Из нашей группы сформировали маршевую роту, отправили на танковый завод. Здесь, в цехах, мы проработали около месяца. Занимались сборкой танков под руководством опытных специалистов-инженеров, мастеров, рабочих. Этот месяц на танковом заводе помог нам досконально освоить тридцатьчетверку, узнать ее, как говорится, с азов. Мы работали своим экипажем: башнер (заряжающий) Иван Воробьев из Ленинграда, слесарь с Кировского завода, радист Степан Перенесенко с Украины и я. Оба моих новых товарища — бойцы кадровой службы, фронтовики. Командир машины не был еще назначен.

Вместе с нами трудился на сборке и выпускник танкового училища техник-лейтенант Павел Орешкин. Он тоже получил назначение в маршевую танковую роту, дневал и ночевал на заводе, осваивая все виды ремонтных работ на тридцатьчетверке. Дело в том, что в училище их готовили для другого типа машин и ему пришлось срочно переквалифицироваться. Совсем юный, но очень вдумчивый и энергичный человек, он много преуспел в своей профессии и скоро делом доказал это на фронте. С той поры, пройдя в одной танковой бригаде всю войну, мы и дружим с Павлом Яковлевичем Орешкиным — ныне полковником, профессором военной академии и доктором технических наук.

В декабре 1943 года маршевая рота получила на заводе новые танки. Мы отстрелялись на полигоне, погрузились в эшелон и выехали на запад, к фронту.

От Белой Церкви до Ясс

Эшелон с танками шел из города Горького на фронт очень быстро, днем и ночью. Но уже на Украине движение замедлилось, мы часто и подолгу стояли на полустанках и разъездах. Фашистская авиация ожесточенно бомбила железнодорожные узлы. Правда, эшелон наш ни разу не попал под бомбежку, но следы ее, причем недавние, мы видели на всем пути к Киеву. Железнодорожники Дарницы, например, приняли и отправили наш эшелон дальше в тот момент, когда станция еще горела и на ней шли восстановительные работы.

Во второй половине января 1944 года, миновав Киев, эшелон прибыл в Белую Церковь. На станции нас встретили представители командования 107-й танковой бригады. Она входила в состав 16-го танкового корпуса 2-й танковой армии, часть соединений которой дислоцировались в районе Белой Церкви, в резерве 1-го Украинского Фронта.

С места разгрузки маршевая рота своим ходом двинулась в расположение 107-й бригады. Здесь нас распределили по батальонам. Большая часть вновь прибывших экипажей пополнила роты 3-го батальона. Мы попали во 2-ю роту этого батальона вместе с экипажем, где механиком-водителем был мой друг Федор Головня.

Командир батальона капитан А.Н.Кульбякин обошел строй, осмотрел машины, задал несколько вопросов технику-лейтенанту Орешкину, который уже получил назначение помощником по технической части командира 2-й роты. Предварительное знакомство с комбатом заняло не более 10–15 минут. Он видел, что мы утомлены дорогой, поэтому просто сказал:

— Поговорим потом. А сейчас, — он обернулся к своему помощнику по хозяйственной части, — немедленно в баню. Помоются, накормите поплотнее — и отдыхать.

Хорошего командира старый солдат отличает с первого взгляда, с первых его слов. Хороший командир всегда знает день и час, когда нужно жестко невзирая на трудные обстоятельства с тебя спросить. Однако он же всегда и вовремя о тебе позаботится. Капитан Кульбякин был именно таким командиром, и дальнейшая боевая служба под его началом только утвердила наше первое о нем впечатление.

После бани, обеда и отдыха комбат подробно расспросил каждого новичка: где и в каких частях воевал, имел ли ранения и награды, где семья? Потом нас собрал начальник политотдела бригады подполковник Д.И.Цыган. Я его сразу узнал, он меня тоже. Говорит мне:

— Лихачество — не тот признак, по которому определяется мастер вождения танка. Понятно, товарищ старший сержант?

Отвечаю:

— Понятно!

А товарищи смотрят с недоумением: почему он выговаривает мне за лихачество?..

