Я призадумался. Да, конечно, ни черта не отпустят. Пока не вымотают душу допросами и не изучат тело под наноскопом — обратно в мир не вернут. А быть может, для полной верности, и устроят несчастный случай. С летальным исходом. Где "летальный" — вовсе не от слова "летать".

Получается, я потерял работу?

Получается, что так. В общем-то, не сильно большая проблема, но "Воланс" жалко… привык я к этой машине. Да и она ко мне тоже.

— Значит так, — таможенник сложил ладони в замок и положил на него подбородок. — Я уже составил рапорт о задержке твоего рейса по нашей вине. Издержки оплатил за счет порта. От тебя требуется собрать манатки, прыгнуть в экран и свалить отсюда к чертовой матери. И уж конечно не в Гонконг.

-

Глава 4. Соседка сверху

— Товарищ сержант, а крокодилы летают?

— Что за бред? Конечно не летают.

— А товарищ прапорщик говорит, что летают!

— А? А! Ну, в общем-то, конечно, летают, но низехонько-низехонько.

Этот анекдот в различных вариациях я лично рассказывал раз сорок. И еще раз шестьдесят слышал от соседей по столику в баре аквапорта, стоило им узнать что я — пилот экраноплана. Ура, историческая справедливость восторжествовала: первый экраноплан создали именно мы, и вот теперь русский же анекдот стал неотъемлемой частью репутации экранщиков.

Помнится, я совершенно серьезно подумывал о переименовании моего судна в "Летучий Аллигатор". Но все же сдержался, оставил ему данное с рождения имя "Воланс" — на латыни "летучая рыба". Хотя только больной на всю голову может представить себе рыбехоньку полной массой в сто сорок две тонны.

Но сегодня мы с рыбкой на диете. В карго-секции груза почти нет. Только возвратная посылка наших друзей из "Тхань и Ко" — контейнер меньше пяти центнеров. По сравнению с полной загрузкой в шестьдесят тонн — комариный вес.

— Вышка, я экран си-эн девять-девять-шесть. К запуску моторов готов.

— Экран китай две девятки шесть, запуск разрешаю. Следите за волной, пожалуйста.

Вот и ладненько. Если просят следить за волной, значит за мной целая очередь гидропланов и экранов. А если целая очередь, значит никто из особистов у меня на хвосте у меня не сидит. Они толкотни не любят, позагоняют всех обратно в доки.

Значит, ушел чисто.

Ну, скорее всего чисто.

"Воланс" рассчитан на пилотирование тремя членами экипажа: командир, он же первый пилот; карго-мастер, он же второй пилот; штурман-метеонавигатор. Но это в дальних магистральных полетах. А каботажное мельтешение между Гонконгом и Тайванем в штурмане не нуждается. Метеоусловия известны на неделю вперед, а штурманить просто нечего. Слева Тайвань, справа континент, все хорошо видно на экранах. "Навстар" в виду особых отношений с пиндосами здесь не работает ни чешуи, но есть русская орбитальная система, да и радиомаяков на местных побережьях просто хоть без хлеба ешь.

Официально я могу себе позволить краткие пилотажи даже в одиночку. Что сейчас я и собирался осуществить в лучшем виде, хотя по документам на борту два человека. Женя сказал кому нужно, и администратор аквапорта не стал портить полетное расписание внезапной перекомплектацией экипажа.

Я улыбнулся предстоящему полету и утопил клавишу "Стартер-старт".

Где-то в носовом отсеке загудело — заработали компрессоры. Потом корабль пронзило воем разгонных редукторов, и, наконец, явилось на свет мощное, басовитое гудение. Златоглот проснулся. Прочихался, переварил первые литры "горючего золота" и вышел, наконец, на режим.

— Экран китай две девятки шесть, волнуете на два с половиной балла. Придушите златоглота, ради всей малой гидроавиации вас прошу!

— Вышка, пока не прогреюсь буду дуть именно так. Извините.

— Понял вас, экран. Черт бы побрал ваши турбофены. Не можете рулить на батарейке?

— Спасибо, вышка, не могу. И потом, я вам по контракту деньги за неудобства плачу. Что ж, мне теперь удавиться, гладя как они в никуда уходят?

— Пожалуйста! Бережливый вы наш. Что по времени на прогрев?

