— Очень хорошо… Очень хорошо… — восхищалась помощница директора.
Учительницы поддержали ее:
— Прекрасно…
— Речь будет иметь успех…
Жессе обливался потом. Он провел платком по лицу, прикрикнул на все еще стоявших в дверях мальчишек; они бросились врассыпную. Затем снова сел.
— Неплохо, а? И вы знаете, я написал ее в один присест, вчера вечером. Последние дни мне было некогда, так как ко мне приехали гости и их нужно было развлекать..
— Говорят, дона Эстер в этом не нуждалась, — сказала одна учительница. — Доктор Виржилио и так развлекал ее целыми днями…
— Ну, чего только здесь не наговорят… — возразила худая учительница. — Ужасно отсталый край… — Она приехала из Баии и никак не могла свыкнуться с нравами Табокаса.
Другая учительница, уроженка этих мест, почувствовала себя оскорбленной.
— Может быть, и отсталый для того, кто хочет называть бесстыдство прогрессом. Если торчать у ворот с молодыми людьми до позднего вечера — это прогресс, тогда Табокас, благодарение богу, и впрямь отстал от цивилизации.
Это был намек на флирт учительницы с одним молодым человеком, служащим экспортной фирмы, тоже приехавшим сюда из Баии; скандальный флирт, о котором сплетничал весь Табокас.
Худенькая учительница возмутилась:
— Это вы что, на меня намекаете? Так знайте, никому нет дела, с кем я провожу время. И я никому не позволю говорить дерзости по моему адресу. Я живу своей жизнью и незачем в нее вмешиваться. Разговариваю до того часа, до какого мне заблагорассудится… Я предпочитаю это, чем оставаться, подобно вам, старой девой.
Вмешался доктор Жессе:
— Успокойтесь, успокойтесь… Кое о чем говорят справедливо, но многое раздувают без всяких оснований. Если молодой человек посещает замужнюю женщину и дает ей читать книги, разве это повод, чтобы устраивать скандал? Это действительно признак отсталости…
Все согласились с доктором. Да к тому же сплетни, по словам помощницы директора, дальше этого и не шли. Все только замечали, что адвокат настойчиво стремился проводить целый день в доме врача, разговаривая в гостиной с доной Эстер. Учительница, возмутившаяся, когда заговорили об отсталости Табокаса, добавила, что «этот доктор Виржилио проявляет неуважение к порядочным, семейным людям Табокаса. Он поселил свою любовницу — женщину легкого поведения — на улице, где живут семейные люди, и получается скандал всякий раз, когда они, прощаясь, целуются у дверей на улице, — все ведь это видят». Учительницы захихикали, они были весьма возбуждены. Доктор Жессе попросил рассказать об этом поподробнее. Учительница-моралистка, которая жила поблизости от Марго, стала возмущаться:
— Это безнравственно. Невольно впадаешь в грех. Я говорила об этом падре Томе. Грешишь глазами и ушами, потому что эта женщина выходит на порог в наполовину расстегнутом халате, почти голая, и вешается на шею доктору Виржилио. Они без всякого стыда целуются и говорят друг другу бог знает что.
— А что они говорят? — поинтересовалась худенькая учительница, уроженка Баии, нервно ерзая на месте; глаза ее напряженно сузились: — Что они говорят?
Учительница решила отомстить:
— А не признак ли отсталости рассказывать об этом?
— Да ну, бросьте, не говорите глупостей… Что же они говорят?
— «Мой песик» — говорит она, «моя кошечка» — говорит он… «Мой капризный песик», — учительница понизила голос, закрыла лицо, стыдясь доктора, — «моя прыгающая кобылка».
— Что? — произнесла помощница директора, заливаясь краской.
— Я же говорила… Это безнравственно…
— И это на семейной улице!.. — возмущенно сказала другая.
— В том-то и дело. А днем приходят даже люди с других улиц, чтобы посмотреть на эту сцену. Прямо театр… — заявила она, подводя итог всему разговору.
