– Ты не отдаешь меня ему, – сказала она.

– Я теряю тебя, и если виноват в этом не он, так кто же? Из груди Равенны вырвалось короткое рыдание, – он не поймет ее, ему будет больно.

– Я, Малахия. Виновата в этом я сама.

Долгое молчание свидетельствовало о тяжести полученного им удара. На ближних холмах мелькнул свет, и Равенна подумала, что, наверное, приближается посланная за нею из замка карета.

– Ступай же, прежде чем тебя успеют заметить, – голос ее дрожал от слез. С нежностью Равенна прикоснулась к лицу Малахии.

– Я тебя отобью. Чего бы это ни стоило. Эти слова дохнули стужей на ее кровь.

– Только не делай никаких глупостей, Малахия. Если ты хочешь увидеть кровь Тревельяна, то помни, что и в жилах Кэтлин Куинн течет точно такая же. Думаю, ты не стал бы обижать ее.

– Она была тогда ангелом. С чистым личиком… и в бархатном платьице. – Малахия прижал Равенну к своей широкой груди, в голосе его звучала мольба. – Но разве ты не понимаешь? Кэтли Куинн нереальна. Реальна ты. Ты – земля, по которой я хожу, ты – древние огамы на полях Лира. Я боготворю тебя, Равенна. Ты не видишь этого? Тебе все равно?

Огни кареты становились ярче. Страх и тревога перехватили ее дыхание.

– Прошу тебя, иди же скорей…

– Тогда жди меня. После обеда с Тревельяном. Там есть ход для слуг из гостиной, которым мало кто пользуется. Приходи туда и спускайся на самый низ лестницы. Я прошу одного – чтобы ты пришла ко мне.

– Хорошо. Я приду. А сейчас беги.

Прежде чем слова эти слетели с ее языка, Малахия исчез, превратившись в ночную тень.

Глава 19

Приближающийся экипаж выхватил ее из сумерек огнями своих фонарей. Как она и думала, это оказалась присланная из замка карета. Равенна позволила заменившему Симуса слуге помочь ей сесть в нее и вскоре оказалась перед Гривсом, немедленно проводившим ее в библиотеку.

Встреча с Малахией встревожила ее, а прибытие в замок только усилило беспокойство – она теперь находилась в тенетах уважаемого представителя Верхов магистрата и короля Лира. Ей хотелось бы забыть его, однако если то, что сказал ей Тревельян, правда, если он действительно поможет ей выяснить, кем был ее отец, она останется в долгу перед графом на весь остаток дней своих.

Она грела руки возле огня, не пожелав сесть в предложенное ей Гривсом кресло. Дворецкий поклонился ей и удалился. Тревельян не показывался, и она уже подумала, что склонный к чудачествам дворецкий выкинул новую шутку, проводив ее не в ту комнату, но вдруг у входа послышался шум, возвестивший появление графа.

Последствия ранения были едва заметны. Повязка – если она еще оставалась на руке – скрывалась под рукавом фрака. Ниалл казался свежим и отдохнувшим, обычные темные цвета его одежды разнообразила лишь белая рубашка, просвечивавшая из-под темного шейного платка. Смерть, с которой ныне сражался Симус, чудесным образом миновала его.

– Герри? – Ниалл приподнял бровь.

– Да, – отвечала Равенна, раздосадованная тем, что граф всегда находил возможным избегать при встрече с ней и надлежащего приветствия и прощания. Для него она оставалась селянкой, и так будет всегда. Ее даже удивляла та надменность, с которой он держался. Наверняка он считает, что право это даровано ему от рождения.

Подойдя к коктейльному столику, Ниалл подал ей крошечный бокал алого как кровь напитка. Равенна сделала несколько глотков, надеясь, что шерри успокоит нервы.

– Как чувствует себя Симус? – спокойно спросила она.

Глаза Тревельяна потемнели.

– Едва жив. Боюсь, что спасти его может только чудо.

– Чудеса иногда случаются.

Взгляд Ниалла обратился к ней. Без всяких колебаний он протянул руку и провел тыльной стороной ладони по ее гладкой щеке.

– Да, – ограничившись лишь этим словом, он отвернулся от нее и уселся в просторное кожаное кресло возле огня.

– А теперь расскажите мне об отце. В конце концов я пришла именно за этим. – Она подошла к нему, ощущая раздражение оттого, что он уселся, не позаботившись о ней.

– Боюсь, что если я все скажу сейчас, то мне придется обедать в одиночестве. – Он обратил к ней рассеянный и пренебрежительный взгляд, характерный для аристократов. Буквально за одно мгновение в нем промелькнуло презрение к ее дешевому платью, низкому положению в обществе и сомнительным манерам.

Равенна вспыхнула.

– Это нечестно – держать меня на крючке в ожидании столь важной…

– Нечестно… – прервал ее Ниалл, – быть… выглядеть… такой… – Он запнулся.

Свирепый взгляд графа скользнул по ее фигурке, непонятно отчего становясь еще более гневным.

– Расскажите мне о нем. Я должна знать, – спокойно предложила Равенна.

– После обеда.

Она посмотрела на него. Ниалл в самой невозмутимой позе наблюдал за огнем в камине.

– Вы знаете, как я хочу знать о нем. И не оставляете мне другого выбора. – Голос ее не дрогнул. – Мне остается только надеяться на ваше снисхождение.

– Как быстро ты забыла об этом.

Равенна заставила себя проглотить оскорбительный ответ, ограничившись возражением:

– Подобное предположение просто немыслимо. Не лучше ли мне прийти, когда вы будете в лучшем расположении духа, милорд?

Тревельян поглядел на нее, и рот его чуть дрогнул, выражая удовольствие оттого, что она стояла перед ним.

– Нет, останься. И прости мое дурное настроение, в меня стреляют не каждый день. Тем более преступник, который столь же охотно повесил бы меня на дереве.

– Я обещаю вам и Симусу, что сделаю все возможное, чтобы найти человека, который сделал это.

В глазах его блеснул опасный огонек.

– В самом деле?

Ниалл вынул из кармана сюртука небольшой сложенный листок бумаги и бросил его на стол перед нею.

Равенна взяла его и прочитала, ощутив нарастающий прилив ужаса. Она положила записку на стол трясущимися руками.

– Вы знаете, что я не посылала вам эту записку, – прошептала Равенна. – Не знаю, почему они воспользовались моим именем.

– Потому что знали, что я приду, – невозмутимо ответил Ниалл. Он внимательно глядел на нее, мрачнея буквально на глазах. – Мой человек, О'Донован, видел тебя разговаривающей с Маккумхалом. А ты случайно не встречалась с ним до того, как отправилась в город и увидела, как уносят едва живого Симуса?

– Малахия не виноват; я знаю, что он этого не делал.

– А откуда тебе это известно? – спросил Ниалл.

– Я просто знаю это, и все. Прошу вас поверить мне на слово.

Губы Тревельяна дрогнули в циничной улыбке. Презрительный взгляд ожег ее ударом хлыста. Она прекрасно понимала, что графу представляется та ночь, когда вместе с Малахией она отправилась к Соленым скалам… та самая ночь, когда граф подобрал ее на дороге, без сознания, в одной промокшей насквозь ночной рубашке.

– По-моему, я уже слышу шаги Гривса, – с холодным выражением на лице граф встал, предложив ей руку. – Приглашаю тебя к обеденному столу.

Не видя другого выхода, Равенна покорилась.

Гривс провел их через гостиную в небольшую и уютную столовую, в которой Равенна еще не бывала. На стенах висели обветшавшие средневековые гобелены, выдержанные в индиговых и золотых тонах. Давным-давно, в комнатке этой, наверно, облачался кельтский король, который и возвел этот замок. Теперь же в ней стоял стол красного дерева и старомодные чиппендейловские стулья, оставшиеся от предков Тревельяна. Вне сомнения, граф обыкновенно обедал именно в этой комнатке. То, что Ниалл не пожелал принимать ее с пышной торжественностью, и обрадовало, и задело Равенну. Ей хотелось понять, почему присутствие ее не смущает Ниалла. Тем более, что он явно не мог понять, как относится к ней. Он либо гневался на нее, либо пылал желанием, либо без всякой жалости напоминал о ее низком общественном положении, – и все время так, чтобы причинить ей боль.

Наслаждаясь восхитительными блюдами, приготовленными Фионой, они говорили немного. Баранина оказалась нежной, горошек свежим, а хлеб – белым под румяной корочкой. После обеда подали экзотический напиток из мяты, сахара и виски, называвшийся джулеп. Тревельян сказал, что узнал рецепт в Америке от знакомого ольстерца, разбогатевшего на хлопковых плантациях Миссисипи.