То, что произошло потом, оказало решающее воздействие на исход всей операции “Морской лев”. Пикирующие бомбар­дировщики атаковали корабли из Фолкстоуна. Орудийные рас­четы из Булони и Кале обратили внимание на разрывы бомб и открыли огонь по конвою. Было видно, как корабли то исчезали за столбами воды, то снова появлялись; артиллерия эсминцев непрерывно стреляла по воздушным целям, но на многих устаревших миноносцах угол возвышения орудий был ограничен [116] сорока пятью градусами; такие орудия были бесполезны против бомбардировщиков, пикирующих под большим углом.

Совсем не повезло лидеру “Кодрингтон”, который был по­топлен Ju.87 при выходе из гавани. И это было лишь началом дня, в течение которого сражение охватило весь Ла-Манш, в ре­зультате чего сильно пострадали эскортные корабли.

Один такой корабль был поврежден недалеко от Портленда, еще один миноносец потопили “хейнкели-111” у побережья Саффолка. Дневная работа стоила ВВС Германии пятнадцати бомбар­дировщиков, гидросамолета-установщика мин и девяти истре­бителей, но взамен немцы уничтожили пятнадцать английских истребителей и два легких бомбардировщика “бленхейм” (во время разведывательной миссии у берегов Бельгии).

Подсчитав потери, Министерство воздушных путей сообще­ния, равно как и Морское министерство Великобритании пере­стали настаивать на том, что перемещение судов по Ла-Маншу в дневное время суток должно продолжаться и впредь. Выгодные для врага цели должны были быть ограждены от него, самолетам RAF запретили вступать в бой, если складывается тактически не­выгодная обстановка, а Королевский флот отныне входил в Ла-Манш только ночью.

Британский флот отступает

Даудинг настоял на своем. Количество колонн судов должно быть уменьшено, и корабли должны форсировать Па-де-Кале только ночью. Перехват вражеской авиации будет осуществляться ис­ключительно над районами сухопутного вторжения, чтобы избе­жать опасности сражения над водой. Одновременно с этими решениями морское министерство Великобритании неохотно вы­вело свои миноносцы из Дувра и направило их в Портсмут. Это, как правильно отметил довольный и весьма оптимистически на­строенный Кессельринг, было “тактической победой высшей сте­пени важности”. Уход миноносцев и очевидное нежелание истребителей Королевских ВВС вступать на следующий день в сра­жение над проливом предоставили и авиации Германии и ее флоту полную свободу действий в Па-де-Кале в дневное время. И самое главное: раз немецкие корабли днем передвигались по проливу по своему усмотрению, они могли выставлять большое количество [117] мин заграждения. Теперь подводные лодки и самолеты могли скон­центрироваться на установке мин непосредственно в английских водах. Активные заграждения, выдвинутые к побережью, изма­тывали британские тральные силы.

Отступление из Ла-Манша означало, что, хотя сбор немецких кораблей в бельгийских и французских портах еще не был обна­ружен англичанами (чьей разведке препятствовали немецкие ис­требители), вторжение становилось все более и более вероятным. Наконец, пришло осознание возможностей врага: англичане поняли, что, даже своевременно узнав о вторжении, могут быть сломлены грубой силой.

Хотя мир и изучал уроки “первой битвы при Па-де-Кале”, как эта серия взаимосвязанных боевых столкновений называется сейчас, отнюдь не были забыты значительные события, происхо­дящие на Средиземном море. После того, как Италия завершила свою бесславную и безрезультатную кампанию против Южной Франции, все ожидали, что итальянцы обратят свои наступатель­ные возможности против Великобритании. Вышло, однако, со­всем наоборот: англичане атаковали итальянцев. Они подвергли бомбардировке их фабрики в Милане и Турине, установили с помощью всего трех эскадрилий вышедших из употребления ис­требителей “гладиатор” непробиваемую оборону Мальты от без­результатных налетов “Реджия Аэронаутика”. Английский флот сохранил преобладание на море — к замешательству итальянско­го ВМФ, которому приходилось отстаиваться в портах. Итальянс­кие сухопутные силы терпели поражение за поражением в Вос­точной Африке и в Киренаике. Нигде итальянцы не претендова­ли на инициативу. Поэтому вице-адмирал Форс X. Соммервилл, который прибыл в Гибралтар 1 июля, мог свободно проводить операции там, где ему угодно. [118]

Трагедия в Оране

Надо было решать, что делать с французским флотом, кото­рый дислоцировался преимущественно в портах, контролируемых правительством Виши (небольшое количество кораблей отстаива­лись в английских гаванях).

