Прихожу на следующий день и вижу: все мои короба разгружены в закром, причем так, что феррохром вывалился в проход и теперь его брать из закрома чрезвычайно тяжело. А пустые короба стоят аккуратненьким рядком. То есть, мой сменщик облегчил себе работу, разгрузив один короб в мульды, а остальные разгрузил в закром — позарился, сволочь, на те копейки, которые стоила эта разгрузка! Мне было обидно до слез, я бы тогда потерял веру в человечество, если бы уже не знал, что человечество — это штука достаточно сложная.

Так вот, возвращаясь к моему Положению о соцсоревновании, — я ведь тоже, по сути, создавал в экспериментальном участке этим Положением ситуацию для подобного рвачества, но умные люди меня вовремя остановили.

Работая с людьми, сталкиваешься с ситуациями, когда люди совершают поступки, которые трудно назвать осмысленными, и которые, скорее всего, и описываются словом «зависть». И если уж человек впал в это состояние, то от него можно ожидать чего угодно.

Когда я после школы работал на заводе им. Артема, то там рассказывали такой случай. Четверо работяг умудрились «чисто» украсть три бытовых холодильника, продать их они почему-то не решились, и один из работяг, само собой, остался без добычи. Так он, бедный, терпел, терпел эту несправедливость, а потом пошел в милицию и донес на себя и на товарищей.

А мне запомнились такие два диких по своему смыслу случая. Я был начальником ЦЗЛ, а химлабораторию убирали две технички, которые, по идее, должны были работать с 8-00 до 17–00. Но часть залов и комнат была задействована только днем, и было трудно, да и глупо убирать их, когда там уже работают люди. Поэтому одной техничке изменили график работы. Она приезжала первым автобусом в 6-00, убирала наиболее сложные в производственном отношении помещения, а затем убирала кабинеты, все это делала без перерыва, посему и уезжала домой в 14–00. А вторая начинала в 8~00, мыла посуду и убирала проливы реактивов и грязь, образовавшуюся по ходу дневной смены, работая до 17–00. И вот приходит ко мне вторая уборщица и жалуется на «несправедливость»:

— Почему той уборщице разрешают уезжать в два часа, а я работаю до пяти?

— Потому что та работает с шести и без обеда, а ты с восьми я с обедом.

— Это неправильно, пусть тоже работает до пяти.

— Но тогда же получится, что она работает не 8 часов, а 10.

— Ну и что?

— Послушай, может быть, вас менять? Одну неделю она будет работать с шести, а вторую ты.

— Нет, мне не нравится работать с шести, пусть она работает до пяти.

Смех смехом, но я не смог её убедить в справедливости этого графика: она пропускала мимо ушей все мои доводы, что по фактическому времени они работают одинаково, она требовала, чтобы они обе работали до пяти, иначе это «несправедливо». Я вынужден был прекратить разговор с ней, и она, обидевшись, спустя некоторое время, нашла другую работу и перевелась в другой цех.

А вот дикий случай, который в свое время поразил меня. В химлаборатории работали лаборантками три молодые женщины, они вместе окончили техникум, вместе приехали на завод и были, как потом утверждали, подругами. Две вышли замуж, родили детей и уже имели двухкомнатные квартиры. А третья, Вера, вышла замуж позже и жила в однокомнатной. Пока она не была замужем, её, естественно, эксплуатировали на разных общественных должностях, в частности, она была депутатом горсовета, правда, она и по жизни была активной. Но вот она рожает, в очереди она первая, а нам с построенного дома дают не только обычную трехкомнатную, но и новую двухкомнатную. В цехкоме пятеро: я, два плавильщика экспериментального и обе подруги Веры. Распределяем трехкомнатную и освободившиеся двух- и однокомнатную. Предлагаю новую двухкомнатную Вере, все — за, подруги — обеими руками. Но когда документы уже ушли в завком, у нас вдруг отбирают новую двухкомнатную, причем замдиректора по быту Г.Л. Иванов от имени директора извиняется и твердо обещает, что в следующем доме вернет долг. Что уж тут делать, и Вера перенесла эту отсрочку спокойно.

