Да и в Торонто в семьдесят третьем я был не один, вы это знаете. Почему вас не удивляло, что я разъезжал по Канаде один, когда работал там постоянно? — Я сам стал задавать вопросы.

— Это так, но русские обычно выезжают группами. Почему вам такое доверие? — настаивал Квилли.

— Какие русские? Делегации ученых и специалистов? Так они едут группами, чтобы вместе работать, а в торговле дела делаются по-другому. Там не нужна куча людей. В одном вы правы: наши правила запрещают встречи с иностранцами поодиночке, но в торгпредстве практически невозможно работать по таким правилам — времени не хватит. И опыт кое-что значит, вот и езжу временами за рубеж один.

Квилли, судя по всему, ответом удовлетворился, даже поддакивал иногда.

— Мы проанализировали вашу информацию. Она далека еще от того, что нужно было бы нам. Вы опасаетесь, что она может быть реализована не так, как следует, и повредит вам? Ваше право так думать. Я предлагаю вам следующее: в будущем особенную информацию мы обсудим вместе и решим, как ее можно будет реализовывать, не нанося ущерба вам. Точнее, как ее не следует реализовывать…

Квилли подробно расспросил о программе моего пребывания в Швейцарии. Его тон стал менее напористым, даже взгляд потеплел. Ссылаясь на занятость, я стремился сократить встречу — это был все же новый человек из КККП. Предложил встретиться в Цюрихе перед отъездом, назначил место, дату и время.

За два дня до отъезда в Союз я прибыл в Цюрих. Заранее еще раз проверил ресторан, где ожидалась встреча, выяснил, что заведение открывается только вечером. Встреча же была назначена, на два часа дня. Пришлось подыскать другое место, вблизи первого, — маленький ресторанчик, затерявшийся среди домов старой постройки.

Около двух часов я направился к месту встречи. Издалека увидел долговязую фигуру Квилли, который стоял, прислонившись к стене дома на другой стороне улицы. Поздоровавшись, я сказал, что ресторан закрыт. Квилли уже знал об этом. Объяснил, что рядом есть местечко. Пошли к нему. В ресторане оказалось много народу — какая-то группа туристов заняла весь зал. Естественно, о серьезном разговоре не могло быть речи. Квилли заметно нервничал.

Я передал ему устную, заранее приготовленную, информацию. Квилли тщательно записывал в блокнот. Я спросил, есть ли у него магнитофон для записи нашей беседы, Квилли ответил отрицательно. Было ли это правдой, сказать трудно. Клифф записывал в блокнот, но было заметно, что делал он это лишь для вида. Квилли же весьма усердствовал в фиксировании моей «информации».

Затем он передал мне новое задание — небольшой листок бумаги, на котором от руки были написаны вопросы. Их было девять. Вопросы об интересе к Минвнешторгу чередовались с вопросами обороноспособности. Речь шла уже о целенаправленном сборе информации, которая могла бы нанести государству большой политический и моральный урон, привести к миллионным убыткам в экономике. Вопросы таили в себе угрозу для безопасности советским людям за рубежом.

Передо мной вновь лег удлиненный пакет с долларами. Квилли сказал, что к следующему разу он приготовит перечень вопросов, которые для них представляют особый интерес, поэтому против каждого он проставит цену — от ста до нескольких тысяч долларов. Канадская спецслужба, видимо, была уверена, что этот своеобразный прейскурант заставит меня работать с удвоенной энергией.

Квилли заострил мое внимание на том, что если мне удастся заранее предупредить о готовящейся против Канады, США или другой страны НАТО конкретной политической или экономической операции, то только за одно это я смогу получить разовое вознаграждение, исчисляемое пятизначными цифрами.

Канадский контрразведчик тепло распрощался со своим «московским агентом».

Пленка для спутника-шпиона

Середина семидесятых годов была ознаменована потеплением в отношениях между СССР и США. На самом «верху» было принято решение о начале широкомасштабного торгово-экономического сотрудничества с американцами. Внешторгу дано указание прекратить конкретные торговые переговоры с фирмами Европы и Японии — традиционными партнерами СССР.