Когда прошел июнь и немецкая угроза Великобритании стала нарастать, подавление этой могущественной военно-морской силы стало необходимым хотя бы для того, чтобы обеспечить свободу действий британских кораблей. Конечно, оставалась и пугающая перспектива использования французских кораблей немцами.

Даже если бы английское правительство знало об инструкци­ях адмирала Дарлана своим капитанам (согласно этим инструк­циям французские корабли должны были быть затоплены при угрозе их захвата немцами), оно не могло бы оставаться спокой­ным. 27 июня англичанами было без особой радости принято решение о превентивных действиях. 3 июля они начали опера­цию, и почти без пролития крови захватили и разоружили два старых линкора, восемь миноносцев и три подлодки в Портсмуте и Плимуте, обезвредив также линкор, четыре крейсера и три [119] миноносца в Александрии. В Оране, однако, где находились луч­шие действующие части французского ВМФ (включая два совре­менных линейных крейсера, Соммервилл был вынужден открыть огонь. (Первоначально он потребовал от адмирала Жансуля при­соединиться к английской эскадре или взорвать свои корабли.)

Случилось нечто гораздо более опасное для перспектив вой­ны, чем потопление линкора, нанесение тяжелейших поврежде­ний линейному крейсеру и некоторым другим кораблям и убий­ство тысячи с лишним французских моряков. Чувства французов были сильно ущемлены, и национальная симпатия к Великобритании была потеряна. 5 июля Франция разорвала дипломатичес­кие отношения с правительством Черчилля. Но американское общественное мнение, как и позиция многих нейтральных госу­дарств, осталось благоприятным для Англии; действия Соммер­вилла были признаны осуществлением тягостного нежеланного решения, храбро принятого англичанами. Это решение воспри­нималось как смелое выражение национальной решительности сражаться изо всех сил, невзирая на риск повторить судьбу ми­нувших и развалившихся союзов. Несмотря на традиционное чув­ство сострадания к Франции, общественное мнение США при этих известиях склонилось на сторону Великобритании. В то же время английское Адмиралтейство вздохнуло с облегчением: его военные силы в Средиземноморье могли теперь сконцентриро­ваться на очистке моря от итальянских кораблей, будучи уверен­ными в том, что французский флот не осмелится свободно поки­дать порты. Если первую битву при Па-де-Кале можно было назвать фиаско, то начальный этап Средиземноморской кампании представлял собой уверенную победу англичан. [120]

VI. Предположения и планы

Ешоннек оказывает давление

Ганс Ешоннек, начальник штаба ВВС Германии, 30 июня встретился с Кессельрингом на коман­дном пункте Второго воздушного флота, рас­положенном среди утесов Виссанта. На эту встречу был приглашен и Шперле, командующий Третьим воздушным флотом.

Наблюдая Ла-Манш и бушевавшее вдали сра­жение, высшие командиры “Люфтваффе” обсуж­дали текущую ситуацию и проблемы подготовки ВВС к вторжению. К их удивлению, Кессельрингу было почти нечего им продемонстрировать. Ко­лонна английских судов ночью пересекла пролив, но утренняя разведка показала, что корабли избе­гали Па-де-Кале и отплывали в другие воды. Над Хайтом немецкие самолеты попали под удар анг­лийских истребителей и понесли потери, причем англичане показали абсолютное нежелание пре­следовать “мессершмиттты” до дома, что раньше было их привычкой. В результате этого боевого столкновения немецкие истребители прекратили “свободную охоту”.