В деловом общении с ним я почувствовал глубокий профессионализм моего коллеги, умение разобраться в ситуации и всесторонне проанализировать ее. Александру Васильевичу претило поверхностное, шапкозакидательское отношение к делу, а такой подход к работе находил живой отклик и в моей душе.

Обладал он и еще одним даром — умением доходчиво изложить на бумаге результаты анализа или плана развития событий. Работая с ним, я получил отличную подготовку оформления мыслей в документах. Например, тщательность подготовки к встрече с канадцами в США была в первую очередь заслугой моего наставника.

После встречи с Калугиным и согласования общего направления разработки мероприятия на очередной выезд, в этот раз в США, мы усаживались в кабинете Александра Васильевича в новом здании Главка в Ясенево и шаг за шагом наполняли план конкретными действиями, штрихами, нюансами. Особое внимание уделялось инвариантности действий, заготовкам и «экспромтам».

Оба мы любили поспорить и не отказывали себе в этом при поисках наилучшего пути выхода из предполагаемой ситуации, возникновение которой мы стремились предвидеть. И не раз после контакта с канадцами, анализируя по свежим следам свершившееся, я вспоминал добрым словом моего коллегу, Александра Васильевича.

Итак, мне предстояло снова побывать за океаном, в США. В начале апреля семьдесят пятого года я вылетел в Нью-Йорк. Остановился в гостинице «Веллингтон», «излюбленном» месте советских командировочных. Гостиница располагалась весьма удобно: центр города, рядом огромный парк («рай» для грабителей даже днем), Карнеги-холл (в то время в нем проходили первые концерты Ростроповича), Бродвей, Пятая авеню с Рокфеллер-центром и знаменитым небоскребом «Эмпайр стейтс билдинг». Минутах в двадцати ходьбы располагался всемирно известный музей изобразительного искусства «Метрополитен». В удобной близости «Амторг» и тогда еще действовавшая закупочная комиссия. В пределах пешего хода — советская миссия при ООН.

В делах и заботах проходили день за днем. Надо было вылетать в Канзас-сити, где на проектировочной фирме работала группа советских специалистов.

Мой режим дня позволял КККП или ЦРУ подойти ко мне: передвигался я пешком, прогуливался после рабочего дня, подолгу бывал в гостинице. Но подхода не было.

Уже дважды побывал в жемчужине Америки — музее «Метрополитен», в прохладных залах которого с полотнами картин из всех частей света можно было бы не расставаться часами. Мне представлялось, что там легче всего было установить контакт со мной. Но тщетно. Они на меня не выходили.

Длительные прогулки по набережной Гудзонова залива тоже не приносили успеха. Несколько раз посидел в сквере среди художников-любителей, в работах которых в то время преобладало стремление к абстрактной манере письма. Прислушивался к их неторопливым разговорам. Когда весеннее солнце заглядывало в сквер и освещало еще голые ветви деревьев, дремал под его теплыми лучами.

Любимые мною пешие прогулки приходилось сокращать — с залива дул холодный пронзительный ветер, приносивший влагу и дождь, от чего даже при солнце среди каменных глыб города было зябко.

Ходил, бродил, сидел, спал — и все напрасно. Подхода не было. Про себя думал, что мое пребывание в Штатах только начиналось, время еще есть. А может быть, все же дать условный сигнал? Нет, надо выжидать — Америка поможет канадцам найти меня. Ведь в графе о визитах в другие страны я в анкете информировал компетентные органы США о пребывании в Канаде.

Только на шестой день Клифф дал о себе знать. В номере раздался телефонный звонок:

— Это Майкл Дзюба? — спросил голос Клиффа в трубке.

— Нет, вы ошиблись, — ответил я, удивляясь откровенной несообразительности моего «канадского партнера». Он пытался установить со мной контакт, используя имя несуществующего лица. Ведь гостиница со всех сторон была обложена американской контрразведкой, и не одно десятилетие.

