Цзюньцзы, по сути — тот же маг и медиум, посредник между миром людей и духов, который благодаря своему знанию ритуала способен вступать в контакт с Небом. Абсолютное воплощение цзюньцзы — это сам правитель, который, как мы видели выше, является самым важным медиумом в общении человека и духов.
Для Конфуция цзюньцзы — это, прежде всего, воплощение идеала прошлых эпох, а не просто честный служивый муж современности. И это очень важная черта цзюньцзы — он идеал прошлого, он тот, кто способен осуществить связь эпох, передать импульс мистической мудрости от мудрецов прошлых поколений к современным правителям. И в этом смысле он выполняет ту же посредническую медиативную роль, что и архаические медиумы.
Конфуций постоянно подчеркивает эту обращенность цзюньцзы в прошлое. Еще в молодые годы, когда ему было лишь 29 лет (для Китая это еще даже не возраст зрелости, когда умер видный чиновник из области Чжао Цзы-чан, Конфуций замечает: «Из жизни ушел благодатный человек прошлых эпох!» [13, гл. «Чжао-гун», 49.21б]. Таким образом, для Конфуция цзюньцзы — это маг, обладающий идеалами прошлого и обративший свои умения на проповедь гармонии в государстве своим примером.
Своим присутствием цзюньцзы устанавливает абсолютное равновесие, гармонию и созвучие всех вещей, определяемое термином хэ. Существует еще и тун — «взаимотождественность», или датун — «великая тождественность всего всему», «великое взаимосоответствие», также ведущее к покою в Поднебесной. Однако есть принципиальная разница между хэ и тун, мысль о которой проводил Конфуций. Хэ предусматривает многообразие мира и идей и даже некоторое разномнение, ограниченное, впрочем, определенными и порою очень строгими рамками «соответствия ритуалу». Например, объединение инь и ян дает в конечном счете разнообразие мира, однако инь и ян не тождественны (тун) друг другу.
И все же хэ позволительно лишь «человеку культуры», лишь цзюньцзы. «Мелкий человек» не знает хэ, равно как и недоступно хэ варварам, не подверженным нормам китайской культуры. Культура-вэнь в китайской традиции существует лишь как китайская культура — именно так судило конфуцианство.
Цзюньцзы характеризуется и особо трепетным отношением к родителям и к предкам, не случайно понятие «сыновняя почтительность» превратилось в конфуцианстве в одно из важнейших требований к воспитанию человека. Очевидно, что Конфуций, а за ним и многие конфуцианцы проповедовали не просто уважение к родителям, но необходимость установления особой магической связи с предками, в том числе и с душами давно ушедших. Собственно, забота о родителях является лишь частным случаем культа предков, и именно духи предков дают человеку возможность воспитать в себе жэнь. Интересно одно из замечаний Конфуция на вопрос, почему он отказывает от официальной должности. Наставник в ответ цитирует древний сборник «Шу цзин» («Канон истории»): «Достаточно лишь обладать сыновней почтительностью, и, будучи добрым братом, человек уже может оказывать влияние на правителей» (II, 21). И здесь проступает смысл жизни самого цзюньцзы — не столько служить правителю, сколько найти возможность проявить на практике свое магическое Учение. Но вся драма такого служения заключена в том, что он заранее знает, что во всей своей полноте Учение не может быть претворено в жизнь. «Цзюньцзы идет на службу, дабы выполнить свой долг, а о том, что его Дао неосуществимо, он знает заранее» (XVIII, 7). В этом — возвышенная трагедия посвященного мужа древнего Китая, с которым ассоциировал себя и Конфуций: он не может не служить, не применять своих знаний на практике, отчетливо понимая, что служит недостойным и неблагодарным, безотзывчивым на Учение.
«Лунь юй»: благородный муж
I, 8
Учитель сказал:
— Если благородный муж не солиден видом, он не будет пользоваться авторитетом, и его ученость тогда не прочна. Он стремится к верности и искренности; не дружит с теми, кто ему не ровня и не боится исправлять ошибки.
I, 15
Цзы Гун спросил:
— Что Вы скажете, если человек беден, но не льстив? Или про того, кто богат, но не заносчив? Учитель ответил:
— Неплохо! Все же его не сравнить с бедным, но испытывающим радость [от того, что обрел Путь-Дао], или с богатым, но любящим Ритуал.
Цзы Гун спросил:
— Не об этом ли говорится в «[Каноне] песнопений»:
[Изделие из слоновой кости] сначала вырезают, а затем шлифуют. [Изделие из яшмы] вначале гранят, а затем полируют?
Учитель ответил:
— Цы! С тобой наконец-то можно говорить о «Каноне песнопений»! Когда говорю о прошлом, ты уже знаешь, что последует в будущем.
II, 13
Цзы Гун спросил каков должен быть достойный муж.
Учитель ответил:
— Сперва исполняет задуманное, и лишь потом об этом говорит.
II, 14
Учитель сказал:
— Благородный муж объединяет людей, не будучи пристрастным к ним; малень—кий же человек пристрастен к людям и посему и не способен их объединить.
III, 7
Учитель сказал:
— Благородный муж ни в чем не соперничает. И если необходимо, то только в стрельбе из лука! Вежливо уступая дорогу, он с приветствиями поднимается на помост для стрельбы, а когда сходит, то выпивает чарку вина. Такое соперниче—ство — для благородных мужей!
IV, 11
Учитель сказал:
— Благородный муж думает о добродетели, а низкий — о спокой—ствии; благородный муж боится закона, а низкий — жаждет корысти.
IV, 16
Учитель сказал:
— Мысли благородного мужа — только о справедливости, мысли маленького человека — лишь о выгоде.
IV, 24
Учитель сказал:
— Благородный муж медлителен в словах, но скор в делах.
IV, 27
Учитель сказал:
— Благородный муж, обладая обширными познаниями в культуре (вэнь), если будет к тому же постоянно сдерживать себя Правилами, не уклонится от истины
VI, 26
Цзай Во спросил:
— Если человеколюбивому скажут: «В колодец упал человеколюбивый», бросаться ли ему вслед за ним?
Кун-цзы ответил:
— Зачем же ему это делать? Благородный муж может отправиться к колодцу спасать упавшего, но бросаться тотчас в колодец не стоит. Ведь его могут обмануть, и нельзя, чтобы он оказался обманутым.
VIII, 6
Цзэн-цзы сказал:
— Тот, кому можно поручить воспитание юного принца ростом всего в шесть чи, кому можно доверить управление царством размером в сто ли, кто не дрогнет в чрезвычайной ситуации — не благородный ли это муж? Да, это благородный муж.
Шесть чи = 138 см. Речь идет о юном отроке.
VIII, 7
Цзэн-цзы сказал:
— Не бывает ученого мужа без широты ума и твердости духа. Его ноша — человеколюбие, так разве не тяжела она? Только смерть прерывает его путь — разве это не дальний путь?
IX, 14
Учитель хотел удалиться к восточ—ным варварам.
Кто-то сказал:
— Как можно? Ведь там грубые нравы!
Учитель ответил: