— Она лишь обратила на нас его внимание. Но в целом, должен сказать, он верил в то, что мы способны возродиться и расшириться. В этом отношении он оказался абсолютно прав.

— Почему он перевел свою долю на имя жены, вы знаете?

— Не знаю, но могу предположить. Его здоровье внушало опасения. Он… был преданным мужем. Возможно, он также думал о налоге на наследство.

— Понимаю.

— Здесь так жарко, — заметил Маршант, расстегивая пальто.

Фокс помог ему раздеться. Маршант уселся, элегантно положив ногу на ногу.

Открылась дверь, и вошел доктор Харкнесс. Кивнув Аллейну, он сказал:

— Ему лучше, но на сегодня достаточно.

— Кто с ним?

— Старая нянька. Они его устроили в кабинете. Имейте в виду, больше никаких визитов.

— Хорошо.

Доктор Харкнесс тяжело уселся на диван, а Аллейн опять повернулся к Маршанту:

— Обладая, как вы сказали, контрольным пакетом акций, она имела возможность при случае расквитаться с любым из тех, кого Правление нанимало для работы в театре?

Маршант опустил глаза.

— Боюсь, я не совсем вас понял, — сказал он.

— Никто не отрицает, что она была женщиной с тяжелым характером. Например, только сегодня, как мне рассказывали, она позволила себе весьма грубую выходку. В оранжерее.

Напряжение его слушателей достигло такой степени, что, казалось, воздух звенит, как туго натянутая тетива лука. Все молчали…

— Когда ей казалось, что к тому был повод, — сдержанно продолжал Маршант, — она могла устроить скандал.

— И сегодня она сочла, что у нее был такой повод?

— Совершенно верно.

— Предположим, что в качестве аргумента в ссоре она настаивала бы на разрыве чьих-либо давнишних связей с Правлением. Как бы вы в таком случае поступили?

— Боюсь, я опять вас не понял.

— Хорошо. Скажу напрямик. Если бы она потребовала, чтобы вы не возобновляли контракта с мистером Гантри, или мистером Сарасеном, или мисс Кавендиш, вам пришлось бы подчиниться ее требованиям?

— Я постарался бы ее уговорить и подождал бы, пока она остынет.

— А в случае, если бы она продолжала настаивать? — Аллейн помедлил, а потом рискнул: — Сегодня как раз она и поставила такой ультиматум.

— Вот! — вдруг закричал, подскочив, Берти. — Я вам говорил! Кто-то проболтался, а мы теперь будем расплачиваться. Я же предупреждал, что надо было с самого начала рассказать все самим. Надо было оставаться искренними и все рассказать. Теперь видите, что я был прав?

— Ради бога! Попридержи язык, Берти, — вмешался Гантри.

— А что толку от того, что мы будем держать язык за зубами? — продолжал Сарасен, показывая на Уорэндера. — Среди нас посторонний, который все и выложил. Держу пари, Тимми. На что хочешь.

— Что за галиматья, — воскликнул Уорэндер. — Не понимаю, о чем вы говорите, Сарасен?

— Не понимает! Это ведь вы все рассказали этому инспектору, или начальнику, или великой шишке, кто он там есть! Все ему рассказали.

— Совсем наоборот, — заметил Гантри. — Это ты ему сам все рассказал. Дурак ты, Берти.

— Но почему, ради бога, не можем мы признаться в том, что не умеем увиливать и выкручиваться, — воскликнула Рози, чей гнев уже дошел до высшей точки. — Я признаюсь! Признаюсь открыто и без какого-либо ущерба для всех вас, если вы этого так боитесь. Послушайте, мистер Аллейн, что произошло со мной в оранжерее. Мэри обвинила меня в заговоре против нее. И заявила Монти, что Правление должно выбирать: или она, или я. Только так. И уверяю вас, если бы до этого дошло, то вне всяких сомнений, осталась бы она. Ты сам знаешь, Монти, что Мэри была звездой. Ее имя и в билетной кассе, и в Правлении значило куда больше, чем мое. И если бы она захотела, она вполне могла расправиться со мной. Но даже из-за этого я бы не смогла ее убить, как не смогу заменить ее в глазах той публики, которая ходила только на нее. Ну а если актриса признается в таких вещах, то поверьте, мистер Аллейн, она и во всем остальном говорит начистоту.