Заигрывание «кремлевских старцев» с США дорого обошлось стране. Выделенных «триадой» — ЦК, Советом Министров и Верховным Советом — средств на закупки в США не хватало. «Триада» распорядилась заключать контракты с американскими фирмами на выгодных для них, а не для нашей стороны, условиях. Это означало переплату на 15–50 процентов по сравнению с контрактами, заключенными с европейскими фирмами, а с Японией — и того больше.

Последовавшая в конце семидесятых новая конфронтация привела к расторжению американской стороной всех торговых сделок с СССР. Правда, США убытки своим фирмам компенсировали. Советский Союз понес только в масштабе Внешторга ущерб несколько миллиардов. Внешторг вынужден был восстанавливать деловые отношения со старыми традиционными партнерами, причем по тем же контрактам, но в ценах более высоких.

Советская сторона потеряла не только огромные суммы нищающего народа, но и время, необходимое для ввода технологических процессов фактически во всех отраслях народного хозяйства. Ни один агент влияния западных спецслужб в нашем правительстве, если бы он был, не смог бы нанести столько вреда.

В делах НТР наступил очередной виток в реализации «моей личной космической программы». И опять через источников в Японии. Это было мое последнее вложение в космические дела и, можно сказать, в дела по линии НТР вообще.

В начале девяностых годов со страниц ведущих газет и в сообщениях ТАСС исчезли сообщения о запусках спутников серии «Космос». К этому времени общее число запусков подходило к трем тысячам. И только в начале девяносто седьмого года в СМИ прошла информация: едва стартовав на космодроме Плесецк, взорвалась ракета со спутником серии «Космос».

А в шестидесятые и семидесятые годы запуски «Космосов» шли с интервалом в два-три дня. Миллионы «оборонных» денег «выходили» на орбиту в виде спутников-шпионов, делали свое дело в интересах космической разведки над территориями США и стран НАТО в Европе. Затем они сгорали в верхних слоях атмосферы, успев вернуть на Землю контейнеры с фотопленками, запечатлевшими изменения на потенциальных театрах военных действий. Естественно, в прессе об этих задачах «Космосов» ничего не сообщалось.

Думаю, американские спецслужбы, специализирующиеся на анализе открытых источников информации нашей страны, должны были обратить внимание на тот факт, что в конце семидесятых интервал запусков увеличился фактически в три раза.

Что же произошло в нашей военно-космической программе? Более мощные ракеты выводили большее количество фотопленки? Едва ли — ракеты были поточного изготовления. Может быть, оборудование усовершенствовалось? Последнее было близким к истине, но…

В конце семьдесят шестого года ко мне обратился мой торговый коллега из Главного инженерно-технического управления Минвнешторга. В задачу ГИТУ входили закупки технологии и оборудования «строгого эмбарго». Обращение было не случайным: по линии прикрытия мне вменялось в обязанность возглавлять в «своем» внешнеторговом объединении группу новой техники, которая занималась заданиями ГИТУ по товарам эмбарго.

— Анатолий, есть дело, и щепетильное, — начал Олег. — Закрытое НИИ работает над весьма значительным для военного космоса проектом. Конкретнее сказать пока не могу — еще сам не разобрался. Ясно одно — нужна фотопленка. Ты уже занимался подобным делом — фотопластинками для космоса…

Многолетний опыт работы с ГИТУ показывал: с таких разговоров начинались дела, частенько выливавшиеся в сложнейшие задачи торгового характера с участием НТР.

Предположения оправдались. Спустя несколько дней разговор был продолжен в кабинете шефа ГИТУ (он же шеф «третьего добывающего ведомства»).

— Дело не просто в космической разведке — в принципиально новом решении проблемы с материальными выгодами в масштабе страны. Подробнее поговорите с заказчиком — оборонным НИИ.