Изменить стиль страницы

Гончаров налил себе чаю, который настаивался на какой-то душистой травке в отдельном чайничке.

— Я в связи с этим еще кое о чем хотел бы вас расспросить, Лидия Ивановна.

— Да, пожалуйста.

Гончаров отпил немного из чашки и поставил ее.

— Тут такое дело. Будучи существами, лишенными психического мира, гомункулусы, следовательно, должны быть лишены и источника побудительных сил, которые движут нормальными людьми, вообще всеми природными существами. Однако, как мы знаем, он чрезвычайно деятелен и умеет двигаться к поставленной цели. Как вы считаете, Лидия Ивановна, откуда это у него? По идее, он должен быть равнодушен к тем радостям, которые сулит жизненный успех.

— Мы с Володей тоже об этом говорили, — сказала Лидочка. — Да, добиваться своего он умеет, еще как умеет! Только я сама теперь ничего не понимаю. Ни разу не было, чтобы он радовался удачам или огорчался от неудач. Мне кажется, он действует как машина — методично и безошибочно, как будто кто-то завел его.

— Интересно… — проговорил Гончаров, внимательно слушавший Лидочку.

— Похоже на работу по программе, — сказал Володя.

— Но кто вложил ее в него? Мы с вами, кажется, делали обратное.

— Зачем обязательно — «вложил»? В конце концов, вся наша физиология работает по программе, программе выживания.

— Это физиология, бессознательное. А на уровне поведения? Для того чтобы выживать, ему достаточно было оставаться на прежнем месте. Кто заставлял его двигаться вверх по служебной лестнице?

— Инопланетяне, — не то в шутку, не то всерьез сказал Володя. — А что? Решили с помощью гомункулусов захватить землю, эксплуатируя любознательность земных ученых. Как только появляется очередной гомункулус, ему тут же программу из какого-нибудь секретного излучателя — лезь наверх поближе к власти.

— Это было бы ужасно, — сказала Лидочка. — Знать, что где-то во Вселенной есть разумные существа, желающие людям зла.

— Можете быть спокойны, Лидия Ивановна, таких существ быть не может.

— Это почему же? — с шутливым упрямством возразил Володя.

— Потому что цивилизация, одержимая злой волей, неустойчива. Она либо уничтожает эту волю, либо самоуничтожается. Кроме того, я не верю ни в каких инопланетян. Убежден, что палеопамирцы сами научились делать гомункулусов. Это было общество нетехнологического типа. В области биохимии они на несколько голов превосходили современных ученых.

— Тогда что же им движет?

— А я почем знаю? — добродушно усмехнулся Гончаров. — Думать надо.

Они просидели у Гончарова до вечера, и все это время разговор шел о гомункулусе Колесникове. Лидочка опять отвечала на вопросы Дмитрия Александровича, которых у него накопилось достаточно за прошедшую неделю. Поговорили и об инциденте в редакции. Гончаров дружески побранил Володю за излишнюю горячность и попросил не повторить подобной ошибки в Григорьевске. С двойником ему лучше вообще в контакт не вступать, а если все-таки придется, то вести себя предельно сдержанно. Может быть, стоит предупредить его насчет Стулова, чтобы при случайной встрече уходил от всяких разговором о проекте. Не хватало еще, чтобы Стулов догадался, что их двое. В общем-то, гомункулуса необходимо взять под Контроль, но этим займется попозже сам Гончаров. Договорились также, что в случае каких-либо непредвиденных осложнений они позвонят ему в Москву.

Гончаров проводил Лидочку и Володю до станции метро, пожелал им удачи, после чего они расстались.

И снова Павелецкий вокзал — оживленная толкотня у вагонов, окрики грузчиков, катящих тележки, белый свет фонарей на столбах, говор, шум, суета…

У входа на перрон Лидочка остановилась.

— Вот здесь все и началось, — сказала она. — Нужно было повернуть налево, а я пошла направо.

— Почему же ты пошла направо? Слева вокзал, там, по идее, должно быть метро. Так рассудил бы каждый на твоем месте.

— Не знаю… Что-то толкнуло, и пошла.

— Что-то толкнуло? А что, не помнишь?

— Не помню.

Володино лицо, освещенное светом неоновых фонарей, приобрело выражение задумчивости.

— Что-то толкнуло… Это ты точно выразилась. А меня толкнуло, когда мы с Гончаровым шли по улице Горького, и я предложил зайти выпить кофе. А потом тебя толкнуло еще раз, и ты пошла пешком вместо того чтобы сесть в троллейбус.

— Ну и что?

— А то, что мы с тобой, кажется, нашли ответ на вопрос, какие силы им движут. Понимаешь, в чем тут дело…

— Эй, берегись! — закричали сзади.

Володя дернул Лидочку за руку, и они отступили, пропуская тележечный поезд, груженный продуктами для вагона-ресторана.

— Пойдем, там договорим… — сказал Володя.

Они вернулись к этому разговору часа через полтора, когда Москва была далеко позади и поезд шел на полной скорости по подмосковным лесам. За окном в густой синеве бежали чередой голые стволы сосен, проплывали величавые островерхие ели, а над ними в сером небе висел мутный светящийся шар луны. Лидочка и Володя сидели одни за столиком у окна и пили чай. Соседи по купе, двое подвыпивших мужчин, ушли в ресторан, и можно было говорить о чем угодно, не боясь, что тебя услышат.

— Ты что-то хотел сказать, — напомнила Лидочка.

— Про тезку-то? Да… есть одна интересная идея. Гончаров правильно говорит, что сущность человека прежде всего в эмоциях, чувствах. Именно они делают его иррациональным существом, а знаешь ли ты, что сие означает?

— Знаю, — сказала Лидочка. — Я это почувствовала, пожив с ним. Мне очень трудно планировать будущее, потому что все время что-то сбивает. Никак не получается по задуманному. А он на год вперед знает, что будет делать в такой-то день. Даже гордится этим.

— Все правильно, — кивнул Володя. — У нас, у людей, так: ум строит свои скучные, логически верные цепочки, а чувство то и дело ломает их, и черт его знает почему так происходит. Какой делаем вывод?

Он облокотился о стол, глядя на Лидочку с загадочной улыбкой.

— Какой вывод? — Лидочка задумалась. — Такой, что у него никаких помех не бывает и он… — она запнулась, соображая.

— …катит по жизни, как этот поезд по рельсам, — договорил за нее Володя. — Нашел себе линию — делать карьеру и катит по ней.

— Ну почему с такой настойчивостью?

— А потому, что ум, освобожденный от коррекций чувств, неизбежно зациклевывается. Так и с людьми бывает. Включается в голове некий бессмысленный логический механизм, и человек гнет свою линию, не глядя по сторонам, а внешние помехи только усиливают его упорство. Феномен из области психиатрии.

— Как здорово! — воскликнула Лидочка. — Его действительно невозможно ни в чем убедить. Помню, я пыталась объяснить ему, что он поступил неумно и жестоко по отношению к Тане Коптеловой, да только зря старалась. Чем больше ему говорила, тем больше он сопротивлялся. На каждое слово — десять. И так спокойно, не раздражаясь. Я тогда не выдержала и роботом его назвала. Так он потом полчаса нудил, доказывал, что это комплимент, что роботы, хотя и проще устроены, в главном совершеннее людей.

— Ну вот и разобрались, — с, удовлетворением сказал Володя. — Теперь будем знать, как вести себя с ним. Главное — ни в чем ему не перечить, а если придется столкнуться, нажимать на логику. Это он поймет.