Я встал со стула, и девушки облепили меня, зазывно поводя накрашенными глазами. Проскользнув в дверь, я подумал, что женское тело едва ли снова покажется мне прекрасным. Привратник сидел в кресле. Он взглянул на меня с удивлением. Мисс Грин, которая успела спуститься до середины широкой лестницы, повернулась и стала подниматься вверх. Я направился за ней. Привратник, схватив меня сзади за талию, заломил мне руки в полном нельсоне, больно прижав их к шее. Я попробовал вырваться и не смог. Пальто затрещало по швам в проймах.

– Отпусти его, Джейк, – стоя на площадке, приказала мисс Грин.

Он убрал правую руку, но продолжал держать меня левой. Небольшой тяжелый предмет с силой ударил меня по затылку. Тело мое обратилось в протоплазму, а сознание погрузилось во тьму.

Я приходил в себя медленно, с трудом, словно преодолевал все ступени эволюции, начиная с первородной мягкой глины. Выбравшись из затягивающей черной слизи, из бурлящих вод, затопивших землю, я в конце концов улегся в сухом светлом месте, прижавшись щекой к траве. Открыв глаза, я понял, что это не трава. Это был бледно-зеленый ковер, освещенный не солнцем, а электрическим светом. Услышав голоса, я попробовал сесть. Сесть я не смог, потому что запястья у меня, как оказалось, были привязаны к коленям сзади.

Я оторвал голову от ковра, и кровь железным кулаком ударила мне в основание черепа. Часть комнаты, попавшая в поле моего зрения, оказалась просторной, нарядной и необычной. Из обстановки тут были только продолговатый диван, обитый ярким дорогим шелком, и стеклянный столик, на котором стояла изящная ваза с цветами. На стене висела акварель с птицами на фоне остроконечной белой горной вершины, выполненная в нежных, изысканных тонах. Больше никаких украшений тут не наблюдалось, если не считать кривой сабли в позолоченных ножнах, подвешенной горизонтально как раз над моей макушкой.

Женский голос прочирикал по-птичьи:

– Здесь его убивать неразумно. Я запрещаю.

– Согласен, баронесса, – отвечал Андерсон. – Совершенно с вами согласен. Мы отвезем его на ранчо.

Вытянув шею, я разглядел возле подлокотника дивана надетую на шелковый чулок маленькую черную туфельку, которая подрагивала, свидетельствуя о волнении хозяйки.

– Перевозить придется с большой осторожностью, – прощебетал голос. – Нельзя привлекать внимание к этому дому. Здесь безопасно, потому что до сих пор мы были предельно осмотрительны. Будем и дальше соблюдать осторожность.

– Давайте снова оглушим его, а потом заберем отсюда, – предложила мисс Грин. – Я спущусь к Джейку за дубинкой.

– Нет, не надо, – возразил Андерсон. – Мы не будем его больше бить. Мне не к чему, чтоб у него раскололся череп. Череп мне еще пригодится.

– Очень разумно, Лоренц, – похвалил его птичий голос.

– Я стараюсь найти применение всякому предмету, – пояснил Андерсон угодливо. – Вообще-то я рад, что Дрейк зашел. Гектор уж слишком здоровенный.

– Плохо, что вы приехали сюда, – продолжал птичий голос. – Вы не должны пускать сюда полицию.

– Иначе мой бизнес пострадает, – сказала мисс Грин. – Но мне пришлось привезти Иенсена. Ему было опасно оставаться в Сан-Диего..

– В том-то и дело, – подтвердил Андерсон. – Я даже заметил на границе сыщика, слава богу, на шоферов не обращают внимания.

– Если нагрянет полиция, пострадает не только ваш бизнес, мисс Тулуза, – возразил птичий голос. – На карту поставлено куда больше.

– Разве я не понимаю, – согласилась мисс Грин. – Давайте уберем Дрейка отсюда. И повторяю, надо его снова оглушить.

– Мы не станем этого делать, – твердо сказал Андерсон. – Так можно повредить череп. Мы усыпим его эфиром.

– Только не моим эфиром. Я с таким трудом его раздобыла. Последние два дня в поезде чуть не доконали меня.

– Тащите сюда эфир, – приказал ей Андерсон.

– Черта с два. Вы же можете вставить ему кляп, правда?

– Эфир, живо! – гаркнул Андерсон.

Я услышал звук, похожий на удар, и тяжелый женский вздох. Прошуршав сзади меня по ковру, женские шаги затихли за дверью.

