Надя подтолкнула по столу карандаш и тетрадь Капитончику. Тот вздохнул и взял — он не умел отказываться. Капитончик был худ и длинен и очень неуклюж. Он никогда и нигде не мог толком разместиться, он мешал себе сам и всем другим рядом. Но он был добрым мальчишкой, и это терпели. Надя мягко сказала ему:

— Ты только не толкайся, а то у меня папка из-за тебя падает… На повестке дня два вопроса… — Надя встала, сдувая со лба давно не стриженный чубчик.

— Толкалин идет… — спокойно сказал Филимонов, — со скрипочкой. Полюбуйтесь!

Леня шагал через двор рядом с Виолеттой Левской. Он шагал, что-то такое ей рассказывая, — у него очки сползли на самый кончик носа, а он не замечал. Виолетта смеялась, и два локончика прыгали над ушами, как пружинки. Виолетта походила на смуглого чертика.

— Леонид! — ужасным голосом сказала Надя. — Мы же тебя ждем!

Леня и не подумал остановиться.

— Толкалин, ты что — глухой?

— Сейчас… — сказал Леня облаку в небе и поправил очки. — Я только помогу Вите донести скрипку.

Надя чуть не вывалилась из беседки.

— Это что еще за телячьи нежности? Сама не донесет?

— Я всегда помогаю ей нести скрипку, — вежливо сказал Леня, — у нее пальцы…

— Ах, пальцы! — изумилась Надя. — А мы и не знали! Толкалин, ты кворум срываешь! А ты, Вита, не строй, пожалуйста, из себя лауреата международного конкурса!

Пружинки подпрыгнули над ушами Виолетты.

— А что мне строить? Я и так лауреат международного детского конкурса в Брюсселе!

Это могло убедить кого угодно, но не Надю. Она сказала сухо:

— Это ничего не значит. Другие тоже лауреаты, но не строят из себя, а ты строишь. Толкалин, иди заседать!

— Все я… — уныло сказал Леня. — И снимай, и записывай, и заседай…

— Снимаешь ты как форум, а заседаешь как кворум, — сказала Надя. — Я бы на твоем месте гордилась, что ты и кворум, и форум. Вон Ларионов чемпион, а у нас он только форум! Отдай скрипку Левской, сама донесет.

— Форум, кворум, борум, норум… — сердито сказала Вита и убежала со своей скрипкой, потому что из окошка ее квартиры кто-то кричал:

— Вита, скорее, тебе Федор Федорович звонит!

А Федор Федорович был Витиным преподавателем.

Леня грустно посмотрел ей вслед, вздохнул, втиснулся между Капитончиком и Филимоновым, обреченно открыл магнитофон и спросил:

— Ну, что я опять должен?

Надя Молча посмотрела на всех по очереди. Потом таинственно похлопала по самой толстой папке.

— У моего бра… у нас, — сказала она, — здесь законспектированы все взлеты и падения чемпионов Олимпийских игр с донашей эры до нашей эры. Не каждый может выдержать испытание славой…

— Интересно, а к чему ты это все? — подозрительно спросил Антон, хмуря широкие брови и трогая пальцем собственный бицепс на правой руке, у него такая была привычка — проверять свои бицепсы, как будто они могли куда-то исчезнуть.

— Я предлагаю… — очень тихо сказала Надя.

— Я предлагаю… зазнать Ларионова! — и оглянулась за беседку на всякий случай, не подслушивает ли кто.

— Это еще зачем? — удивился Антон.

— А затем, что лучше зазнавать его сейчас, — горячо сказала Надя, — пока бацилла славы еще глубоко не пустила корни. Лучше переболеть славой сейчас, чем в будущем! Он сам увидит, что это такое, и тогда уж будет иметь прочный иммунитет против звездной болезни! И еще спасибо нам скажет.

— Ну уж нет, — сердито сказал Филимонов. — Я не позволю вам портить нашего с измала-рекорд-бея! Друг я ему или не друг?

— Не друг! — вскричала Лена. — Не друг, раз не хочешь помочь ему зазнаться! Вот. Кто лучше всех прыгает? Ларионов! Кто надежда нашего дома? Ларионов! А кто, может быть, в двадцать лет станет надеждой нашей страны? Ларионов, может быть…

— Мы должны его сохранить для большого спорта, — заключила Надя. — Толкалин, записывай!

— Записываю, — запоздало сказал Толкалин и записал сам себя. — Вон что придумали… Безумная идея!

