Не всегда, правда, охота бывала удачной. Помнится, когда отец впервые взял в середине 60-х годов сына Александра (тогда еще студента) на утиную охоту под Рязань, на старицу Оки, всем не очень-то повезло. Тогда же был и старший сын Геннадий, в то время офицер-десантник. К сожалению, приехали охотники на место только на второй день после открытия осенней охоты на водоплавающую. Дичь к тому времени распугали другие многочисленные охотники и, как вынужден был признать Батя вечером у костра, «утки летали выше всех, дальше всех и быстрее всех». Только Геннадий изловчился добыть бекаса, на микроскопически маленькую ощипанную тушку которого нельзя было смотреть без слез, и старую крякву, разгрызть которую можно было только под страхом голодной смерти. Но, главное, — процесс… А как отец учил Александра маскироваться! «Тебя никто не должен видеть и слышать, а ты должен видеть и слышать всех и все, — напутствовал он его, — маскируйся, через 10 минут я проверю». Оглядевшись вокруг, юный охотник заметил в метрах ста несколько стогов сена 3–4 метра высотой. Поскольку ничего более подходящего поблизости не было, он забрался на ближайший из них и там присыпал себя сеном. Вскоре показался Батя. Поискав сына, он остановился как раз под «его» стогом и громко стал окликать, недоуменно оглядываясь по сторонам. Тогда Александр тихонько отозвался. Для отца это оказалось очень неожиданным, он только и промолвил: «Ишь, разведчик, замаскировался, думает, что его никто не видит». После этого, пожелав «ни пуха, ни пера», он ушел. Постепенно смеркалось. Пару раз Александр выстрелил по каким-то быстро проносящимся в воздухе теням… Почти в темноте шел он на зов охотников, уже сидящих у костра. Какое же это было наслаждение отдохнуть у костра в обществе бывалых охотников, к тому же объединенных неудачной охотой. Конечно, сразу возобновились прерванные появлением сына Командующего охотничьи рассказы, где быль обильно переплеталась с выдумкой. Но, главное, все испытывали теплое чувство товарищества, сплачивающее людей, сведенных вместе всепоглощающей страстью к охоте, к прекрасной нашей среднерусской природе.
Сыну Александру посчастливилось быть с отцом на охоте еще трижды и все в Литве. Было это в 1979–1981 годах. К тому времени он уже сам стал офицером-десантником, совершил около 150 парашютных прыжков, трижды десантировался внутри и совместно с боевой машины десанта БМД-1. Прыжки не пошли на пользу его здоровья, он вынужден был уйти из ВДВ. Все три раза предстояла охота на кабанов, и Александр беспокоился, не подведут ли его мои позвонки. Но все прошло великолепно — охотников поставили на «номера», где они и ожидали зверя.
Притаившись под елочкой, офицер Маргелов наблюдал, как прямо перед ним выскочила рыжая лиса и замерла, вглядываясь в его сторону. Боясь испортить кабанью охоту, он ей тихо, но выразительно предложил убираться подобру-поздорову. Она обиженно покрутила хвостом, как бы говоря, «не хочешь моего хвоста и не надо», и медленно ушла в лес. Вскоре на «злитных номерах» послышались выстрелы. Александр насторожился. Вдруг видит — два кабана — большой и маленький. Первым выстрелом, пулей, сразил он большого, вторым — маленького, килограмм на 30, картечью. Большой кабан оказался свиньей килограмм на 100, и пришлось ее добить из отцовского пистолета, который тот, как предчувствовал, дал именно сыну «добивать подранка».
Два других раза также были для Александра удачными — по два кабана за охоту. Отцу же с кабанами не везло, может, сказывалось, что он много тогда курил, да и возраст у него был уже за 70 лет. Однако же, возвращаясь на базу, все вдруг услышали в перелеске, где шел Батя, выстрел. Этим выстрелом отец сбил невесть откуда выпрыгнувшего на свою беду зайца. Вот вам и возраст!
Можно уверенно сказать, что Василий Филиппович всегда добывал зверя в честном бою. Никогда не охотился с вышки или с вертолета, единоборство было безусловное — побеждала выдержка, смекалка, умение маскироваться, физическая выносливость. Этим качествам настоящего воина, настоящего разведчика учил Батя своих «сынов»-десантников, вкладывая в это свою душу и не жалея ни времени своего, ни здоровья. За то и любят батю в ЕГО ВОЙСКАХ, даже те, кто знает его только по рассказам. А это и есть СОЛДАТСКАЯ СЛАВА!
Глава 15
Легенды и анекдоты о командующем
Командующий Маргелов любил свои войска, любил и лелеял своих десантников во всех званиях, исходя из его, порой суровых, отцовских принципов. Но больше всех любил Маргелов солдата, простого труженика. «Победу кует именно он, солдат, говорил Василий Филиппович, — и чем лучше мы его подготовим, тем с меньшими потерями и с большим уроном для противника победим». Командующий всегда шел к солдатам — в казарму, столовую, на полигон, посещал их в госпиталях, запросто разговаривал с ними вне строя. Он верил в солдата, за их промахи ругал офицеров, которые плохо подготовили подчиненных. И солдаты отвечали преданностью и любовью к своим войскам. О Бате слагали легенды, сочиняли анекдоты, что нисколько не умаляло его авторитета, поелику рассказывалось все это как о самом близком человеке, с почтением и восхищением за его неординарность и, в то же время, простоту в обращении с людьми.
Приезд Командующего в войска всегда был праздником, к этому событию готовились особенно тщательно. Любой десантник, умеющий метко стрелять, водить БМД, смело и грамотно совершать прыжки с парашютом, знающий оружие врага и другие десантные премудрости, в общем, любой настоящий воин знал, что у него появился дополнительный шанс отличиться перед Дядей Васей, а достойная награда из его рук не заставит себя ждать.
Обладая великолепным чувством юмора, генерал Маргелов даже во время серьезного разговора мог ввернуть «соленое» словечко или рассказать анекдот. С удовольствием слушал десантные байки о себе, заразительно смеясь при этом. Правда, если при этом очень перегибали палку, говорил, что это уж слишком. Известно, легенды и анекдоты носят собирательный характер, так что во всех таких народных произведениях всегда есть хоть капля правды.
Авторы предупреждают: далее приводится лишь небольшая часть того, что существует и рассказывается в войсках и на «гражданке»!
Как-то (в 70-х годах) Командующий Маргелов В.Ф. летел в очередную командировку в Псков в «родную» Черниговскую воздушно-десантную дивизию. С ним на борту самолета Ан-26 находились офицеры Управления ВДВ. Примерно через час полета на высоте около трех тысяч метров в самолете распахнулась дверь. Волна холодного воздуха ворвалась в салон, мгновенно очистив воздух от дыма папирос.
Каждый, кто слышал о подобных ситуациях, хорошо знает, что они заканчиваются весьма печально. Генералу Маргелову за время службы в десантных войсках не раз приходилось разбираться с подобными «ЧП». Однако он не потерял самообладания, хотя некоторые офицеры находились в состоянии близком к панике.
— Братцы, — обратился к спутникам Маргелов. — если уж и суждено нам погибнуть, то встретим «костлявую» с достоинством, как положено настоящим десантникам. Предлагаю принять по сто «боевых» и спеть мою любимую песню «Варяг».
Офицеры одобрительно загудели, забыв на какое-то время о грозящей им смертельной опасности, а принятые немедленно сто грамм, предложенные Командующим, подняли их боевой дух и придали уверенности в благополучном исходе.
Вышедший через пару минут из кабины пилота штурман с удовлетворением отметил про себя, что паники на борту нет, а песня о легендарном крейсере полностью захватила сопровождавших Командующего офицеров. Штурман проникся важностью момента и, приложив неимоверные усилия, сумел таки сделать невозможное и заблокировал непокорную дверь.
Полет завершился благополучно. Приземлившийся на военном аэродроме самолет встречали офицеры дивизии и машины «скорой помощи». Поздоровавшись с встречающими, Командующий спросил, указывая на санитарные машины, для чего их так много пригнали. Замявшись, комдив доложил, что они здесь для страховки, так как радист Ан-26 сообщил по рации о происшествии в полете. Маргелов похвалил командира дивизии за предусмотрительность и шутливо добавил, что «больных и обмороженных» на борту нет — так он обычно докладывал своему руководству после описанного в книге лыжного пробега Минск — Москва в 1931 году. После этого он подозвал отличившегося штурмана и, сняв со своей руки командирские часы, торжественно вручил их герою дня, а командира экипажа лишь слегка пожурил за случившееся.