- А ты меня не поправляй - я тебе не стринги, - Ковалев презрительно ухмыльнулся. - Еще раз тявкнешь - по морде дам, каз-зел!

   - Не смейте оскорблять святого отца! - вновь завизжал второй пленный, разогнувшись. - И оставьте в покое этих людей! Каждая нация имеет право на самоопределение, и они отстаивают это право, а святой отец приехал в нашу отсталую страну, дабы...

   Ковалев слушал вопли этого невменяемого человека, и его все более давило ощущение дежа-вю. Точно так же кричали правозащитники в Чечне, орали демократы на митингах... Сволочи, ненавидящие собственную страну. А потом под их радостные крики русских резали, как овец, а солдаты в Чечне гибли ротами и батальонами, и бандитов оправдывали. А теперь недобиток тех лет опять визжал на всю округу... Вернее, визжал бы на всю округу, если бы не купол силового поля, надежно поглощающий звуки.

   На той войне у Ковалева погибли друзья. Хорошие парни, с которыми он в молодости катался на велосипедах и бегал за девчонками. Друзья... И просто русские люди. А теперь какое-то дерьмо приезжает из-за бугра и вновь учит, как надо жить! Ковалев почувствовал, как тяжелым холодным комом к горлу подкатила ярость - и закипела.

   Вопли мерзавца были прерваны внезапно-звонкой оплеухой, от которой правозащитник покатился по земле. Олаф, который казался воплощением флегматичности, решил проблему мгновенно и теперь потирал ушибленную руку, глядя на изумленного демократа.

   - Как ты посмел, быдло!

   - Знаешь, - Олаф улыбнулся, - мои предки были дворянами. Они пороли твоих предков на конюшне, а мои дети будут пороть твоих детей, потому что умный и сильный человек всегда будет при почете, власти и деньгах. А ты, старый ублюдок, только визжать и можешь.

   - Юлий, успокойтесь. Эти сволочи могут сколь угодно выделываться, но потом они нас отпустят и ничего не посмеют нам сделать...

   - Как-как? Юлий? Вот свезло так свезло. Один - птица недоделанная, другой - с женским именем. Выродились дерьмократы...

   Эта нехитрая реплика Синицына разом разрядила атмосферу. Даже Ковалев улыбнулся, быстро успокаиваясь. В самом деле, зачем нервы тратить, подумал он и уже совсем спокойным голосом сказал:

   - Знаете, господа офицеры, в чем-то эти придурки правы. Мы ведь их больше действительно пальцем не тронем. Зачем нам мараться? Так что, старая сволочь, ты мне хорошую идею накрякал. Пусть вашу судьбу, святоши, решат те, кого вы защищали, - и, обращаясь к пленным цыганам, громко приказал: - кто хочет жить, повесьте этих придурков.

   Трое дюжих цыган, единственные уцелевшие и обошедшиеся без серьезных травм мужчины, отлично поняли, что от них требуется. Спустя буквально минуту оба правозащитника уже имели на шеях крепкие веревочные воротники, другие концы веревок были перекинуты через декоративные, но прочные фонарные крюки. Они, конечно, выли и дергались, но силы были явно неравны. А потом выпучивших от ужаса глаза, отчаянно вопящих либерастов аккуратно потянули вверх.

   - Легче, легче, не надо им шейные позвонки ломать, - с неприкрытым отвращением в голосе бросил Ковалев. - Пусть задыхаются, сволочи, медленно и с осознанием собственной глупости.

   Когда правозащитники перестали дергаться, адмирал брезгливо посмотрел на неаппетитное зрелище и спросил:

   - Все сняли?

   - Так точно, - отрапортовал Синицын. - На две камеры.

   - Очень гут, - Ковалев поднял автомат. - Ну что, ромалэ, теперь ваша очередь.

   - Вы же обещали... - по-бабьи охнул один.

   - Я? Я вам ничего не обещал. Я спросил: хотите ли вы жить, и только. В следующий раз следите за тем, что вам говорят. Хотя какой уж там следующий...

   Автомат коротко кашлянул, выпустив в цыган строчку пуль. Впрочем, они умерли безболезненно - Ковалев стрелял в головы. Потом подошел, шевельнул носком ботинка трупы.

   - Ну вот, вроде, и все. Осталось решить, что с этими делать, - адмирал ткнул пальцем в оставшихся пленных, - да Пашу дождаться.

   - А что делать? Перестрелять их, да и все, - бросил склонный к простым решениям Олаф.

   - Да жалко. Хотя... Наверное, всех, кто выше, - Ковалев провел рукой на уровне груди, - стоит...

   Очередь из лучемета ударила по пленным точно на уровне, указанном адмиралом. Ковалев в изумлении поднял брови:

   - Олаф, ну чего ты торопишься? Я хотел сказать перепороть. Вожжами. По задницам. Чтоб сидеть не могли. Хотя, надо признать, - Ковалев, склонив голову к плечу, полюбовался получившейся картиной, - такая икебана тоже заслуживает внимания. В общем и целом, не так уж плохо получилось, стреляешь ты отлично.

   - Прости, командир, - Олаф покаянно склонил голову. - Нервы после этих... ни к черту.

   - Да ладно, попьешь валерьянки - и все пройдет. Я же говорю - ничего страшного, вполне пристойный результат. Только в следующий раз прежде, чем стрелять, сначала послушай, в кого.

   Ковалев направился к уцелевшим цыганам. Точнее, цыганятам - человек двадцать уцелело, в основном, совсем молодняк, хотя было и несколько женщин и даже один взрослый мужчина, раненый в ногу. Все они в момент стрельбы сидели на земле и под огонь лучемета не попали - Ковалева это не радовало и не огорчало, просто со взрослыми разговаривать проще, чем с детьми. При его приближении детвора с воплями ужаса кинулась прочь, но земля прямо перед ними полыхнула - лучеметы суперов ясно указали черту, которую не следует переступать. Цыганята поняли и моментально остановились - понятливый народ, если припугнуть. Впрочем, это было уже непринципиально.

   - Значит так, ублюдки. Чтоб на нашей земле я вас больше не видел. И вообще, убирайтесь-ка из страны куда подальше - очень скоро для всех вас здесь будет неуютно. Все всё поняли?

   Судя по тому, как уцелевшие цыгане быстро-быстро закивали головами, они действительно поняли все. Метод кнута - он всегда эффективнее метода пряника - доказано дрессировщиками прошлого. Правда, кнут лучше чередовать с пряником, но в данном случае это было уже явным излишеством. Ковалев довольно улыбнулся и, щелкнув клавишей рации, вызвал Ланцета:

   - Паш, ты там скоро?

   - Да-да, командир. Еще минут пять...

   В наушниках раздался дикий вопль цыгана, не заглушенный на этот раз расстоянием и стенами. Ковалев живо представил, что там сейчас происходит, но на этот раз рвотных рефлексов не последовало - очевидно, привык. А может быть, просто устал и пресытился сегодняшними впечатлениями, вот чувства и притупились. Неважно, в принципе - главное, результат.

   Ланцет провозился не пять минут, а целых двадцать. Ковалеву уже надоело ходить туда-сюда по двору, пиная камешки и прочий мусор да свирепо поглядывая на ежащихся от страха цыган. Эти нехитрые развлечения приелись ему моментально, впрочем, как и занимающимся тем же Синицыну и Олафу. Однако результат стоил того. Когда Ланцет, волоча за собой обмякшего и дурно пахнущего цыгана, все трое, не сговариваясь, восхищенно присвистнули. Вместо правой руки цыганского барона, чуть пониже локтя, была сплошная выбеленная кость - хоть в учебник по анатомии фотографии вноси. Крови почти не было - все крупные сосуды были аккуратно перехвачены, прочее не менее аккуратно прижжено. Картина мерзкая и ирреальная, особенно с учетом вновь облачившегося в скафандр Ланцета, державшего цыгана за шиворот, как кутенка. По толпе цыган пронесся вопль ужаса, хотя на имперцев особо удручающего впечатления вид изувеченного врага не произвел - видать, зачерствели все-таки, да и морально были готовы.

   - Ну как, командир, работа? - спросил Ланцет, откровенно люуясь на дело рук своих.

   - Неплохо, только медленно очень. Долго возишься, Паш.

   - Так ведь практики нет. Ты бы мне еще пару-тройку человек дал, попрактиковаться.

   Цыгане вновь содрогнулись, причем всей толпой, как-то синхронно у них это получилось. Ковалев развел руками:

   - В следующий раз - сейчас нет времени. Кстати, а что он у тебя такой толстый? Вроде в тот раз был стройнее, да и, судя по запаху, он должен был скорее похудеть.