Изменить стиль страницы

Тем не менее все надежды возлагались на проведенный недавно артиллерийский обстрел. Это являлось главным оправданием всякого промедления и бездействия. Хотя трудно сказать, что ожидалось от этого великого события — от батарей, которые находились на расстоянии 600—1000 ярдов от своих целей, — все же огонь, наконец, был открыт. В первые два-три дня из каждой пушки производилось 150 выстрелов, затем 120, затем 80, 50 и, наконец, 30 выстрелов; после этого бомбардировка была прекращена. Результат оказался едва заметным, если не считать пришедших в негодность пушек и опустевших артиллерийских складов союзников. Пять дней максимально мощной бомбардировки причинили бы русским больший ущерб и дали бы союзникам больше шансов на успех, чем пятнадцать дней артиллерийского обстрела, начатого с огромной силой, но сразу же ослабленного. Но разве союзники при отсутствии боевых припасов и с вышедшими из строя пушками смогли бы использовать эти благоприятные возможности? Не больше, чем теперь; в то же время русские с ослаблением огня и после того, как на них перестали сыпаться градом 50000 снарядов в день, как было в течение первых пяти дней, находятся теперь в значительно лучшем положении, чем это могло быть. Увеличение продолжительности бомбардировки за счет ослабления ее интенсивности является таким крупным и необъяснимым отступлением от всех военных правил, что причиной этого несомненно были соображения политического характера. Когда первые два дня артиллерийского обстрела обманули надежды союзников, необходимость поддерживать видимость канонады во время работы Венской конференции заставила их бесцельно расходовать боевые припасы.

Бомбардировка прекращается, заседания Венской конференции прерываются, устанавливается телеграфная связь. Картина сразу меняется. Из Парижа следуют приказы действовать быстро и решительно. От прежнего метода атаки отказываются; бесплодный грохот артиллерии уступает место частичным штурмам, захвату позиций посредством минных взрывов, перестрелкам и штыковым схваткам. Впереди заняты новые пункты и удержаны, несмотря на первую вылазку осажденных. Но это не достижение, если не будет признано возможным соорудить батареи на близком от линии русских расстоянии и лишить их возможности дальше оставаться на этих линиях. Передовые позиции нельзя удержать, не неся ежедневно больших потерь, не выдерживая регулярно схваток, приносящих сомнительный переменный успех. Допустим даже, что такие батареи второй и третьей параллели будут сооружены и что для их сооружения с самого начала требовалось выбить русских из стрелковых окопов — сколько же пройдет времени, пока эти новые батареи будут обеспечены достаточным количеством орудий, чтобы с успехом отвечать на огонь русских, который, как показали две последние бомбардировки, не уступает по своей силе огню союзников? Чем ближе к укреплениям противника расположены батареи, тем сокрушительнее перекрестный огонь, который может быть на них сосредоточен, и тем ограниченнее становится пространство для размещения пушек; другими словами: тем больше уравновешивается сила огня наступления и сила огня обороны, если только последний до этого не был подавлен огнем более отдаленных батарей, чего в данном случае не было.

Каким же образом русским удавалось так успешно противостоять атакам союзников? Во-первых, благодаря ошибкам и колебаниям самих союзников; во-вторых, благодаря храбрости гарнизона и искусству начальника инженерной службы, полковника Тотлебена; в-третьих, благодаря естественной прочности самой позиции. Ибо следует признать, что позиция действительно на редкость прочная. По тем плохим картам, которые до самого последнего времени только и были доступны, Севастополь расположен внизу на склоне, и над ним с тыла господствуют высоты; но как показывают новые и лучшие карты, город расположен на нескольких обособленных холмах округлой формы, отделенных от плато оврагами; эти холмы фактически в одинаковой степени господствуют как над городом, так и над плато. Такой характер местности, пожалуй, вполне объясняет, почему союзники не решились на штурм крепости в сентябре прошлого года; по-видимому, на союзных генералов это так сильно подействовало, что они даже не попытались заставить врага показать, какими силами он располагает для обороны. Русский инженер с максимальной выгодой использовал эти преимущества местности. На всех склонах Севастополя, обращенных к плоскогорью, сооружено по два и даже по три ряда батарей, расположенных один над другим, что удвоило и утроило силу обороны. Подобного рода батареи сооружались и при укреплении других городов (например, на склоне Мон-Валерьен в Париже), но вообще инженеры их не одобряют и прозвали ловушками. Они действительно представляют собой крупную мишень для осаждающих; снаряд в случае промаха попадает в батарею, расположенную ниже или выше той, в которую целились, и таким образом оборона всегда будет нести большие потери. Но там, где крепость даже не окружена, как Севастополь, такой ущерб ничего не стоит по сравнению с той огромной силой, которую эти батареи придают огню обороны. Мы полагаем, что после этой осады Севастополя нареканий по поводу таких ловушек будет очень мало. При обороне первоклассных крепостей, в которых имеется большое количество военных материалов и которые трудно обложить, они могут быть очень выгодно использованы, если этому благоприятствует местность. Кроме подобного рода ловушек русские и в другом отношении отошли от установившейся инженерной практики. При старой системе бастионных укреплений было бы недостаточно иметь пятнадцать или даже семнадцать бастионов вокруг крепости: они плохо обеспечили бы ее оборону. Вместо этого теперь имеется лишь шесть бастионов на выступающих вперед высотах, и при этом соединяющие их куртины образуют такую ломаную линию, которая дает возможность открыть фланговый огонь независимо от огня самих бастионов, тогда как тяжелые орудия, установленные на выступах этой линии, простреливают всю местность впереди. На этих куртинах, почти на всем их протяжении, установлены пушки, что опять-таки является новшеством, ибо при обычных бастионных укреплениях куртины бывают вооружены одним-двумя орудиями только для специальных целей, а вся огневая оборона возлагается на бастионы и люнеты. И без дальнейших технических подробностей из вышесказанного видно, что русские максимально использовали свои средства и что если даже союзникам удастся овладеть Мачтовым бастионом или бастионом на Малаховом кургане, они несомненно натолкнутся на вторую и третью оборонительные линии, для преодоления которых им придется пустить в ход все свое уменье и сообразительность.

Написано Ф. Энгельсом около 8 мая 1855 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4401, 28 мая 1855 г. в качестве передовой и в «Neue Oder-Zeitung» № 217, 11 мая 1855 г.

Печатается по тексту газеты «New-York Daily Tribune», сверенному с текстом «Neue Oder-Zeitung»

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые