Если уже опубликованные английским кабинетом депеши адмирала Дандаса доказали тот факт, что никаких злоупотреблений парламентерским флагом со стороны офицеров или экипажа откомандированной «Казаком» лодки, которые могли бы дать повод для русского злодеяния у Гангэ, допущено не было, то рассказ «Русского инвалида»[188] не оставляет на этот счет никакого сомнения. Русские, очевидно, не подозревали, что один матрос, по имени Джон Браун, вернется оттуда живым и сможет дать против них свидетельское показание. «Инвалид», следовательно, счел излишним обвинять английскую лодку в шпионаже, промерах морских глубин и т. д., а сфабриковал свою историю наспех, убежденный вместе с аббатом Сиейесом, что «мертвые не говорят». Это дело обсуждалось вчера в палате лордов. Мы, однако, не можем согласиться с утверждением «Times», что «этот по привычке и из принципа всегда такой холодно-корректный сенат» на этот раз не мог удержаться от искренних проявлений страстного негодования. Мы наблюдали аффектированное возмущение на словах, а на деле — нежную заботу о «русской чести» и трусливую боязнь мщения нации. Торийский министр иностранных дел, граф Малмсбери, поднялся, изложил вкратце сущность дела и затем воскликнул:

«Я перебрал в памяти всю английскую историю и не мог найти примера подобной жестокости. Какие же меры правительство намерено принять при таких обстоятельствах? Для каждого офицера и каждой армии в Европе исключительно важно, чтобы этот случаи был основательно расследован, а исполнители этого преступления понесли бы заслуженное наказание».

Кларендон, министр иностранных дел вигов, заявил, что он разделяет «возмущение» своих коллег. Этот настолько ужасный и ни с чем не сравнимый акт насилия так противоречит методам и обычаям цивилизованных наций, что приходится предположить, что исполнители его не могли действовать но приказу или с разрешения своих начальников. Возможно, что командир 500 русских не был commissioned officier [офицером, имевшим патент на офицерский чин. Ред.] (все английские офицеры до чина лейтенанта включительно имеют commission [патент. Ред.], но сержанты и унтер-офицеры его не получают). Вполне вероятно поэтому, что русское правительство не одобряет этого акта. Ввиду этого он поручил английскому послу в Копенгагене сделать через датского посланника в Петербурге представление русскому правительству в том смысле, что английское правительство с большим нетерпением ожидает услышать о том, какие шаги предприняло или намерено предпринять русское правительство, чтобы выразить свое отношение к акту, который не вызвал бы, может быть, никакого удивления, случись это на каком-нибудь диком острове Тихого океана, но которого нельзя было ожидать в цивилизованной Европе; этот акт, если виновники его не будут строго и соответствующим образом наказаны русским правительством, потребует самых суровых репрессалий. Английский кабинет, — закончил Кларендон, — ожидает заявления со стороны России, чтобы в соответствии с этим предпринять дальнейшие шаги.

Лорд Колчестер полагает, что

«в каждом подобном случае обязанностью командующего было связаться непосредственно с теми более высокими русскими инстанциями, до которых он мог бы добраться при помощи парламентера с белым флагом, изложить обстоятельства дела и потребовать осуждения этого злодеяния».

Лорд Малмсбери вторично берет слово и заявляет, что он в общем согласен с действиями правительства, но содрогнулся, когда услышал от Кларендона слово «репрессалии». Англия не может, в свою очередь, действовать но методу русских.

Необходимо русского царя наказать морально, побудить все европейские дворы к тому, чтобы они направили протесты в адрес петербургского двора и таким образом вынесли России международный приговор. Все, что будет носить характер «мести», лишь усилит общественное «отвращение». Номинальный председатель английского кабинета граф Гранвилл с жадностью подхватывает слова тори и по-христиански умоляет: «Никакого возмездия!»