Еще утром, когда эшелон прибыл в Белую Церковь, встретившие нас на станции офицеры 107-й бригады предложили, чтобы выгрузку танков произвели их механики-водители. Дескать, новички могут и оплошать, повредить новую технику. Нам это показалось обидным, а техник-лейтенант Орешкин даже разгорячился. Он твердо заверил офицеров, что мы сведем танки с платформ как по ниточке. Так оно и вышло. Когда танки уже двигались в город, я увидел в открытый люк подполковника-танкиста. Он стоял на тротуаре, внимательно наблюдал за нами. Захотелось показать ему, что мы, новички, тоже не лыком шиты. На перекрестке я резко, слишком резко развернул машину. Правая гусеница вырвала камень из булыжной мостовой, и он снарядом ударил в забор, проломив его. Подполковник — это был Дмитрий Иосифович Цыган — внушительно погрозил мне пальцем. Об этом случае он сейчас и напомнил.

Беседуя с нами, начальник политотдела рассказал о боевом пути бригады, о Сталинградской битве и Курской дуге, о воинских традициях части и ее героях. Мы поняли: чтобы встать вровень с ветеранами 107-й танковой, нам придется здорово потрудиться. Учеба есть учеба, а война есть война.

Подполковник Цыган рассказал также о наших прямых и непосредственных начальниках. 107-й танковой бригадой командовал полковник Т.П.Абрамов, 16-м танковым корпусом — генерал И.В.Дубовой, 2-й танковой армией — генерал С.И.Богданов.

Командиром нашей машины был назначен лейтенант Семен Алексеевич Погорелов. Ему было около тридцати лет. Немногословный сам, не любил многословия и у других. Едва мы познакомились, он повел меня к танку. Осматривая машину, задавал короткие вопросы. От них меня в конце концов пот прошиб, я понял, что в технике лейтенант Погорелов разбирается отлично — специалисту-ремонтнику не уступит. Уже потом я узнал, что он до войны закончил автодорожный институт.

Боевое крещение в составе 107-й бригады мы приняли в первых числах февраля, когда войска 1-го и 2-го Украинских фронтов окружили корсунь-шевченковскую группировку гитлеровцев. Ночью нас подняли по тревоге, двинули из Белой Церкви на юг, к месту сражения. Этот марш стал серьезным испытанием для молодых механиков-водителей.

Была сильная распутица, дороги развезло, падал густой мокрый снег. На некоторых участках маршрута танки буквально плыли в грязи, полируя ее своим днищем. Моторы от такой нагрузки быстро перегревались. Конечно, опытный механик-водитель и в самой сложной обстановке, непрерывно работая рычагами, успевает следить и за дорогой и за показаниями приборов, однако нам, новичкам, это было трудно. Внимание как бы раздваивалось. Забываешь иногда взглянуть на приборы, а их стрелки ползут к красной черте, к той критической точке, за которой перегрев мотора грозит аварией. Чтобы исключить подобные неприятности, командир роты капитан Карпенко приказал командирам машин каждые пять минут требовать от механиков-водителей доклада о температуре воды и масла, о давлении масла в двигателе. Так нас, молодых, приучали постоянно видеть приборный щиток и тотчас реагировать на его показания.

Марш прошел успешно, в роте не было ни одной аварии. Уже вблизи передовой мы узнали причину столь поспешной переброски бригады. Фашистские танковые дивизии, пытаясь деблокировать корсунь-шевченковский котел, нанесли сильный удар по советским войскам на внешнем фронте окружения. Навстречу противнику в числе других соединений и частей была выдвинута и 107-я танковая бригада.

Ночью, в сильный туман, мы вошли в деревню Петровка и с десантом на броне двинулись далее, к селу Вотылевка. Начался встречный бой — танки против танков. Наш батальон пробился уже на окраину села, но тут получил приказ отойти обратно в Петровку. Отошли, замаскировали машины. Самое время перекусить: поздний ли это ужин, ранний ли завтрак — солдату не до формальностей.

Достал я продукты, вылез из верхнего люка. Гляжу, идет от своей машины Головня. Говорит:

— Сергей, поделись с нами. Есть охота — спасу нет. Спрашиваю:

— А куда свой паек дели?