— Еще семь ноль секунд.

— Понял вас. Экран си-эн девять-девять-шесть прогрев семь ноль секунд. Мелкота, все поняли?

В ответ на канале кто-то очень витиевато послал меня к пекинской бабушке на кантонском диалекте. Видимо, пилот самого малого из гидросамолетов. Конечно, я ничего не понял из его сюсюкания, но акцент и смысловое пожелание в мой адрес читались легко.

Впрочем, мужика можно понять. На волне от моих движков его сейчас колбасит так, как в небе не колбасит даже в грозу.

— Экран, у вас еще сорок секунд, но предлагаю начать рулежку помалу прямо сейчас. Ничего не будет с вашими фенами, а у меня сейчас мелочь друг друга топить начнет.

— Валяй, вышка. Давай рулежку.

— Я вышка, экрану китай две девятки шесть. Рулевая би-два на эф-восемь, на эй-2, на эн-двенадцать взлетная налево. Как поняли.

— Понял вас. Я экран си-эн девять-девять-шесть, рулю на би-два, эф-восемь, эй-2, эн-двенадцать взлетная налево. Волну в Гонконге не подскажете?

— Экран, не наглейте. Метеослужбу никто не отменял.

Ну вот и дорожка. Вообще-то, ее правильно называть взлетно-посадочная полоса, как у сухокрылов. Но мы, гидролетуны, называем ее дорожкой — как в бассейне. И впрямь похожа, только вместо длинной цепочки пробковых колец на тросе наша дорожка ограничена самотопящимися буями-параноиками. На случай увода машины с траектории взлета или посадки.

— Экран си-эн девять девять шесть на исполнительном. Жду разрешения на взлет, — продиктовал я в эфир.

— Экрану китай две девятки шесть, да проваливайте же наконец! Взлет разрешаю.

Я улыбнулся, перевел разнотяг на автоматику и дунул фенами всерьез.

Эй-ех, малыши-гидросамолетики! Видели бы вы меня сейчас. А еще лучше, стояли бы позади. Эк бы вас в одну кучу смешало и затопило к слонам морским!

Пустой "Воланс" весит восемьдесят тонн с копейками. Теоретически может тащить на себе еще шестьдесят с лишним. Потому чтобы отклеиться от воды в пределах полосы ему нужна тяга под тридцать тонн.

Спереди под обшивкой у него два турбофена с регулируемыми соплами с двух сторон от фюзеляжа. И еще два электрофена сзади, впрочем, от них сейчас толку нет, слишком дохлые. Их очередь потом, на установившемся режиме.

Но турбофены, ребята, это ух!

Восьмидесятитонная громада "летучей рыбки" задрожала всем корпусом, два раскаленных воздушных кулака ударили в воду перед консолями крыла и промяли водную поверхность. По обе стороны от кабины на воде возникли перевернутые купола диаметром метра три, и в глубину почти метр. Кто этого ни разу не видел — тот вообще ничего в своей жизни не видел. И это, господа, я пока держу семьдесят процентов нагрузки. То ли еще будет!

Шестьдесят километров в час, восемьдесят, девяносто. Запищали датчики статического давления экрана — машина потихоньку набирает воздушную подушку под куцыми, но чудовищно широкими в плане крылышками. Сто двадцать — автоматика чуть поправила направление реактивных кулаков, теперь они не столько пытаются задрать морду "Воланса" и оторвать ее от воды, сколько напрямую дуют под консоли, надувая воздушную подушку еще больше.

Полторы сотни — пора выходить на полный взлетный. Я подал ручку от себя, и рассерженный гул сменился яростным ревом. Торжество технологий столетней давности, заброшенных человечеством из-за топливного голода. Но мы-то хитрые, мы ж не летаем на турбофенах, мы только взлетаем на них. Так что, можно барской рукой и пораскидать жидкое золото, пережечь его на вредный для атмосферы углекислый газ. Шиковать так шиковать, да?

— Экран, я вас ненавижу!

Это снова вышка, но уже на выделенном радиоканале, чтобы начальник не слышал. Понимаю, вышка, тебе теперь минут пятнадцать ждать, пока перегретая вода перестанет парить и перемешается с холодной. Иначе у гидроавиации взлетная скорость будет километров на сорок выше — из-за разреженного, нагретого водяным паром воздуха.