Затем все повторялось сначала, в той же последовательности, — из клетки в клетку одного и того же размера, но вместе они вели в никуда.

«С моей стороны эгоистично жаловаться. Я не имею права быть недовольной. Мне так повезло! Я такая счастливая! Я так богата!»— снова и снова повторяла себе Вада.

Вокруг все было как в гигантском карточном доме, и больше всего ей хотелось его разрушить.

И вот теперь, впервые в жизни, Ваде предстояло совершить что-то иное, отличное от прежнего, и вырваться из привычной рутины.

Она почувствовала, как меняется к лучшему ее настроение.

По крайней мере, она увидит Париж, хотя и пробудет там всего одну неделю. Наконец-то повседневная монотонность ее жизни в Америке останется позади.

Девушка боялась даже представить, что может случиться, когда она приедет в Англию, но сейчас ей не хотелось занимать этим свои мысли.

Лучше она будет думать, что скоро увидит многое из того, о чем читала раньше и мечтала для себя открыть, соприкоснется с чем-то новым.

Дохнуло весной!

Впервые Вада ощутила, как в той золотой клетке, где она томилась со дня своего рождения, вдруг отворилось окно.

Совсем маленькое окошко, но оно было открыто!

Глава 2

— Завтра мы прибываем во Францию, — объявила мисс Нэнси Спарлинг.

— Да, я знаю, — ответила Вада, — но так волнуюсь, никак не могу поверить, что скоро буду в Париже.

Мисс Спарлинг улыбнулась.

Это была большая плотная женщина, внешне чем-то напоминавшая хорошую породистую лошадь.

Ее родство по материнской линии восходило к самым знатным семьям Америки. Сестра епископа из Нью-Йорка, она вращалась в аристократических кругах не только Америки, но и многих европейских стран.

Вада знала, что мисс Спарлинг сделала ей огромное одолжение, согласившись на роль сопровождающей.

Нэнси Спарлинг с детских лет слыла натурой независимой. Она рано поняла, что не очень привлекает противоположный пол, и отчасти из-за этого развила в себе независимое отношение к окружающим. Ее самостоятельность, как ни странно, поощряли родители.

К тридцати годам она объездила почти весь свет, а в пятьдесят стала личностью, популярной среди широких слоев американской общественности.

Она всегда одевалась модно и со вкусом, где бы ни появлялась, — на премьере новой пьесы, на открытии оперного сезона или на обеде в Белом доме. Ни одна газета не упускала случая описать, как она выглядела; иногда там же печатались ее материалы из светской хроники, — читатели всегда ждали их с нетерпением.

Когда путешественницы сели на английский корабль, направлявшийся в Европу, интервью прессе давала Нэнси Спарлинг. Она шутила и болтала с репортерами, многих из которых знала, затем проплыла по палубе, словно примадонна.

Вада прокралась на корабль по другому трапу, сопровождаемая только Чэрити; она сразу же укрылась в каюте и не выходила из нее, пока корабль не отошел от причала.

— Твоя мать осталась бы мной довольна, — самоуверенно сказала мисс Спарлинг, зайдя к Ваде. — Ни один репортер не усомнился в том, что я путешествую одна.

Она слегка посмеивалась.

— Вот бы они все разозлились, если б узнали, какую сенсацию упустили!

— Не говорите так, прошу вас! — умоляла Вада. — Я не хочу, чтобы хоть кто-то догадался, зачем я еду в Англию.

— Я не виню тебя. Ничто так не снижает остроту и страсть любовного романа, как предание его огласке еще до того, как он состоялся, — съязвила мисс Спарлинг.

— Может быть, он действительно не состоится, — тихо произнесла Вада.

— Лучше не произноси это вслух в присутствии мамы. Она уже настроилась на то, что ты будешь герцогиней.

— Да, я знаю, — ответила Вада, — и все же… Мисс Спарлинг взглянула на нее и тут же заметила:

— Давай не будем расстраиваться и заглядывать вперед. Наша первая остановка — Париж; этот город доставит тебе много незабываемых, волнующих мгновений.

