«Что-нибудь легкое» с точки зрения доброй нанитки оказалось роскошным ужином. Но Пит эт-Баради ел мало. Он впал в то странное состояние, которое всегда предшествовало походам за Кром.

Мысленно он уже был там, на призрачных дорогах иного мира. А через небольшое время, когда маг, закончив ужин, попросил оставить его одного и расслабился, он дал своей душе погрузиться во тьму.

На границе Кромешного мира, мало что имеет привычные формы и очертания.

Сейчас Питу казалось, что вокруг него струятся серо-призрачные качающиеся волны…

Вот что-то более темное… На это можно наступить.

Дорога? Тропа?

Пит эт-Баради не знал.

Не знал он, и того, почему ощущает себя здесь как зверя — большого мохнатого зверя, то враскачку идущего на четвереньках, то поднимающегося на задние лапы. Но именно таким принимал некроманта Кромешный мир. Зверем, демоном, жутким ночным мороком…

Зверь повертел большой головой, втягивая ноздрями пыльный и затхлый воздух. Здесь пахло смертью. Кругом — смерть, сочащаяся в воздухе, текущая жирной водой под лапами… Но кроме смерти здесь было что-то еще…

Каждая душа, уходя за Кром, оставляет на ткани мира глубокий шрам, к которому тянуться нити из недоделанных дел и недолюбленных близких. Нити памяти и горя — они колышутся, искрятся в сером тумане, вспыхивая то чистым голубым, то мрачным багровым. Целые леса из молодых нитей. Еще бы — здесь была война. Здесь убивали тех, кто еще не прошел еще своего пути, не доделал, не долюбил. Ткань мира истончена, но держится еще. Нет, причина черного мора — не здесь, не в смертной боли сотен ушедших.

Но — что это?

Часть пространства — словно бурлящее подземными газами болото: шевелится, клубится то ли жидкость, то ли твердь, вспухают и лопаются ядовито-синие пузыри, летят во все стороны ошметки черной грязи. В середине трясины — два бугра. Две сущности — без формы и очертаний, ежесекундно меняющиеся, дрожащие, текущие.

Пит эт-Баради напрягся. Именно отсюда веяло не просто смертью — отсюда дул разъедающей все ветер иномирья.

«Прорыв? — подумал старый некромант. — Или?»

Что-то было не так с этими демонами, рвущими на клочки ткань мира. Эт-Баради припал на брюхо, решив сначала понаблюдать. От сущностей веяло силой и — очень странно — пахло сталью. Доброй честной сталью, которая не меняет своих свойств во всех мирах. Сталь была самой сущностью этих демонов, их кровью.

Демоны — и честная сталь. Непонятно.

Невольно маг рыкнул.

— Мама! — вдруг пропищала одна из сущностей. — Мама! Я хочу к маме!

Вторая поддержала ее пронзительным ревом.

Пит эт-Баради вскочил:

«Новорожденные демоны? Ну и силища у них! Прорваться сквозь барьер и при этом плакать и звать маму!»

— А где ваша мама, малыши, — как можно спокойнее произнес он.

Одна из сущностей оборвала рев и, всхлипывая пробормотала:

— Там, в комнате… огонь, мама плачет… я убью его!

— Кого его?

— Страшного дядьку… он кричал на маму! Я убью его! Убью!

Затихшее было болото взорвалось фонтаном брызг, новорожденная сущность — нет, уже демон, настоящий демон, пытающийся приобрести форму, поднялся над грязной жижей, распрямляясь во весь свой немалый рост. К удивлению Пита эт-Баради, юное существо, пахнущее сталью и огнем, яростью и смертью, теперь походило на него самого. Такие же лохматое тело и узкая морда с почти незаметными глазками, такие же мощные лапы. Может, немного по-детски неуклюжее существо, но теперь несомненно — из класса ночных мороков, борьба с которыми считается у некромантов самым трудным делом.

— Стой — Пит эт-Баради тоже поднялся на задние лапы. — Стой, малыш, ты убьешь его, но сначала найдем твою маму. Она ждет вас, не так ли?

— Мама! — захныкал второй демон.

Его превращение было не столь стремительно, но и он уверенно приобретал черты беспощадного убийцы из легенд и кошмаров.

— А ты кто? — вдруг по-детски деловито спросил первый демон. — Тебя как зовут?

