— К доктору? — «испугался» я. — Не к Хирургу?
— Пока к доктору. А будешь крутить, или не приведи Бог, попытаешься меня обмануть, то тогда к Хирургу и попадешь, нет проблем. Боишься?
— Да, — ответил я, — боюсь! Знаешь такой анекдот? Пациент: «Доктор, я постоянно чего-то боюсь, без видимой причины». Доктор: «Сестра! Слабительное! Пейте, и будет вам причина. Следующий!»
— Никогда не слышал! Смешно. Но мой тебе совет — не рассказывай анекдоты дрожащим голосом. Нет нужного эффекта.
…Тихо бреду по развалинам моего города — стены домов обглоданы, на улице холодно, белый снег покрыл почти всё, скрывая от моих глаз все дороги кроме одной. Дракон сжег тут всё и сейчас уже уходит. Развалины — выбитые зубы города сами напоминают гигантские клыки престарелого дракона. Я натыкаюсь на группку людей, спрятавшихся за полуобглоданными стенами какого-то дома. Подхожу ближе. Окрик: «Стой! Свой? Чужой?». Я свой. Подхожу к костру. Люди у костра ведут какой-то разговор. Так как я свой, на меня внимания больше не обращают. Я что-то ищу взглядом. И нахожу. Я искал ее. Она улыбается мне — лицо очень родное, до боли знакомое. Улыбается только мне, я точно знаю. О боже, всё ее лицо с одной стороны разбито до костей, а одежда изодрана в клочья. Она сидит на асфальте, поджав ногу под себя, а вторая нога лежит в двух футах от нее, а всё вокруг запачкано красным. С лица медленно сочится черная жидкость. Я кричу и просыпаюсь.
Я проснулся среди ночи, разбуженный кошмарным сном и собственным криком. Подушка холодная и влажная от впитавшегося пота. Я не знал, что мог значить тот сон, и чем он вызван, но мне он казался просто отвратительным. Балконная дверь распахнута настежь, за ней на небе сияла полная Луна. По краям темных крыш домов переливались отсветы белого лунного света. В комнате стоял горьковатый и терпкий запах парфюма Лорен. Шелковистая кожа матово блестела при слабом свете Луны. Я вытянулся на спине и закрыл глаза, пытаясь заснуть снова. Кофе, несомненно, был не в меру крепкий, не нужно было мне его пить. И ведь прошлой ночью я тоже не сомкнул глаз, читал какой-то новый роман. Как же все-таки пошло и похабно пишут теперь современные писатели. Можно подумать, что нынешним авторам доставляет особое наслаждение барахтаться в дерьме, крови и канализационных стоках. Впрочем, если такова жизнь, то что можно ожидать от ее отражения — литературы? Я улыбнулся, вспомнив старый литературный спор о том, каким словом, «шелковистая» или «бархатистая», можно точнее определить кожу молодой женщины. Еще говорят, что в старые времена у людей не было нешуточных вопросов! А как, в самом деле, правильнее сказать — «бархатистая» или «шелковистая»? Действительно любопытно… Я протянул руку и погладил Лорен — осторожно, чтобы не разбудить. Да, скорее всего — шелковистая, так будет вернее.
Лорен спала. На ее лице, едва освещенном отблеском лунного света, лежало выражение полного покоя. Я смотрел на нее, опираясь на локоть и осторожно шевеля пальцами блестящие завитки черных волос над ее ухом, потом лег, натягивая на плечи одеяло. Лорен сонно вздохнула и дрогнула губами, сунув ладонь себе под подушку. Где-то очень далеко перекликались городские вороны — меня всегда удивляла их дикая привычка каркать в любой час дня и ночи, не признавая ни расписания, ни времени суток.
Лорен опять вздохнула, потерлась щекой о подушку и тоже проснулась. Она гибко потянулась всем телом, а затем посмотрела на меня своими огромными, блестящими в сумерках глазюками. В них что-то изменилось — исчезла та неприязнь и тот лед, что светились в них прежде. Я понимал, что все это чистой воды безумие. Хорошо было рассуждать и осознавать, но вот изменить что-то невозможно. Оставалось забыть про все эти сомнения и продолжать блаженствовать ночами с этой женщиной, а днями выполнять работу для организации, которая уже не казалась мне таким кошмарным местом.
— Алекс… — прошептала она, — ты чего не спишь?..