Доктор Жессе хлопнул себя рукой по лбу.
— Театр… Ведь сегодня репетиция, а я было запамятовал… Надо скорее поесть, иначе все задержится.
Он торопливо выбежал из школы; мальчишек там уже не было, в классных комнатах и на дворе наступила тишина. И лишь голоса учительниц, обсуждавших поведение Виржилио, доносились еще из здания школы:
— …непристойность…
Жессе наспех поел, ответил жене, интересовавшейся здоровьем Рибейриньо, их друга, надрал уши сынишке и направился к Лауро на репетицию «Любительской труппы Табокаса», которая скоро должна была показать свою премьеру. В поселке и даже в соседнем Феррадасе висели афиши с анонсом:
У Жессе была политика, была семья, была больница, были плантации и доходные дома, была школа; все это доставляло ему немало забот, но настоящей большой страстью доктора Жессе Фрейтаса была «Любительская труппа Табокаса». Много лет вынашивал он идею ее создания. И неизменно возникали какие-нибудь затруднения. Прежде всего пришлось выдержать ожесточенную борьбу с местными девицами, чтобы заставить их принимать участие в театральных представлениях. И ему удалось это лишь после того, как в Табокас прибыла дочь одного богатого торговца, получившая образование в Рио. Она уговорила нескольких подруг «перестать ломаться» и вступить в любительскую труппу. Но теперь доктор Жессе должен был получить разрешение родителей, а получить его было нелегко. Когда он наконец добивался разрешения, ему приходилось выслушивать заключительное слово мамаш:
— Я позволяю только потому, что просите вы, доктор…
Другие наотрез отказывали:
— Эти театральные штуки не для порядочной девушки…
Но в конце концов труппа была создана, и она поставила первую пьесу — драму, написанную профессором Эстанислау, — «Падение Бастилии». Пьеса имела огромный успех. Матери артисток были страшно горды. Некоторые даже перессорились, оспаривая, чья дочь играла лучше. И Жессе начал репетировать свою новую пьесу исторического характера — о Педро II. Весь сбор с премьеры поступал на строительство церкви. Несмотря на то, что во время спектакля на сцене, к сожалению, возник инцидент между двумя артистками, пьеса имела успех, и это окончательно упрочило престиж «Любительской труппы Табокаса». Она стала гордостью поселка, и каждый раз, когда житель Табокаса отправлялся в Ильеус, он обязательно заговаривал о «Любительской труппе», чтобы задеть самолюбие ильеусцев, у которых хотя и было хорошее помещение для театра, но не было артистической труппы. Теперь мечтой доктора Жессе стало вывезти труппу на гастроли в Ильеус. Он рассчитывал на успех «Вампиров общества», пьесы, которую он сам написал. Это убедит матерей, и они разрешат своим дочерям поехать с труппой в соседний город.
Репетиции продолжались много часов. Доктор заставлял девушек и юношей повторять широкие плавные жесты, говорить дрожащим голосом, требовал неестественной декламации. Аплодировал одному, выговаривал другому, трудился до седьмого пота и был счастлив.
Только закончив репетицию, он снова вспомнил о лесе Секейро-Гранде, о Теодоро, об Эстер, о Виржилио. Схватил чемоданчик, где листы рукописи лежали вперемешку с медикаментами, и побежал к адвокату. Но тот был у Марго, и доктору Жессе пришлось отправиться туда.
Колокол на церкви пробил девять часов, улицы были пустынны. «Любители» расходились по домам, матери сопровождали дочерей. На углу улицы о чем-то сам с собой рассуждал пьяный. В баре люди спорили о политике. Полная луна освещала улицу, и свет ее был куда сильнее керосиновых фонарей.
Жессе вошел в гостиную. Виржилио был в пижаме. Из соседней комнаты послышался голос Марго, спрашивавшей, кто пришел. Жессе опустил чемоданчик на стул:
— Говорят, сюда приезжает полковник Теодоро. Надо срочно предупредить Орасио. Никто не знает, что ему здесь нужно…