Свидетели рассказывают о некоторых конкретных эпизодах участия Ермакова как командира повстанцев в боях с Красной Армией, некоторые свидетели стараются по мере сил защитить обвиняемого.

“В 1919 г. Ермаков во время восстания командовал дивизией, в его отряде служил и я, — показывает Павел Ефимович Крамсков. — Однажды Ермаков во время боя взял в плен комиссара и двух красноармейцев, из них одного кр-ца убил Ермаков, а остальные направлены в штаб в Вешенскую”.

“В конце февраля или [начале] марта месяца была проведена мобилизация казаков Вешенской станицы для участия в войне. Базковским обществом было созвано собрание и порешили: поручить Ермакову Х. В. командование мобилизованными казаками, — показывает Григорий Матвеевич Топилин. — Тов. Ермаков вел командование мобилизованными казаками и во время сражений взятых в плен красноармейцев направлял в Верхне-Донской округ в станицу Вешенскую. Бывали случаи, что пленных после допроса совершенно освобождали. Расстрелов я лично не видел и о существовании таковых при штабе отряда не слышал. Взятые в плен под хутором Токинским один комиссар и 2 красноармейца, причем один из красноармейцев был убит во время схватки, а комиссара и второго красноармейца сейчас же отправили в Верхне-Донской округ, — о дальнейшей судьбе его я не знаю”.

“В 1919 году Ермаков Харлампий командовал базковской сотней восставших казаков против Соввласти. Из Красной армии ехал для переговоров к повстанцам военный комиссар с тремя красноармейцами. Ермаков с сотней захватили их в плен и доставили в штаб повстанческих войск и таковые были уничтожены. Во время командования частями Ермаков, как командующий правой стороны реки Дона, особенно отличился и числился краса и гордость повстанческих войск. В одно время из боев в 1919 году Ермаков лично зарубил 18 человек матросов. Во время боев на реке Дон, под командованием Ермакова, было потоплено в реке около 500 челов. красноармейцев, никому из комсомольцев, комсоставу красных никому пощады не давал, рубил всех”,— таковы показания Андрея Дмитриевича Александрова.

Следствие имело очевидно обвинительный уклон, вплоть до очевидного подлога. Из показаний Александрова и других явствует, что Ермаков “лично зарубил 18 человек матросов” в бою, точно так же, как и красноармеец под хутором, когда был Ермаковым взят в плен “комиссар”, погиб “во время схватки”.

В обвинительном же заключении, точнее — его “Конспекте”, представленном в Москву, сказано:

“В момент восстания Ермаков лично зарубил 18 чел. пленных матросов”. При этом дается отсылка к показаниям свидетелей, где нет и речи о “пленных” матросах.

При всей пристрастности следствие не смогло найти ничего достаточно серьезного для суда дополнительно к тому, что было обнаружено во время следствия 1923 — 1924 гг. Видимо, поэтому ростовское ОГПУ отказалось от судебного процесса над Харлампием Ермаковым и обратилось в Москву за разрешением решить его судьбу путем вынесения “внесудебного приговора”, каковой мог быть только одним: расстрелять.

Думается, с этим обращением в Москву за разрешением на “внесудебный приговор” Ермакову связано и формирование пакета, куда были вложены три документа — “Послужной список” Ермакова, оправдательный приговор предыдущего суда и письмо Шолохова Ермакову, — пакет этот был присовокуплен к “Конспекту по следственному делу за № 7325”, направленному на рассмотрение в столицу. А это означает, что не только местные чины ОГПУ, но и Ягода лично ознакомился с письмом Шолохова Харлампию Ермакову.

Потребовалось более 30 лет, чтобы доброе имя Харлампия Ермакова, удивительной личности, своей феноменальной энергетикой и трагической биографией предопределившей бессмертный характер Григория Мелехова, было наконец восстановлено.

18 августа 1989 года “Постановлением Президиума Ростовского областного суда дело производством было прекращено за отсутствием в деянии Ермакова Х. В. состава преступления. Ермаков Харлампий Васильевич реабилитирован посмертно”.