— Пит, — растерялся маг.

Он знал, что не стоит называть свое имя кому попало, но еще ни разу юные демоны не пытались с ним знакомиться.

— Дядя Пит? А меня — Морисетта. А этот рева — Морис. Ты правда найдешь нашу маму? А то мы ждали ее, ждали, потом пошли искать, но ее нигде нет. Это все тот злой дядька виноват! Я убью его!

— Хорошо, хорошо! — в мозгу мага вспыхнула догадка, объясняющая все странности. — Мы пойдем к твоей маме. Пойдем?

А про себя подумал: «Ничего себе — «пошли искать»! В клочья изодрали барьер, навлекли на город проклятие «черного мора», разрушили само равновесие! Хотя чего еще ждать от тех, в ком горит кровь Драконов?»

— Идемте! — Пит эт-Баради плюхнулся в болото рядом с демонятами и начал медленно погружаться в израненную ткань барьера. — Не отставайте!

Теперь главное — увести демонят на Кромешную сторону, подальше от места прорыва, показать им путь к дворцу Тима Пресветлого. Молодая герцогиня была доброй женщиной с чистой душой, из тех, которые сами находят дорогу в Чертоги Света. И в ней не было крови Драконов, превратившей невинных малышей в беспощадных мстителей.

— А где Эльрик? — спросил Пит эт-Баради, когда они спустились на твердую почву Кромешного мира. — Он был с вами?

— Не, — замотала головой Морисетта. — Он так и не пришел. Мы его тоже искали, но его нигде нет.

— Значит, вам пока не судьба увидеть братишку, — маг постарался успокоить демонят, которые снова готовы были разреветься. — Он помнит и любит вас, но пока у него дела в другом месте. Он же совсем большой, не так ли?

— Да! Да! — Морисетта теперь семенила рядом с магом. — Дядя Пит, а у мамы нет других дел?

— Нет, конечно. Она… она просто не такая, как вы. Вы — сильные. Вы скоро научитесь не плакать. А она там, где ей сейчас хорошо. И где никто не плачет.

Морисетта глубоко вздохнула. Второй демоненок шмыгнул носом, но сдержался:

— Я знаю, что мужчины не должны плакать. Но у меня пока не получается! А Эльрик надо мной смеется.

Пит эт-Баради не знал, сколько они шли по пустошам Кромешного мира. Попадавшиеся на пути обитатели этого печального места не решались перегородить им дорогу. Три морока, три демона мести, даже если два из них — совсем юные, — слишком опасные противники.

Мир становился все светлее. Причудливые скалы светились багровым, на их вершинах плясали белые короны искристых молний. Потом появились леса. Сначала мрачные, с изломанными, искореженными деревьями, таким жуткими, будто с той поры, как они были крохотными ростками, кто-то их беспрестанно пытал. Затем — прямые, как копья, звенящие и переливающиеся, похожие на органные трубы. Потом за поворотом вспыхнул теплый золотистый свет — и вот уже перед глазами — стена Чертогов…

— Мама! — вдруг закричала Морисетта и со всех лап бросилась вперед.

Неуклюжий Морис помчался вслед за сестрой, скуля и подвывая.

Над широкой дорогой навстречу демонятам плыло бело-золотистое облако, постепенно принимающее очертания женской фигуры.

«Она попросит за них у Тима Пресветлого. Она… она не допустит, чтобы малыши убили ее город», — подумал маг и вдруг понял, что силы покидают его.

Он не мог больше оставаться здесь, в ином, Кромешном мире, в царстве смерти и посмертных надежд. Его хватило лишь на то, чтобы стремительной искрой взмыть вверх, по своему же следу, туда, где оставалось почти мертвое сейчас старое тело.

«Она попросит», — прошептал Пит эт-Баради, приходя в себя.

Заботливые монахини оставили на столике рядом с диваном, на котором расположился некромант, кувшин с разведенным вином. С трудом дотянувшись до него, Пит эт-Баради налил в бокал бледно-розовую кисловатую жидкость. Сделал глоток — и вновь откинулся на подушки.

Пит эт-Баради очень не любил ходить на Кромешную сторону. Теперь ему придется несколько дней отлеживаться. Но ясно одно: Эльрик не погиб. Иначе бы в Ааре была не просто эпидемия, три обезумевших от горя ребенка стерли бы город с лица земли.