– Женщина, говоришь ты, которая называла себя доньей Марией де Монталбан? Да, я ее видела, поскольку приехала на корабле из Оаксаки, для того чтобы ждать Кортеса здесь, в Панаме… Эта донья Мария заинтересовала Малинцин, белая женщина, с ней был ребенок, твой, судя по твоим словам, карлик и оруженосец со взглядом мошенника… Но она уехала не одна.

– Знаю, она уехала с капитаном Альмагро! – радостно подтвердила Зефирина.

Малинцин тряхнула черными косами.

– Я не говорю о белых, с ней был краснокожий… Думаю, что у них было назначено что-то вроде встречи. Он не ацтек и не чимарон, называл себя Наско… Думаю, белая женщина, это был инка.

– Инка в Панаме? – прошептала Зефирина.

– Быть может, он приехал из Тюмбеса или даже из Куско на встречу с твоей доньей Марией…

– Что тебе известно, Малинцин, о королевстве инков?

– Немного, Зефирина, белая женщина… Я узнала, что Сапа Инка Гуйана Капак – молодой вождь, богатый и доблестный – умер. После него осталось двое наследников, и они оспаривают власть. Незаконный сын, рожденный вне брака Атагуальпа получил поддержку на севере империи и у начальников армии его отца, его столица – Кито. Другому, законному, сыну Гуаскару достался юг страны. И будто бы сам Сапа Инка короновал его в столице Куско.

– Империя большая, Малинцин?

– Громадная, Зефирина. Говорят, что она разделена на четыре области: Шиншасуйу на севере, Колласуйу на юге, Антисуйу на востоке и Контисуйу на западе[126]… Там есть горы, возвышающиеся более чем на пятнадцать тысяч футов[127], но этого не видел никто. Одни только люди-кондоры могут об этом говорить.

– Люди-кондоры?

Малинцин испуганно проговорила:

– Да, белая женщина, люди, которые могут летать…

Малинцин осенила себя знамением, поскольку была крещеной.

– У этих инков есть свои божества, Малинцин?

– Конечно, златовласая Зефирина, их всемогущий бог называется Виракоша, он хозяин красоты всего мира… и…

Казалось, Малинцин что-то взволновало.

– Что такое, Малинцин? – настаивала Зефирина.

– Виракоша вышел из вод одного озера. Это был бледнолицый человек с седой бородой, очень тучный. На нем была простая белая туника. Прежде чем уйти, он предсказал свое возвращение, и исполнение этого предсказания ждут все инки, понимаешь, Зефирина. Инки подумают, Пизарро и испанцы – это возвращение их бога… а я, Малинцин, бедная женщина из племени ацтеков, знаю, что это не так!

Зефирина как могла пыталась рассеять страхи Малинцин. По мере того как индеанка говорила, Зефирина начинала отдавать себе отчет, что та знает больше, чем хочет признаться. Видимо, между ацтеками и инками до прихода конкистадоров происходил культурный обмен.

– Забудь этих смердящих собак, Пизарро, я поговорю с другим, он мой друг, бледнолицая женщина… У него доброе сердце, он отвезет тебя…

– Ты говоришь о Фернандо де Сото? – спросила Зефирина.

– Да, позволь мне все устроить. По приезде в Тюмбес ты найдешь моего брата по расе, живущего там. Его мать была ацтекской принцессой из моего рода, увезенной в рабство инками. Он умен, богат, немного говорит по-испански, и у него пятьдесят лам. Зовут его Пандо-Пандо. Найди его, назови мое имя, он тебе поможет, Зефирина, сестра моя…

Взволнованная тем, что Малинцин назвала ее сестрой, Зефирина поцеловала ее.

– Я не хочу уезжать, не взяв с Кортеса клятвы, что он снова не начнет бить тебя, сестра моя Малинцин…

– Не беспокойся за Малинцин, я знаю Кортеса, это дитя. Уезжай, сестра, уезжай, не повидав его, и все станет на свои места…

Зефирина смотрела на прекрасную Малинцин – полосатые покрывала разорвались, обнажив великолепную грудь.

«Однако у побежденной есть оружие, чтобы подчинить победителя!»