Месяца через три сдается следующий дом, про обещанное, как водится, забыли, мне и Вере пришлось ходить в завком напоминать. В итоге для распределения квартиры на цехкоме остался день накануне выдачи ордеров. Поскольку вопрос был решен раньше, я не стал вызывать с выходных плавильщиков, а собрал у начальника цеха цехком из троих: себя и Вериных подруг. Как о решенном, сообщаю о выделении квартиры Вере, и вдруг обе её подруги голосуют против и требуют дать квартиру другой.

У меня глаза на лоб вылезли — три месяца назад голосовали «за»! Вера первая в очереди — как ей не дать? И вот, что эти стервы удумали. Завод строил несколько серий домов, и формальная жилая площадь однокомнатных квартир у этих серий была разная: 16,5 и 21,0 квадратный метр. При семье из трех человек получается 5,5 и 7 квадратных метров на человека, а по общему положению в СССР в очередь человека можно ставить, если у него менее 6 квадратных метров. У нас никто и никогда до этого не обращал на это внимания — раз семья три человека, значит полагается двухкомнатная квартира. А Верины подруги уперлись в эту союзную норму! Я попытался их урезонить и призвать к совести — бесполезно! Глаза стеклянные, тупо смотрят вниз: «не положено!» Начальником ЦЗЛ уже был Парфенов, я толкаю его — помоги! Но тому всегда и все было по барабану.

— Раз цехком так решил, то и я за.

— Какой к черту цехком, нас всего трое, завтра выйдут на работу плавильщики, и нас будет трое против двух!

— То будет завтра, а решаем сегодня, — взял бумаги на выделение квартиры другой работнице, подписал и свалил домой.

На другой день мне Иванов устроил выволочку, и завком тоже, мне Вере было стыдно в глаза смотреть. Ей на подруг смотреть тоже было тошно, и, как её ни уговаривали, но она уволилась, правда, потом работала начальником химлаборатории на молокозаводе.

Но интересен же был вопрос, а что случилось, почему Верины подруги сбесились? Прояснила ситуацию зам. начальника химлаборатории Иванова.

— Ты знаешь, они трое техники, молодые специалистки, и все трое претендуют на должность инженера. Месяц назад открылась такая вакансия, но поскольку Вера заметно лучше их подходит на эту должность, то мы Веру и поставили на эту должность первой. Подруги ей этого простить не смогли.

Вот, в общем-то, и оцените, что такое люди и что от них можно ожидать. Поэтому я и утверждаю, что трудяги всегда являются опорой начальника, но они как никто нуждаются в его защите.

Мне пришлось видеть очень много начальников — и хороших, и разных. Следовало бы сделать обобщение — дать совет, как себя нужно вести, став руководителем и возглавив людей.

Первое и, может быть, главное, что следует сказать: никогда и ни при каких обстоятельствах не пытайтесь, не пробуйте и даже не думайте о том, чтобы завоевать себе авторитет и уважение. Это такие штуки, что чем больше вы их будете хотеть, тем меньше их у вас будет. Вам поручат дело, под это дело вверят людей, у вас будут служебные обязанности. Вы все свои силы положите на то, чтобы освоить свои обязанности как можно быстрее. А когда освоите, то приложите все силы, чтобы исполнять их как можно лучше. А когда и это будет позади, то начинайте думать, что бы такое еще сделать, чтобы было еще лучше.

Вот если будете поступать так, то авторитет и уважение у вас всегда будут, причем и у начальников, и у подчиненных. А все остальное — суета, мышиная возня.

С подчиненными нужно вести себя так, как отец ведет себя в семье. (Если никогда не видели настоящего отца, то книги, что ли, старые почитайте.) Ваши подчиненные — это ваше всё, ваша задача — сделать их жизнь как можно лучше, а для этого, в первую очередь, нужно, чтобы они порученное вам дело исполняли как можно лучше. Почему? Потому, что от того, как они будут исполнять то дело, которое поручено вам, зависит авторитет вашей организации, следовательно, ваши возможности по обеспечению ваших подчиненных.