О чем же говорят эти, как выражается «Times», проявления страстного негодования в палате лордов? Тори, полный нравственного возмущения, делает запрос. Виг, возмущаясь еще сильнее, сам в то же время подсказывает русскому правительству оправдательные причины и указывает ему выход: дезавуировать и принести в жертву какого-либо младшего офицера. Он прикрывает свое отступление, бормоча о «возможных» репрессалиях. Лорд Колчестер хочет наказать русских за их злодейское нападение на парламентеров с белым флагом тем, что посылает к ним другого парламентера с белым флагом. Тогда снова выступает тори и от репрессалий апеллирует к морали. Виг, обрадовавшись возможности отказаться от репрессалий, пусть даже только возможных, вторит ему: «No retaliation!» [ «никакого возмездия!» Ред.]. Сплошная комедия! Палата лордов встает между возмущением народа и Россией, чтобы прикрыть Россию. Единственный пэр, вышедший из своей роли, был Брум. «Если когда-либо страна взывала к крови, — сказал он, — так это сейчас». Что касается английской чувствительности в отношении «репрессалий», «jus talionis» [ «права возмездия». Ред.], то лорд Малмсбери, роясь в английской истории, видимо, просмотрел ее ирландские, индийские и североамериканские страницы! Когда еще английская олигархия была так сентиментальна, как в отношении к России?

Из доклада комиссии Робака, прочитанного в палате, странным образом исчез заключительный параграф — параграф, который предложил Робак и который в результате голосования был принят комиссией. В этом параграфе говорилось:

«Все, что было задумано и предпринято без должного знания обстановки, осуществлялось без достаточной предусмотрительности и предосторожности. Подобный образ действия правительства являлся первой и главной причиной всех бедствий, которые постигли нашу армию в Крыму».

Написано К. Марксом 22 июня 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» №№ 289 и 290, 25 и 26 июня 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке полностью публикуется впервые

К. МАРКС

НЕУДАЧА 18 ИЮНЯ. — ПОДКРЕПЛЕНИЯ

Лондон, 23 июня. Годовщина сражения при Ватерлоо[189] — 18 июня — праздновалась на сей раз, разумеется, не в Лондоне. Эту дату предполагалось отметить в Крыму победой, одержанной не над французами, а совместно с французами. Событие это казалось тем более пикантным, что Раглан, famulus [прислужник. Ред.] Веллингтона, осуществлял командование, так или иначе подчиняясь приказам одного из генералов Наполеона III. Заголовок сообщения был уже заготовлен, подвело лишь событие, которое это сообщение должно было увековечить. В истории реставрированной империи нельзя не признать того рокового пристрастия, с каким стараются снова оживить великие даты Empire [Империи. Ред.], подтверждая успехи и отрицая неудачи посредством второго, исправленного издания. Это славное воскрешение наполеоновских дат, до сих пор удававшееся в боях против республики, терпит крах в боях с внешним врагом. A empire без побед Empire напоминает такую обработку шекспировского Гамлета, в которой не хватает не только меланхолии датского принца, но и самого датского принца[190]. На 2 декабря 1854 г. из Парижа был заказан большой военный подвиг в Крыму. Подвиг не был совершен из-за обильных дождей и недостатка боевых припасов. 18 июня 1855 г. под Севастополем предполагалось разыграть сражение при Ватерлоо в исправленном издании и с другим исходом. Вместо этого происходит первое серьезное поражение французско-английской армии.

Лондон мрачен, ценные бумаги упали, и Пальмерстон за один день снова потерял то, что он в течение месяцев обеспечивал путем весьма ловкой тактики. Поражение было нанесено 18 июня; телеграммы о нем стали известны лишь 22 июня. В прошлый четверг официальная газета «Globe»[191]заявила по указанию Пальмерстона: «ничего серьезного не произошло». В тот же день на вечернем заседании палаты общин Пальмерстон торжественно подтвердил это заверение. А теперь установлено, что телеграмму он получил еще в среду 20 июня, в 4 часа пополудни. «Leader» утверждает, что задержка объясняется настоятельным требованием из Парижа, где неудача на поле сражения была превращена в удачу на бирже. Как бы то ни было, но cockney [кокни (лондонские обыватели). Ред.] серьезно злятся на Пальмерстона. Быть побитым — уже само по себе достаточно плохо. Но оказаться благодаря хитрости министров участником смехотворных оваций в честь взятия Севастополя в театрах Друри-Лейн и Ковент-Гарден — this is too bad,sir! [это уж слишком, сэр! Ред.]