Несколько дней спустя в порту пели «Аве Мария Стелла». Негодяи братья Пизарро отплывали на трех кораблях с восемьюдесятью тремя мужчинами и двадцатью семью лошадьми на борту[128].

Доминиканский священник отец Винсенте де Вальверде благословил экспедицию и королевское знамя.

Зефирина понимала, что захват золота оправдывался борьбой с неверными.

На следующий день, послушавшись совета Малинцин, не попрощавшись с Кортесом, Зефирина села вместе с мадемуазель Плюш и Пикколо на одну из двух бригантин Фернандо де Сото.

На борту находилось сто человек и восемнадцать лошадей.

Несложные вычисления позволили Зефирине понять, что, считая солдат Пизарро, двести восемьдесят три человека и сорок пять лошадей отправлялись завоевывать одну из самых больших империй в мире.

«Они сошли с ума, эти испанцы… Они отправляются на верную гибель!» – думала Зефирина.

Трепещущая, она позволила на какое-то мгновение отчаянию завладеть собой. Нужно ли было совершать настоящее кругосветное путешествие для того, чтобы настичь донью Гермину? Что ждет ее в этой странной волшебной стране: радушный прием или смерть?

Со своей неукротимой отвагой Зефирина все же надеялась, что все закончится хорошо, без кровопролития, мирно…

Она найдет своего сына, Луиджи… свою любовь Фульвио…

Берега Панамы, золотистые на солнце, постепенно удалялись.

Несказанный восторг охватил Зефирину. Она в Тихом океане!

Корабли уже превратились в маленькие точки на горизонте, когда в город вошла странная троица: крепкие, закаленные в испытаниях мужчины, одетые как моряки, хотя и в лохмотьях, но, казалось, путь по тропическим джунглям не слишком изнурил их. Судя по их разговору, они пришли из Номбре де Диос.

Самый высокий из них, парень с темной бородой, загорелым лицом, прищуренными глазами. На одном из них он носил черную повязку… Одет был в куртку с присборенной талией, на плече у него сидела толстая птица с серым хохолком.

Saperlipopette! Sardanapal![129] – каркала птица, к большой радости портовых грузчиков.

– Эй! Кривой! – крикнул один из них, – на вид ты здоров. Не нужна ли работенка тебе, твоим приятелям и этой забавной пичуге?

Кривой великан наклонился к своим друзьям. Они недолго посовещались, затем парень ответил:

– Черт побери, угадали… к тому же его милость скоро собирается в Мексикас… и ему как раз требуются парни, чтобы обрюхатить тамошних макак… Ха! Ха!

Кривой великан и его товарищи расхохотались вслед за грузчиками.

– Иди во дворец губернатора, кривой!

Последовав совету грузчика, трое мужчин двинулись в указанном направлении. Когда они оказались на улочке, ведущей во дворец, один из моряков, самый худой, с суровым лицом и полысевшей головой, прошептал кривому великану:

– Это неосторожно, вы направляетесь прямо в пасть волка.

– Что, по-твоему, мы должны делать?

– Если вы объявитесь, нас, без сомнения, вновь отправят на галеры и вернут его величеству Карлу V.

– Нас ждут товарищи в Опаловой бухте. Ничего не бойся, Паоло, не будь капитулянтом, ты принесешь нам несчастье.

Лысый моряк нахмурился, и его глубоко посаженные глаза, казалось, совсем исчезли.

– Пусть монсеньор извинит меня, но я греб наравне с вашей милостью, я сражался так же, как ваша милость… и…

Он оскорбленно поджал губы. Великан с признательностью положил руку на плечо своего спутника.

– Это правда, дорогой Паоло. Извини меня, ты заплатил за свою преданность с лихвой. Но еще одно маленькое усилие, всем нам кажется, что она здесь.

Кривой великан застыл на месте при виде дворца. Для парня такой закалки он казался слишком взволнованным, нервным.

– Позвольте Буа-де-Шену сходить на разведку, монсеньор! – взмолился Паоло.

– Пусть идет, – согласился кривой.

Третий мошенник, здоровяк с кривыми ногами, в развалку направился к дворцовой страже, а его спутники тем временем укрылись за строящейся стеной. Буа-де-Шен не замедлил вернуться. Он шел, посвистывая. Великан спросил его: