"Зимой тебе, Матренушка,

Я жизнь свою рассказывал,

Да рассказал не всё:

Леса у нас угрюмые,

Озера нелюдимые,

Народ у нас дикарь.

Суровы наши промыслы:

Дави тетерю петлею,

Медведя режь рогатиной,

Сплошаешь – сам пропал!

А господин Шалашников

С своей воинской силою?

А немец-душегуб?

Потом острог да каторга…

Окаменел я, внученька,

Лютее зверя был.

Сто лет зима бессменная

Стояла. Растопил ее

Твой Дема-богатырь!

Однажды я качал его,

Вдруг улыбнулся Демушка…

И я ему в ответ!

Со мною чудо сталося:

Третьеводни прицелился

Я в белку: на суку

Качалась белка… лапочкой,

Как кошка, умывалася…

Не выпалил: живи!

Брожу по рощам, по лугу,

Любуюсь каждым цветиком.

Иду домой, опять

Смеюсь, играю с Демушкой…

Бог видит, как я милого

Младенца полюбил!

И я же, по грехам моим,

Сгубил дитя невинное…

Кори, казни меня!

А с богом спорить нечего.

Стань, помолись за Демушку!

Бог знает, что творит:

Сладка ли жизнь крестьянина?"

И долго, долго дедушка

О горькой доле пахаря

С тоскою говорил..

Случись купцы московские,

Вельможи государевы,

Сам царь случись: не надо бы

Ладнее говорить!

"Теперь в раю твой Демушка,

Легко, светло ему…"

Заплакал старый дед.

"Я не ропщу, – сказала я,-

Что бог прибрал младенчика,

А больно то, зачем они

Ругалися над ним?

Зачем, как черны вороны,

На части тело белое

Терзали?… Неужли

Ни бог, ни царь не вступится?.."

"Высоко бог, далеко царь…"

"Нужды нет: я дойду!"

Ах! что ты? что ты, внученька?..

Терпи, многокручинная!

Терпи, многострадальная!

Нам правду не найти".

"Да почему же, дедушка?"

"Ты – крепостная женщина!"-

Савельюшка сказал.

Я долго, горько думала…

Гром грянул, окна дрогнули,

И я вздрогнула… К гробику

Подвел меня старик:

"Молись, чтоб к лику ангелов

Господь причислил Демушку!"

И дал мне в руки дедушка

Горящую свечу.

Всю ночь до свету белого

Молилась я, а дедушка

Протяжным, ровным голосом

Над Демою читал…

Уж двадцать лет, как Демушка

Дерновым одеялечком

Прикрыт,- всё жаль сердечного!

Молюсь о нем, в рот яблока

До Спаса не беру.

Не скоро я оправилась.

Ни с кем не говорила я,

А старика Савелия

Я видеть не могла.

Работать не работала.

Надумал свекор-батюшка

Вожжами проучить,

Так я ему ответила:

"Убей!" я в ноги кланялась:

"Убей! один конец!"

Повесил вожжи батюшка.

На Деминой могилочке

Я день и ночь жила.

Платочком обметала я

Могилку, чтобы травушкой

Скорее поросла,

Молилась за покойничка,

Тужила по родителям:

Забыли дочь свою!

Собак моих боитеся?

Семьи моей стыдитеся?

"Ах, нет, родная, нет!

Собак твоих не боязно,

Семьи твоей не совестно,

А ехать сорок верст

Свои беды рассказывать,

Твои беды выспрашивать -

Жаль бурушку гонять!

Давно бы мы приехали,

Да ту мы думу думали:

Приедем – ты расплачешься,

Уедем – заревешь!"

Пришла зима: кручиною

Я с мужем поделилася,

В Савельевой пристроечке

Тужили мы вдвоем.

"Что ж, умер, что ли, дедушка?"

"Нет, он в своей коморочке

Шесть дней лежал безвыходно,

Потом ушел в леса.

Так пел, так плакал дедушка,

Что лес стонал! А осенью

Ушел на покаяние

В Песочный монастырь.

У батюшки, у матушки

С Филиппом побывала я,

За дело принялась.

Три года, так считаю я,

Неделя за неделею,

Одним порядком шли,

Что год, то дети: некогда

Ни думать, ни печалиться,

Дай бог с работой справиться

Да лоб перекрестить.

Поешь – когда останется

От старших да от деточек,

Уснешь – когда больна…

А на четвертый новое

Подкралось горе лютое,-

К кому оно привяжется,

До смерти не избыть!

Впереди летит – ясным соколом,

Позади летит – черным вороном,

Впереди летит – не укатится,

Позади летит – не останется…

Лишилась я родителей…

Слыхали ночи темные,

Слыхали ветры буйные

Сиротскую печаль,

А вам нет нужды сказывать…

На Демину могилочку

Поплакать я пошла.

Гляжу: могилка прибрана,

На деревянном крестике

Складная золоченая

Икона. Перед ней

Я старца распростертого

Увидела. "Савельюшка!

Откуда ты взялся?"

"Пришел я из Песочного…

Молюсь за Дему бедного,

За всё страдное русское

Крестьянство я молюсь!

Еще молюсь (не образу

Теперь Савелий кланялся),

Чтоб сердце гневной матери

Смягчил господь… Прости!"

"Давно простила, дедушка!"

Вздохнул Савелий… "Внученька!

А внученька!" – "Что, дедушка?"

– "По-прежнему взгляни!"

Взглянула я по-прежнему.

Савельюшка засматривал

Мне в очи; спину старую

Пытался разогнуть.

Совсем стал белый дедушка.

Я обняла старинушку,

И долго у креста

Сидели мы и плакали.

Я деду горе новое

Поведала свое…

Недолго прожил дедушка.

По осени у старого

Какая-то глубокая

На шее рана сделалась,

Он трудно умирал:

Сто дней не ел; хирел да сох,

Сам над собой подтрунивал:

"Не правда ли, Матренушка,

На комара корежского

Костлявый я похож?"

То добрый был, сговорчивый,

То злился, привередничал,

Пугал нас: "Не паши,

Не сей, крестьянин! Сгорбившись

За пряжей, за полотнами,

Крестьянка, не сиди!

Как вы ни бейтесь, глупые,

Что на роду написано,

Того не миновать!

Мужчинам три дороженьки:

Кабак, острог да каторга,

А бабам на Руси

Три петли: шелку белого,

Вторая – шелку красного,

А третья – шелку черного,

Любую выбирай!..

В любую полезай…"

Так засмеялся дедушка,

Что все в каморке вздрогнули,-

И к ночи умер он.

Как приказал – исполнили:

Зарыли рядом с Демою…

Он жил сто семь годов.

– ----

Четыре года тихие,

Как близнецы похожие,

Прошли потом… Всему

Я покорилась: первая

С постели Тимофеевна,

Последняя – в постель;

За всех, про всех работаю,-

С свекрови, с свекра пьяного,

С золовушки бракованной

Снимаю сапоги…

Лишь деточек не трогайте!

За них горой стояла я…

Случилось, молодцы,

Зашла к нам богомолочка;

Сладкоречивой странницы

Заслушивались мы;

Спасаться, жить по-божески

Учила нас угодница,

По праздникам к заутрени

Будила… а потом

Потребовала странница,

Чтоб грудью не кормили мы

Детей по постным дням.

Село переполошилось!