— Да, так… сейчас усну. И ты спи, ночь еще…
Но ее безупречное тело опять начало меня возбуждать. По её лицу плутала отсутствующая улыбка, и мы слились в долгом, насколько хватило воздуха, поцелуе, а наши языки переплелись, сражаясь в битве страсти…
Когда, наконец, все, что должно закончится, прекратилось, мы долго лежали, не в силах пошевелиться. Я слегка ласкал ее шею и спину, а в моем котелке не находилось ни одной умной мысли. Меня чуть-чуть покачивало на волнах наслаждения, но то было безмятежное, эфирное чувство, наступившее совместно с расслабленностью. Наконец она нехотя шевельнулась, грациозно встала и медленно пошла в ванную.
…В прошлый вечер после похожих упражнений, Лорен не дала мне спокойно уснуть, а стала приставать с вопросами — что, где и как? Вообще-то она так делала всегда и регулярно, но в тот раз что-то уж очень настойчиво и въедливо. Возможно, она тоже получила мощный нагоняй от Пола, но я мало чем смог пополнить ее багаж знаний. Зато решил отыграться сам.
— Что это мы все обо мне, да обо мне. А ты? Я про тебя совсем ничего не знаю. Мы уже давно вместе, а ты для меня загадка.
— Ну, да, прямо-таки, загадка! Вот она я — смотри!
Она прикоснулась ко мне, проводя своими полными губами по всему моему телу, одновременно лаская меня удивительно ловкими изящными пальчиками. Это было ошеломляюще, ничего не скажешь. Я почти забыл на какой-то момент, что за неё точно также потребуют отчет, как за расходы на оборудование, за подкуп охранников, за расход энергии и за посещения Темного Города. А её действия в необходимое время были настолько качественны, что я не мог заметить и тени фальши. В какой-то момент я включил бра, чтобы лучше ее видеть, и совершенно случайно заглянул ей в глаза. Ангельская, кроткая улыбка поднимала уголки её чуть приоткрытых губ, веки широко распахнуты, а тело все ещё плотно обвивалось вокруг меня. Но в эти несколько секунд я увидел в глубине её глаз ужасающую пустоту. Эмоциональный вакуум, абсолютное отсутствие всякого чувства. Она занималась сексом в какой-то нечеловеческой манере. Не было ни любви, ни чувств, ни отзывчивости, ни удовольствия. Была только ужасная, заполняющая нас страсть — даже не зоологическая эмоция, а нечто сродни управлению автомобилем. Вот только к своему автомобилю эта девушка испытывала куда больше чувств, чем сейчас ко мне…
Наконец Лорен упокоилась и вытянулась рядом, а я некоторое время думал о том, что, несмотря на свой жизненный опыт, я по-прежнему остаюсь неисправимым романтиком. Я предпочитал заниматься сексом беспорядочно и экспансивно, и мне не нравилось эффективное гигиеническое обслуживание в духе нашего века. Будь тут одна из моих шальных подружек, мы спокойно бы лежали и обнимались, причем между нами даже возникла бы какая-то общность. Но вот хитрая красавица рядом со мной, её мозг работал как хорошо отлаженный компьютер, а между нами была стена. Глаза ее снова закрыты, но, тем не менее, чувствовалось, что она думает о чем-то постороннем, для нее увлекательном. Я ни за что в жизни не смог бы догадаться, о чем, а мог только заставить себя об этом спросить:
— Я вижу. Вот она — ты. Но я не вижу, что у тебя тут, — я дотронулся пальцем до ее лба, — а у нас с тобой в основном работа мозгов. Расскажи про себя.
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Лорен, — но ничего такого ты не услышишь, история, сама по себе, скучна и банальна. Я родилась в не совсем обычной семье. Отец — европеец, мать — африканка, и с самого начала на меня смотрели косо. Когда мама приехала из Найроби — столицы Кении, то думаю, что тогда она была самой красивой девушкой в Африке. Ее родной язык был — суахили, но она также бегло говорила на английском, русском и на нескольких африканских языках — камба, кикуйю, еще на каких-то… Своим именем — Лорен — я обязана дорогому папочке, коллекционировавшему фотографии кинозвезд прошлого века. Такое странное хобби никого особенно не удивляло, пока он не назвал свою дочку фамилией какой-то всеми забытой актрисы. Я много перетерпела из-за своего нестандартного имени. Но позже привыкла, а когда научилась отстаивать свою личную неприкосновенность при помощи пяток и кулаков, то и совсем перестала обращать на это внимание. В детстве очень любила читать, днями пропадала за компьютером, в книжных магазинах и даже — в читальных залах библиотек. Я много мечтала о жизни. Смотрела на то, как живут мои родители и большинство людей вокруг нас. Я тогда думала, что сама никогда не буду жить как они. В жизни искала любви, чего-то хорошего и не находила, но до ухода мамы из семьи я еще как-то держалась. Когда отец начал пить, мама ушла от него к другому человеку — ее соотечественнику.