– Мне не нравится, когда вы дурно обходитесь с женщинами, – прочирикал птичий голос. – Это разрушает гармонию. Возможно, в один прекрасный день вы за это поплатитесь, Лоренц.

В угрозе послышались металлические нотки.

Я решил, что пришло время и мне поучаствовать в беседе.

– Я с вами совершенно согласен, обязательно поплатится.

– А, лейтенант, приятно, что вы снова с нами, – приветствовал меня Андерсон. – Ну-ка повернитесь, дайте я на вас взгляну. Нет ничего приятнее, чем взглянуть в лицо старому другу.

Вцепившись мне в волосы, Андерсон повернул меня лицом к комнате.

– Не забудьте, вам хотелось, чтоб череп остался цел, – предостерег птичий голос.

– Одно дело череп, другое – скальп, черт подери!

Чтобы доказать свою правоту, Андерсон опять сгреб меня за волосы, приподнял мою голову и плечи примерно на фут и снова швырнул меня об пол, повторяя:

– Я беспокоюсь только за череп.

У женщины на диване, обладательницы чирикающего голоса, оказалось тонкое точеное личико и густые черные без блеска волосы, тщательно уложенные в замысловатую прическу, украшенную черепаховым гребнем. Присущую ей изысканность Старого Света подчеркивала одежда. Платье из голубого шелка с широкими рукавами и пышной юбкой перехватывал в талии широкий пояс. Глубокий вырез обнажал тонкую шею оттенка слоновой кости. Эта оголенная шея привлекла мое внимание. Мне стало интересно, сможет ли самурайский меч, что висел на стене, перерубить ее одним ударом.

– Скоро у вас не останется работы, баронесса, – сказал я. – Мы заранее предупредим вас о дне, когда наши корабли нанесут удар, а сделать вы ничего не сможете. Сказать вам еще кое-что?

Маленькая женщина на диване не улыбнулась. С того места, где я лежал, я не мог определить, молодая она или старая.

– Постарайтесь не переломать ему костей, Лоренц, – прошипела она. – Остальное не так уж важно.

Андерсон со всей силы дал мне ногой под ребра и по почкам. С минуту я не ощущал ничего, кроме боли, когтями вонзившейся в мое тело. Потом я произнес очень отчетливо, силясь не закричать:

– У вас ничего не получится, потому что скоро японских военных кораблей не останется. И японских военных самолетов не останется. Может, и японских городов не останется. Японские острова превратятся в место скорби.

– Вы что, устали, Лоренц? – спросила маленькая женщина.

Андерсон угодил мне точно в низ живота.

– Как же это вас угораздило влезть в большую игру, Иенсен? Я думал, вы обыкновенный мелкий жулик. Манеры у вас как у сутенера.

Он снова меня лягнул, но без прежней охоты. Я счел свою миссию завершенной и замолчал. Мышцы у меня в животе извивались ранеными червями.

Мисс Грин вошла в комнату с прозрачной стеклянной бутылкой в руке. Синяя отметина просвечивала сквозь румяна у нее на щеке, но выглядела она довольной и оживленной. Сжимавшая бутылку рука тряслась, и побрякушки весело позвякивали на запястье. Походка ее сделалась стремительной и плавной.

– Черт бы ее побрал! – выругался Андерсон. – Опять нализалась эфира.

– Я подумала, вдруг вы выбросите и эту бутылку, – ответила мисс Грин, исполнив несколько оригинальнейших pas seul, – просто подумала, вот и все.

– Дайте сюда бутылку.

– Возьми, ты, жирная свинья. – Она протянула бутылку Андерсону.

Схватив эфир, он угрожающе надвинулся на нее, но, поймав на себе сердитый взгляд баронессы, обернулся ко мне. Вылив немного эфира на носовой платок, он приложил его к моему лицу. Рот мой не то опалило огнем, не то сковало льдом. Тряхнув головой, я вцепился зубами в его руку. Андерсон вырвал ее, и я ощутил вкус крови. Затем он схватил меня за уши и держал, пока баронесса прикладывала платок к моему лицу. Я снова погрузился в мир крутящихся колес.

Очнулся я уже на полу в машине, быстро катившей по ухабистой дороге. Во всяком случае, подобная гипотеза представилась мне наиболее вероятной, поскольку физиономия моя тыкалась в грязную тряпку, время от времени подпрыгивавшую и причинявшую мне при этом неописуемую боль. Я слышал гудение мощного двигателя. Огней я не видел.