение, что эти твои… — Потап деликатно отвел взгляд, — неоднократные нападения повлекли за собой вполне естественные последствия. И если это так — тебе ни за что не отвертеться. Что делать! Равноправие женщин с мужчинами достигло такого уровня, что это равноправие женщины уже могут отстаивать в суде. Ты, конечно, можешь и удрать до суда, но, в интересах дела, я тебе этого не позволю. Если твоя невеста пойдет по инстанциям, то мне будет довольно трудно убедить соратников, что товарищ Степан, который больше месяца был в Брюсселе, и злостный бабник, которого в течение этого же месяца видели в женском общежитии, — это два совершенно разных негра. Так что, дорогой компаньон, придется тебе вступить в законный брак и увезти жену с собой. Любишь кататься, люби и саночки возить. Я всегда говорил, что потребительское отношение к женщинам доведет тебя до ручки. Внеси и ты хоть какую-то лепту в наше общее дело. Ничего, со мною случалось и похуже. Кстати, я подозреваю, что эта твоя лепта будет для тебя не слишком в тягость.

— Ладно, — быстро согласился компаньон, — буду жениться…

В комнату вошла Люда, неся на руках стопку аккуратно сложенных вещей. Сверху лежала выстиранная, тщательно наглаженная рубашка…

Когда подмастерье облачился в чистые, отутюженные брюки, подозрение бригадира стало возрастать.

Невеста провела их до лестницы и спросила у Потапа, как у старшего:

— Ночевать вы его ко мне приведете?

— Мада-ам, — сказал Потап наставительно, отведя ее в сторону, — не позорьте наши нравы перед иностранцем. Что о нас могут подумать? Точнее — о вас. Порядочная девушка не должна позволять ничего лишнего до брачной ночи. Особенно жениху. Он вас потом больше уважать будет.

Путь к дому № 12АБ выбрали самый короткий. Шли глухими улицами, по раскисшим дорогам, где в эту пору года мог пробраться только пешеход или гужевой транспорт.

Мамай рассказывал о блестяще разработанной и проведенной операции, которая едва не увенчалась успехом.

— Он был в моих руках, — перешел Потап к кульминационной части. — Я его даже мог пощупать. Целая скала золота! Мы готовы были броситься друг другу в объятия, чтоб не расставаться никогда. Ильич уже склонялся в мою сторону, он почти падал, но тут…