Невзирая на все сложности и трагические обстоятельства жизни Харлампия Ермакова, Шолохов не боялся встречаться и подолгу беседовать с ним, и хотя долгое время умалчивал о нем как о прототипе Григория Ермакова, вывел его под собственным именем в своем романе.

Свидетельства земляков

О встречах Ермакова с Шолоховым, помимо свидетельств писателя и письма его Ермакову, имеются надежные документальные подтверждения, и не от кого-нибудь, но прежде всего — от дочери Ермакова.

Еще в 1939 году, в беседе с И. Лежневым, базковская учительница Пелагея Ермакова так вспоминала о своем отце:

“ — Отец был очень буйным гражданином. Не хочется о нем даже вспоминать!

Но потом, постепенно оживляясь, начала рассказывать:

— Человек он был очень хороший. Казаки его любили. Для товарища готов был снять с себя последнюю рубаху. Был он веселый, жизнерадостный. Выдвинулся не по образованию (только три класса кончил), а по храбрости. В бою он был как вихрь, рубил направо и налево. Был он высокий, подтянутый, немного сутулый...

В 1912 году он был призван на военную службу, империалистическая война застала его в армии... Вернулся отец сюда из действующей армии только в 1917 году. С полным бантом Георгиевских крестов и медалей. Это было еще до Октябрьской революции. Потом работал в Вешках с красными. Но в 1918 году пришли белые. Советской власти у нас не стало с весны. В 1919 году отец не был организатором Вешенского восстания. Его втянули, и он оказался на стороне белых. Они сделали его офицером...

Когда белые покатились к Черному морю, то вместе с ними был и мой отец. В Новочеркасске на его глазах бароны сели на пароход и уплыли за границу. Он убедился, что они использовали его темноту. Тогда он перешел на службу в буденновскую кавалерию. Повинился, раскаялся, его приняли в Первую конную, он был командиром, получал награды. У нас до 1933-го была фотография. Там сидит Буденный и вокруг него в числе других — мой отец. Демобилизовался он из армии Буденного только в 1924 году, работал здесь в Комитете взаимопомощи до 1927 года.

В эти годы Шолохов с ним часто встречался, подолгу беседовал, собирал материалы о гражданской войне. А отец мог рассказать наиболее подробно, как активный участник гражданской войны. Приедет, бывало, сюда Михаил Александрович — и ко мне: “Поля, на одной ноге — чтоб отец был здесь”.

Как видите, Пелагея Ермакова умалчивала, что стало с отцом в 1927 году: и демобилизацию из Конармии Буденного она относит к 1924 году, хотя демобилизовался Харлампии Ермаков в 1923 году, а в 1924 году — вышел из тюрьмы. Но в главном ее рассказы полностью совпадают с тем, что рассказывал о Харлампии Ермакове М. А. Шолохов.

В 1955 году с Пелагеей Харлампиевной Ермаковой встретился шолоховед В. Гура. “Почти на окраине станицы, на идущей к берегу Дона улице, отыскал я тот самый казачий курень, где жил Харлампий Ермаков, — рассказывает он в своей книге “Как создавался “Тихий Дон”. — Хозяйка дома Пелагея Харлампьевна, женщина со смуглым лицом и смоляными волосами, уже кое-где тронутыми сединой, встретила неожиданного гостя не совсем приветливо. С неохотой отвечала она на вопросы об отце. Немало, видно, хлопот доставил он своим детям, немало пришлось им пережить...

Пятнадцатилетней девочкой встретилась впервые с Шолоховым. Не многим и он был старше — пятью годами. Жил тогда в Каргине, часто наведывался к своему старому базковскому знакомому Федору Харламову. Тот, бывало, просил Полюшку:

— Сбегала бы ты за Харлампием.

И Пелагея бежала, звала отца. Помнится ей, подолгу засиживался он с Шолоховым в горенке Харламовых. До поздней ночи, бывало, затягивались эти беседы. С нелегкой судьбой столкнулся совсем еще молодой писатель”.

Как видите, из уст дочери Харлампия Ермакова (дочь Григория Мелехова Шолохов назвал Полюшкой) В. Гура получил прямое подтверждение о неоднократных продолжительных встречах М. А. Шолохова с ее отцом.