— Мы живем в век безумных идей, — отрезала Надя. — Это не я сказала, это Нильс Бор сказал. Что он еще сказал? — спросила она Лену.

Лена с готовностью раскрыла папку.

«Перед нами безумная теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной».

— Ерунда какая-то… — сказал Антон и проверил бицепс на левой руке. — Это тебе не физика, а спорт.

— А в этом что-то есть… — сказал Капитончик. Вот! — обрадовалась Надя. — Вот именно! Мой брат что говорит? Он говорит, что все идеи, и безумные тоже, проходят три этапа: первый — «бред какой-то!» Второй этап — «а в этом что-то есть!» А на третьем этапе все кричат «ура» и говорят, что помогали.

— Ура! — крикнул Леня Толкалин и записал сам себя.

— Да у него на пять лет вперед расписан план атлетическо-аскетических тренировок! — вскочил со скамейки Антон и стал пробираться к выходу. — Я все эти ваши штучки и слушать не хочу!

— А я сегодня ни в какое кино не пойду… — сказала вдруг Лена загадочным голосом и принялась накручивать на палец прядь своих прекрасных русых волос.

— В какое еще кино? — удивилась Надя.

Антон Филимонов остановился. И Надя с отчаянием сказала ему:

— Да ты послушай! Ты думаешь, я просто так? Мы же с Леной изучили все эти Олимпийские игры до нашей эры с семьсот семьдесят шестого года до триста девяносто третьего года нашей эры, а потом, начиная с девятнадцатых Олимпийских игр…

Тут Лена забубнила, уткнувшись в папку:

— …которые возродились в тысяча восемьсот девяносто шестом году в Афинах благодаря усилиям французского барона — педагога Пьера де Кубертена…

— Да, — сказала Надя. — Вот именно. И мы сделали выводы, серьезные, и законспектировали все взлеты и падения чемпионов мира по разным видам спорта…

— От Ромула до наших дней! — изрек лентописец Леня, с удовольствием записывая эти свои слова.

— Ты знаешь, Филимонов, — почти умоляюще сказала Надя, ужасно боясь, что он побежит и все тут же Ларионову расскажет. — Нет, ты не знаешь… А я вдруг выяснила, что многие спортсмены всех народов и разных времен и состояний… это я говорю про физическое состояние, конечно… справлялись и выдерживали любые перегрузки, ну, физически выдерживали… а морально — нет! Слава, знаешь, скольких погубила? И некоторых наших чемпионов, наших, советских рекордсменов не пощадила! Если Ларионов сейчас зазнается…

— Да он уже и зазнался… — простодушно вздохнул Капитончик. — Вчера он со мной свысока разговаривал! Как будто я на первом этаже, а он на двенадцатом. А между прочим, стояли рядом.

— Нет вот, — злорадно подхватила Надя.

— А он вчера со мной совсем не поздоровался…

— А со мной поздоровался, но сквозь зубы…

— Вот-вот, — снова злорадно подхватила Надя, — так у них все и начинается!

— Да я бы на его месте давно уже зазнался… — простодушно вздохнул Капитончик, который, несмотря на самые длинные во дворе ноги, мог бегать, а прыгать — не очень. — Я бы и ждать не стал…

— Вот, — сказала Надя. — Капитончик всегда прав. Мы и не будем ждать. Мы проведем в нашем дворе свои олимпийские игры по прыжкам в высоту с шестом… Лен-топиеец, записывай!

— Да записываю я, — и снова записал самого себя. — Олимпийские это здорово, это я понимаю, а насчет Ларионова — не совсем допонимаю, и зачем записывать — тоже недопонимаю…

— Потому, что это научный опыт, — сказала Надя, — первый такой опыт в истории спорта. А не просто так. Мой брат на эту тему диссертацию пишет. А такого опыта у него нет. А у нас будет! Полезный!

— Полезный? — нерешительно спросил Антон Филимонов, жалобно поглядывая на Лену.

Он уже снова сидел, правда, у входа, правда, на краешке скамейки, но сидел и слушал.

— Конечно, полезный! — оптимистически воскликнула Лена. — И для Ларионова… и вообще… для спорта!

— Еще раз «ура»! — сказал Леня. — По-моему, все ясно, по-моему, надо уже голосовать — чего тут разговоры разводить? У меня через час кружок кинолюбителей на телевиденье, мне это тоже важно…