В резидентуре запрещено было проводить какие-либо встречи с источниками в городе и даже просто со знакомыми канадцами — Центр боялся, что работу разведки увяжут с событиями в Монреале.

Мы сожалели о таком приказе, ибо именно в это время раскрывалось истинное лицо канадцев, и нужно было заводить полезные связи — чувства людей обнажились, время установления отношений на основе симпатий могло быть минимальным: одна встреча — и полезный контакт заведен.

Опыт работы западных спецслужб в России в августе 1991 и октябре 1993 года наверняка обогатился возможностью установления нужных контактов в тревожные дни. Теперь у них, видимо, другая трудность: разобраться с новыми контактами. На это уйдет не один год. А нашей контрразведке не один год придется выискивать шпионов, которые стали таковыми после тщательного «просеивания» спецслужбами Запада их полезных контактов. Но такая уж судьба всех разведок: в мутной воде ловить свою рыбку. Едва ли это можно опровергнуть.

Начало «двойного агента»

Весной семьдесят первого года, после трех лет работы в Канаде, мы с семьей вылетели в отпуск на Родину. Отдыхали в Пицунде. Дни отдыха пролетели быстро.

И вот последние, визиты в родное управление «Т» — НТР. Отчитался за работу, ознакомился с новыми заданиями и переговорил со своим куратором по оперативным делам о дальнейшей работе с контактами из канадцев.

Тогда я не представлял, что они станут тупиковыми, что после моего отъезда из Монреаля никто из резидентуры их на связь не возьмет. Разве что по линии торгпредства, Например, представителя фирмы, которая закупила у меня три кинофильма: «Белое солнце пустыни», «Бриллиантовая рука» и «Далеко на западе» — об участии советских военнопленных в восстании против немцев на английском острове Джерси.

За неделю до отъезда меня вызвал начальник нашего управления Михаил Иванович Липатов. Приход в разведку его и нашей троицы-североморцев совпали. Тогда Липатов был майором, теперь — генерал-майором.

В органы он был направлен с партийной работы. И хотя Липатов был не один, кто оказался в разведке таким путем, его отличали от других бывших партийцев доброе отношение к людям, искреннее участие в судьбе человеке, забота о подчиненных. Михаил Иванович обладал чертами, которые позволяли людям уважать партийные кадры.

— Привет «канадцу»! — обежав стол, пожал мне руку Михаил Иванович. — Когда назад? Отпуск хорошо отгулял? Не надоело жить за океаном?

Зная привычку начальника забрасывать собеседника вопросами, отвечал коротко. Вызов к генералу не был чем-то особенным, но и не часто рядовой разведчик беседовал с руководством такого уровня перед отъездом в страну.

В это время в управлении уже начала складываться система иерархии, когда прямых контактов рядовых с руководством становилось все меньше. Во времена создателя НТР Квасникова рядовой оперработник докладывал вопрос о работе с агентом или разработкой лично ему. Непосредственный начальник участвовал во встрече НТР на равных.

В борьбе за бюрократические привилегии дело доходило до анекдотической ситуации. В первые дни отпуска Михаил Иванович случайно встретил меня в коридоре и пригласил к себе переброситься парой слов. Ну, была у него привычка — поговорить со свежим человеком «оттуда». Выходя из его кабинета, я столкнулся с начальником своего отдела, курировавшего Канаду. Генерал пришел в ярость и приказал мне ждать его возвращения в его прихожей. В беседе начальник пригрозил выгнать меня из органов за «шастание к руководству для решения своих личных делишек». Он так обиделся, что за весь отпуск со мной не побеседовал.

…Многозначительно посмотрев на меня, Михаил Иванович сказал:

— Тебя хочет видеть Борис Семенович…

И в мыслях не было, что мною может интересоваться заместитель начальника разведки.

— Да, да, замнач ПГУ. О чем разговор, там узнаешь. И успеха тебе.

Из кабинета я выходил более чем озадаченный. И Михаил Иванович хорош, хотя бы намекнул в чем дело. Одно успокаивало — Михаил Иванович был весьма любезен, а его прощальное рукопожатие говорило, что ничего неприятного, кажется, не предвиделось.

На другой день без четверти десять я был в приемной Бориса Семеновича Ивакина. Кабинет замначальника разведки был даже меньше, чем у Липатова. Его владелец, плотный человек лет пятидесяти с внимательным и доброжелательным взглядом, располагал к себе прежде всего улыбкой.

Генерал предложил сесть, поинтересовался семьей, отдыхом, сроком отъезда. Внимательно выслушал ответы, видимо, привыкая к собеседнику.

— Скажите, вы докладывали о довольно пристальном внимании к вам со стороны канадской контрразведки?

— Да, — и я перечислил аргументы в пользу такого предположения.

— А почему именно к вам? Может быть, что-либо позволило особенно интересоваться вами? — генерал сделал ударение на «позволило интересоваться».

— Думаю, их внимание привлекла открытость моих взглядов и независимость суждений, свобода в общении.

— И это все? — генерал, видимо, предполагал, что в моем поведении в стране могло быть что-то не так.

— Борис Семенович, я взял за правило в общении со связями быть самим собой — иначе запутаешься и в мыслях и в делах. Не лукавить, хорошее в нашей жизни защищать, плохое осуждать, не цитировать классиков, а при случае выдавать их мысли за свои…

— Ну, хорошо. Теперь о главном. — Задумчиво, как бы взвешивая то, о чем пойдет речь, Борис Семенович начал объяснять задачу. — Мы хотим начать игру с канадцами. Можно ли заинтересовать их собой до такой степени, чтобы они сделали вам вербовочное предложение?

Поворот дела был более чем неожиданный.

— В основе воздействия на меня Джеффри Вильямса, как представляется, агента КККП, а по профессии бизнесмена, лежит попытка навязать мне внеслужебную и хорошо оплачиваемую коммерческую сделку. Он знает о наших порядках, но продолжает делать мне различные предложения. Именно здесь лежит большая степень вероятности…

— Уверены?

— Уверен, было несколько достаточно выгодных для меня предложений, согласие на которые давало бы мне материальные выгоды. Например, консультации по торговле с нашей страной или…

Борис Семенович перебил:

— Что, с вашей точки зрения, нужно для того, чтобы реализовать идею внедрения в агентурную сеть КККП? Как главное условие?

В голове мелькнула шальная мысль:

— Свобода действий и максимум конспирации, Борис Семенович.

— Хорошо. Теперь о вашем будущем. За него не беспокойтесь. Оно будет вам гарантировано при любом исходе дела.

— Борис Семенович, мне доверяют серьезное дело…

— Хорошо, хорошо… Есть еще щепетильный вопрос. Готовы ли вы, в случае оперативной необходимости, выступить в роли предателя?

Генерал внимательно смотрел на меня. Его взгляд даже не спрашивал меня, справлюсь ли я? Он терпеливо ждал обдуманного ответа. Я не хотел и не мог упустить шанс возможной оперативной удачи. Бесенок авантюризма заплясал во мне:

— Если вы считаете, что я справлюсь, я готов.

— А вынесут ли родители, родные? Ведь могут быть публичные разоблачения, суд, телевизор…

— Я сотрудник разведки. Если мне доверяют и считают способным выполнить такое дело, у меня нет оснований отказываться. Родные поймут…

— Хорошо, — приятно улыбаясь, сказал генерал. — Сейчас я кое-кого приглашу…

Он снял трубку.

Через несколько минут в кабинет вошли начальник внешней контрразведки Боринов и его заместитель Калугин.

— Итак, — начал Ивакин, — Анатолий Борисович согласен поработать с канадской контрразведкой. По его мнению, успешному ходу операции будет способствовать нескованность его инициативы — свобода действий, как он выразился. Думаю, такую свободу в определенных пределах он получит. Какие у вас вопросы?

— А что будет заложено в основу его «предательства»? — спросил Боринов.

Я понял, что общие черты плана работы с канадцами уже намечены.

— Может быть, политические колебания? Будет ругать нашу систему… — предложил Калугин, — пусть слушают, как он кроет ее в беседах с женой.