— Если вы и на сцене так же искренни, мисс Кавендиш, — сказал Аллейн, — вам нечего бояться расправы. Кто-нибудь хочет добавить? — обратился он к потрясенным слушателям.

— Только одно, — проговорил после паузы Ричард. — Я хочу подтвердить все, что сказала Рози и добавить, что тоже зависел от Мэри. Пожалуй, даже больше, чем Рози.

— Дикки, дорогой, — ласково проговорила Рози. — Подумай, как будет теперь. Ты можешь предложить любую комедию на свободный рынок; и все дирекции театров передерутся из-за нее, как голодные волки.

— Без Мэри? — спросил Маршант, ни к кому в особенности не обращаясь.

— Это правда, — проговорил Ричард, — я ведь писал специально для Мэри.

— Ну, не всегда, — заметил Гантри. — И совершенно нет причин, чтобы не начать писать для кого-нибудь другого. — Он повернулся к Анелиде и обезоруживающе улыбнулся.

— А действительно, почему бы и нет! — воскликнула Рози, похлопав девушку по руке.

— Это уже совсем другая история, — сказал Ричард, обнимая Анелиду. — Правда, дорогая?

Анелиду охватило чувство невольной благодарности к этим людям, и она подумала: «Все-таки мы одной крови, и я хотела бы быть рядом с ними всю жизнь».

— Все же факт остается фактом, — обратился к Аллейну Гантри, — что и Берти, и Рози, и Ричард со смертью Мэри могут очень многое потерять. Не забывайте об этом!

— Силы небесные! — воскликнул Берти. — Какие мы вдруг все стали великодушные и благородные! Все друг друга обожают! Один за всех и все за одного! Так, кажется, говорят?

— В этом случае, — заметил Аллейн, — вполне могли бы сказать именно так. — Он повернулся к Маршанту и спросил: — Вы подтверждаете, что мисс Беллами выдвинула ультиматум каждому из присутствовавших в оранжерее, за исключением мужа, вас и полковника Уорэндера?

— Могу ли я это подтвердить? — небрежно переспросил Маршант. — Пожалуй, да. Могу.

— И если бы пришлось действительно выбирать между ней и остальными, вы могли бы сделать этот выбор?

— Более или менее, — пробормотал он, изучая ногти.

Во весь свой громадный рост поднялся Гантри и склонился над сидящим Маршантом.

— Будет весьма мило с твоей стороны, — произнес он угрожающе, — если ты, Монти, признаешь, что мне, по крайней мере, безработица не грозила бы. Это я выбираю себе Правление, а не они меня.

— Никто и не ставит под сомнение твой престиж, Тимми. И уж, конечно, не я.

— Надеюсь, и мой тоже? — шутливо спросил Берти. — Какие только предложения я не отвергал ради нашего Правления! Впрочем, вот что я хочу сказать. Признайся, Монти, мой дорогой, если бы Мэри заставила тебя разорвать контракт с Дикки, Тимми, Рози и мной, вы бы сами себе вырыли яму.

— Я не тот человек, которого можно заставить, — ответил Маршант. — Я так легко не сдаюсь.

— Не тот, — согласился Берти. — Это мы знаем.

Последовало глубокое молчание, а потом Берти скованно добавил:

— Буду очень обязан, если вы в простом, ничего не значащем замечании не будете выискивать всякие ужасы.

— Заодно и во всех остальных ваших замечаниях, — заметил Уорэндер.

— Что за язвительный полковник у нас тут сидит! — отпарировал Берти.

Маршант открыл портсигар.

— Кажется, — проронил он, — я вынужден обратить ваше внимание, что в отличие от вас всех я не знаю обстоятельств дела. После смерти Мэри я покинул дом по просьбе, — он взял сигарету и поискал глазами Фокса, — да, по просьбе этого джентльмена, который сообщил мне лишь, что произошел несчастный случай со смертельным исходом. Все время, пока Мэри отсутствовала, и до момента, когда появилась Флоренс, я был на глазах у гостей и тех из вас, кто не выходил из гостиной. Полагаю, что на главную роль в этом деле я не подхожу, — он закурил. — Или я ошибаюсь? — спросил он Аллейна.

— Дело оборачивается таким образом, Монти, — вмешался Гантри, — что ты полностью заблуждаешься. Оказывается, все было подстроено еще до прихода Мэри к себе.

Маршант помолчал немного, а затем сказал: