— Да! Хотелось бы посмотреть их дворец! — сказал Тони. — Интересно, мне удастся заглянуть на их конюшни или нет?

— Ох, Тони! Если мы только поедем туда, то ты должен вести себя как следует, иначе нас никогда больше не пригласят!

Тони лукаво улыбнулся.

Нас приглашают туда только из-за Джерри. Бьюсь об заклад, леди Шелтон уже видит в нем седьмого герцога Чэдвуда и хочет опередить остальных, преподнеся Джерри своим гостям как событие сезона! Как бы то ни было, — беспечно ответил Джеральд, — сегодня вечером я заезжаю за вами в семь часов ровно! Поедем в нашем фамильном ландо!

Оливия опять хотела запротестовать, сославшись на домашние дела, но сама мысль о том, что они приглашены на такой торжественный ужин, и она сможет надеть свое новое вечернее платье, бы такой захватывающей, что она сдалась, самом деле, когда еще представится та возможность, и представится ли вообще? Надо ехать. Девушка знала, мама бы хотела, чтобы она поехала.

— Хорошо, в семь мы будем готовы, — уступила Оливия. А я скажу миссис Бэнкс, чтобы она не приезжала сюда на ужин.

— Но обед она должна приготовить обязательно, — запротестовал Джерри. — Я уже голоден.

Он встал и подошел к буфету, где стояло блюдо с закусками. Тони последовал его примеру. Оливия невольно подумала, что тяжело им всем придется, когда герцог, как говорится, снимет их с довольствия, возвратившись к себе в Чэд. Но тут же она отогнала эти мрачные мысли прочь: будь что будет!

— После завтрака я поеду с вами верхом. Поэтому пойду сейчас наверх и посмотрю, не нужно ли помочь Бесси перевязать герцогу рану!

Она вышла из комнаты, и Джерри обратился к Тони:

— Ему действительно лучше?

Тони и без слов было понятно, кого он имел в виду.

— Да, Хиггинс так говорит, и доктор тоже. Он уже приходит только через день, если мы специально не посылаем за ним.

Джерри вздохнул с сожалением:

— Жаль, я уже вжился в роль хозяина, и мне будет не хватать этих обязанностей, когда Ленокс вернется к: делу!

— Да, ты отлично со всем справляешься! — с энтузиазмом подхватил Тони. — То, что ты сделал, не всякому бы удалось!

— Странно, — продолжил свои размышления Джерри, — что только сейчас я по-настоящему понял, как люблю деревню. Ведь я же вырос в деревне и, оказывается, многое знаю о сельском хозяйстве.

— Да, фермеры довольны тобой! Даже такой строгий судья, как фермер Хэмптон, говорит о тебе с уважением и симпатией!

— Когда я жил в Лондоне, — не слушая его, продолжал погруженный в свои мысли Джерри, — мне казалось, что более всего занятно и интересно провести вечер за игорным столом или потолкаться в какой-нибудь великосветской гостиной, растрачивая время на пустые разговоры.

— А я еще ни разу не был в игорном доме! Когда-нибудь ты там обязательно побываешь, но хочу тебе честно признаться: нет ничего более волнующего и интересного, чем ездить верхом на хорошей лошади, смотреть, как зреет урожай, как растут ягнята, как пасутся коровы, с каждым днем давая все больше и больше молока. И все только потому, что ты правильно управляешь хозяйством, отдаешь разумные и нужные распоряжения. Тони с удивлением слушал Джерри.

— А что ты будешь делать, когда уедешь отсюда?

— Не имею представления. Знаю только одно — Лондон меня больше не манит своими соблазнами.

Прежде чем он успел добавить еще что-то, дверь раскрылась, и вошла Оливия.

— Все хорошо! — проговорила она. Бесси не требуется моя помощь, а мисс Даусон пришла присмотреть за Вэнди. А теперь поехали! Хочу покататься вволю и ни о чем не думать.

— И я тоже! — поддержал ее Джерри. — Пошли! Лошади уже ждут нас!

— Конечно, это так похоже на Джерри, — с благодарностью подумала Оливия. — Только он мог заранее позаботиться, уезжая рано утром из Чэда, чтобы Грэйвз не забыл прислать сюда лошадь для нее.

Оливия признательно улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.

На улице он помог ей сесть в седло.

— Слава богу! — ты хорошо держишься в седле, — заметил он. — Терпеть не могу женщин, которые сидят, боясь пошевелиться от страха, и только все время натягивают поводья, чтобы не упасть!

Оливия рассмеялась и поскакала вперед, обогнав своих спутников.

— Не позволяй его сиятельству шевелиться! Ему нельзя двигаться, — проговорила Бесси, обращаясь к Хиггинсу. — Слава богу, рана уже затянулась. Это просто чудо! Не ровен час, повернется неловко и все начнется сначала!

— Последние три ночи он спал спокойно, — ответил Хиггинс.

Это только благодаря тебе и мисс Оливии все обошлось, когда он метался в бреду и рвал все на себе в клочья!

— Это заслуга мисс Оливии, а не моя! Она нянчила его как дитя, прижимала его голову к груди, студила лоб, убаюкивала его…

— Даже не знаю, что бы мы без нее делали, — продолжала Бесси. — Недаром в селе о ней говорят, как о святой. Не удивлюсь, если они решатся поставить ей памятник!

— И она его заслуживает! — согласился Хиггинс. — Я слышал, что именно она посоветовала мистеру Джеральду, что надо делать.

— Конечно, она! А кому еще пришло бы в голову открыть снова заброшенную шахту или начать ремонт дома священника? А получится хороший дом, правда?

— Лучше бы они поискали достойного человека на это место, — заметил Хиггинс.

Бесси вздохнула.

— Такого, как покойный мистер Лэмбрик, они в целом свете не найдут! Вот уж воистину божий человек был! И служил богу, помогая людям. Пока он был жив, здесь в доме был словно кусочек рая, а когда он умер, жизнь превратилась в сущий ад!

— Неужели все было так плохо?

— Хуже некуда! Мы буквально голодали. И если бы не кролики, все уже давно бы умерли с голоду.

— Будем надеяться, это страшное время больше не повторится, — сочувственно произнес Хиггинс. При этом он с сомнением взглянул на лежавшего хозяина.

— А если только повторится, — резко сказала Бесси, то могу заверить тебя, Хиггинс, что я задушу его сиятельство своими собственными руками!

— Да бог с вами! Вы такого никогда не сделаете, Бесси!

— Не будь столь уверен! — проговорила Бесси зловещим тоном.

Она перевязала раны, опустила рубаху и застегнула ее на груди.

— А теперь, — сказала она, обращаясь к герцогу тоном строгой, но любящей няни, — будьте паинькой и не испортите мою прилежную работу!

— Думаете, он слышит нас?

— Если бы слышал, то поступал бы, как ему велят.

Бесси собрала свою коробку с лекарствами и бинтами и направилась к двери.

— Внизу нас ждет чашка хорошего чая, Хиггинс!

— Да, я иду с вами! С удовольствием выпью!

Хиггинс закрыл за собой дверь, и герцогу было слышно, как они, о чем-то переговариваясь и пересмеиваясь, спускались по лестнице. Он открыл глаза. Да, сегодня, несомненно, его самочувствие было лучше. Он даже собирался поговорить с Хиггинсом, но в этот момент пришла Бесси делать перевязку, а разговаривать сразу с двоими герцогу не хватало сил. Однако, он слышал весь разговор Бесси и Хиггинса, и ему многое стало понятным.

Итак, это была Оливия! Именно она ухаживала за ним долгими бессонными ночами, когда он метался в жару и бреду: поила его, уговаривала, заставляла успокоиться и уснуть. Наверное, то питье, которое она приносила по нескольку раз на день, действовало на него так успокаивающе и благотворно. Последние два или три дня, когда он снова стал осознавать себя, то понял, что его непрестанно поят какими-то напитками. Один по вкусу напоминал мясной бульон. Так это и оказалось. Он расслышал, как Хиггинс шепотом сообщал Джеральду, что его сиятельству дают мясной бульон из самой лучшей телятины, зайчатины и мяса молодых ягнят.

Второй напиток был сладковатый и пах медом. Однажды он услышал, как Оливия, приподняв его голову, обратилась к нему:

— Ну, будьте умницей и выпейте этот отвар из трав. До дна, до дна… вот так, очень хорошо!

Конечно, она и не подозревала, что он ее слышит. Но теперь, восстанавливая в голове долгие дни и ночи беспамятства, герцог начал припоминать, что Оливия постоянно разговаривала с ним, даже тогда, когда он метался в жару. Он вспомнил тонкий запах лаванды, который исходил от ее рук, удерживающих его, баюкающих, кормящих, перевязывающих рану.