— Да, конечно, — согласилась Вада. Они говорили в основном о Париже. Ваду очаровали рассказы Нэнси о людях, которых она там встречала во время своих предыдущих поездок.

— Они действительно такие веселые и греховные, как о них говорят? — спросила Вада. Нэнси Спарлинг рассмеялась.

— В последний раз, когда я была в Париже, меня сопровождал мой отец, который очень хотел увидеть Нотр-Дам до своей кончины. Он потом говорил, что эта поездка была великолепной и очень обогатила его духовно.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — произнесла Вада. — Разным людям Париж представляется по-разному.

— Как и все прочее в этом мире, — заметила Нэнси Спарлинг. — Но у тебя, Эммелин, есть одно огромное преимущество перед большинством путешествующих, особенно американских девушек.

— Какое же? — заинтересовалась Вада.

— Ты не только умна, смышлена, прекрасно духовно развита, ты еще и очень начитанна.

Она увидела удивленное лицо Вады и продолжила:

— Ты даже не представляешь, насколько поверхностны знания большинства девушек. Проблема образования очень остра в Америке, где мужчины боготворят женщин и хотят, чтобы их жены были любезны, услужливы и почтительны, тогда как в Англии…

Она на мгновение умолкла.

— А что в Англии? — спросила Вада.

— Английским девушкам фортуна улыбается, если им дают уроки гувернантки, которые кроме Библии и «Журнала для женщин» читали что-нибудь еще.

Вада с интересом слушала Нэнси Спарлинг.

— Деньги в английских семьях тратятся на образование мужчин: сыновья во всем имеют преимущество. И только жалкие крохи, которые остаются от того, что затрачено на сыновей, — а это действительно мизерная часть, — идут на несчастных сестер тех молодых людей.

— Ваш рассказ вызывает сочувствие к ним, — проговорила Вада.

— Их есть за что жалеть, — заметила Нэнси, — уверяю тебя, они заслуживают сострадания. В то же время, как ни странно, многие английские девушки сообразительны, остроумны, обворожительны и очень привлекательны.

— Думаю, у меня должно быть много конкуренток, — улыбнулась Вада.

— Да, но красотой и деньгами они тебя не превзойдут.

Увидев, как Вада поморщилась, Нэнси добавила:

— Спустись на землю и не смущайся, подобно нервному жеребенку, всякий раз, когда речь заходит о деньгах. Ты богата, и этим нужно гордиться. А почему бы и нет?

— Я презираю деньги! — выпалила Вада.

— Это единственное глупое замечание, которое я от тебя услышала, — ответила Нэнси Спарлинг. — Деньги всегда можно использовать на благое дело. Но когда они омрачают жизнь или губительно влияют на характер, — вот тогда они, безусловно, становятся злом.

— Но что же мне делать? — В голосе Вады слышалось легкое волнение, которое тут же уловила опытная женщина.

— Держи выше свою решительную маленькую головку! — произнесла она. — И гордись этим так же, как тем, что ты американка! Будь сильной! Будь самостоятельной! Мы, женщины, способны пройти трудный путь, чтобы завоевать мир, если только этого захотим!

Вада вздохнула.

— Вы смелая! А меня тревожит, — что преподнесет мне будущее?

— Я тоже с тревогой об этом думала, когда была в твоем возрасте, — заметила Нэнси. — У меня не было и половины твоих возможностей, но я сказала, что достигну того, чего хочу, и, за некоторым исключением, своего добилась.

— А чего вы хотели? — спросила Вада. На какое-то время Нэнси задумалась.

— Если я скажу: увидеть мир, это прозвучит банально, — ответила она. — Я хотела и добилась другого. Я стремилась познать жизнь. Я хотела жить полной жизнью. И все это у меня есть.

— Я завидую вам, — совершенно искренне сказала Вада.

— Если ты мне это скажешь лет через пять, я тебе поверю, — произнесла мисс Спарлинг. — Сейчас же ты только проклевываешься из яйца — удобного, закутанного в вату; в нем ты надежно защищена с той минуты, как появилась на свет. Внешний же мир иногда бывает холодным и коварным, но он таит в себе много интересного и разнообразные приключения.