Минуты через две звонок раздался снова. Теперь уже спрашивали меня. Клифф назвал себя. Строго придерживаясь принятых в деловом мире рамок, я предложил встретиться через час в фойе дорогой гостиницы, где предполагалось отсутствие советских людей. В гостинице, увидев Клиффа, я прошел в зал старомодного бара, где мы нашли уютное местечко в полутемном углу за столиком.

Пришлось мне начинать с выражения неудовольствия первым звонком Клиффа. Он вынужден был оправдываться. На вопрос, как ему удалось найти меня в Нью-Йорке, он откровенно ответил, что помогло ЦРУ.

— Значит, и ЦРУ уже знает обо мне? — укоризненно спросил я Клиффа.

Но Клифф доверительно и убеждающе проговорил:

— Вам это даже выгодно, вы у них тоже можете найти защиту. А вы сами не боитесь встретить в этой гостинице кого-либо из русских?

Я пояснил, что вероятность очень мала, так как гостиница дорогая, и у меня, кроме того, фактически нет знакомых в Нью-Йорке.

Затем Клифф значительно посмотрел на меня и раскрыл свой «атташе-кейс». Оттуда он начал извлекать документы: канадский паспорт с моей фотографией, но на имя Майкла Дзюбы, свидетельство о рождении, карточку социального страхования, расчетные книжки банков Канады и Швейцарии — все на то же имя.

Глядя на эти документы, я видел подтверждение того, что канадцы втянулись в игру серьезно. Мелькнула мысль, а не фальшивое ли все это? Стало немного не по себе, когда над своей фотографией увидел чужое имя и слова «гражданин Канады». Действительно, канадская сторона «сделала шаг первой».

А сияющий Клифф с чувством самодовольства молча извлек из папки документ и положил его передо мной. На гербовом государственном бланке генерального прокурора Канады Уоррена Олменда, являющегося одновременно министром юстиции страны, и за его подписью было напечатано:

И снова я испытал чувство облегчения и тревоги — «вербовка» завершилась! Почему-то подумалось: а какую кличку они мне дали в своих досье?

Я допускал, что спецслужбы Канады могли и счета в банке, открыть, и страховые карточки оформить. Паспорт — это уже серьезнее. Это означало гражданство, предоставленное правительством. А письмо министра юстиции, члена парламента и от имени правительства! Гарантия выдана человеку, которого они считают своим шпионом в Советском Союзе.

И все же это было облегчение — поверили! Наконец-то свершилось — путь в несколько лет, труд многих моих товарищей завершились проникновением в агентурную сеть противника.

Мероприятие сковывало силы канадской контрразведки, заставляло ее работать вхолостую. Мы изучали кадровых сотрудников КККП, выявляли интересы этой службы в отношении советских людей. Зная, что усилия спецслужб НАТО координируются при работе против Советского Союза, мы выясняли некоторые интересы и других спецслужб, особенно США, с которыми канадские контрразведчики имели тесные контакты.

Во время беседы в Торонто речь шла о том, что в случае необходимости мне можно обратиться к любому первому секретарю канадского посольства за рубежом. Казалось бы, «мелочь», но реакция на это сообщение со стороны Калугина была немедленной. Прервав беседу, он тут же сообщил об этом начальнику Второго главка Боринову, своему бывшему шефу по управлению «К». И не напрасно. Представьте, что в канадском посольстве в Москве работает человек двадцать и за всеми нужен глаз да глаз нашей контрразведки. Сотрудники ВГУ стремятся выяснить, кто из них связан со спецслужбой Канады, кто является их доверенным лицом. Теперь круг поиска сужался, и в нем в числе других — первые секретари посольства.

И для внешней контрразведки по линии «КР» в резидентурах — это возможность более целенаправленной разработки сотрудников канадского посольства в разведываемых странах, то есть первых секретарей.