— О! — обрадовался Эдмар. — Это как раз изучали, хотя давно, до моего рождения. Эту реликвию приобрел еще мой дед. Говорят, ее нашли где-то на побережье Залива Роз, в пещере. Так вот, маг, который изучал ее, сказал, что это что-то вроде ручной мортиры. Что письмена — это заклинание стабилизации полета того, что вылетает из трубы. Но вот чем и как стреляли… не знаю. Вообще непонятно, куда сыпать порох!

— Чудо! — с энтузиазмом воскликнул капитан Путкос-Иль и браво вскинул треногу на плечо на манер алебарды. — Даже удобно! Жаль, что сейчас таких не делают! В только посмотрите, какая прелесть: ставишь, наводишь… пли!

Древнее оружие вызвало большой интерес у офицеров. Каждый хотел пощупать конструкцию, примериться к ней, как примеряются к новой сабле или мушкету.

Но закончился ажиотаж вокруг таинственного оружия весьма плачевно. Кто-то из молодых людей случайно поставил медный треножник на край кринолина Норситы, девушка дернулась, затрещала рвущаяся ткань… На беду для бросившихся на помощь офицеров, юбки у Норситы были натянуты на недавно вошедшие в моду металлические обручи. Это придавало платью особо элегантную форму, превращая женскую фигуру в подобие пышного цветка. Но сейчас весьма увесистое железное кольцо ударило кого-то по лодыжке. Молодой человек ойкнул и присел от боли. Капитан Путкос-Иль сделал шаг назад и наступил на платье Лани. Юная магичка пошатнулась, заверещала от неожиданности и вдруг шлепнулась на ковер, увлекая за собой не успевшего подняться офицера с ушибленной ногой.

Арчи с недоумением взирал на весь этот переполох, думая о том, что его подруги вроде бы давно научились носить эти свои шлейфы и кринолины, и вроде бы не должны то и дело падать. Умудряются же они в этом даже как-то танцевать!

Вдруг Арчи услышал скрип открывающийся двери и резкий голос:

— Что тут происходит! Может мне кто-нибудь это объяснить?

— Папенька, — полузадушено пискнул Эдмар, поднимаясь на ноги. — Паненька, проститете, но мы…

«Это маршал Арас Вильмирский, — догадался Арчи. — А ничего вроде мужик. Почему его Сатин называет «сладким мальчиком»? Не очень молодой мужчина, вон — седина на висках. Красив, конечно, но тот же Путкос-Иль, на мой взгляд, гораздо красивее. По крайней мере, если их заставить драться на кулачках, капитан маршала в два счета сделает. Хотя кто этих женщин знает, может, им и впрямь больше нравятся такие вот голубоглазые статуи?»

Арас Вильмирский действительно застыл, как статуя, требуя отчета от сына.

Покрасневший Эдмар хватал воздух ртом, не зная, что сказать. И тут Арчи вдруг неожиданно для себя присел в реверансе и дрожащим голосом произнес:

— Простите, господин! Это я виновата! Я выросла в Сунлане и не умею правильно носить бальные платья. Я споткнулась о край ковра! Простите! Для меня привычнее шальвары, а не эти излишества, — и Арчи потряс юбками перед маршалом. — У нас в Сунлане говорят, что женщину нельзя лишать свободы скакать на коне, тогда она сможет родить настоящего воина!

Арас Вильмирский со странным выражением посмотрел на гостью своего сына, но ничего не сказал, резко повернулся и вышел из библиотеки, хлопнув дверью.

В комнате воцарилось тяжелое молчание.

Потом Эдмар тихо произнес:

— Все. Отец меня убьет. Алоиза, ты вообще поняла, что сказала?

Арчи недоуменно захлопал глазами:

— Что?

— Отец до сих пор не может простить принцу Эдо разгром армии Двальди. Это было слишком большим ударом по его самолюбие. Я отца не оправдываю… Но мне теперь придется несладко.

— Может, плюнуть на твое назначение и перевестись куда-нибудь в глушь? — осторожно предположил капитан Путкос-Иль, сумевший наконец-то подняться с ковра и помогая подняться девушкам. — Мне тоже нужно удирать из столицы как можно дальше. Тебе, Эдди, папаша, может, и простит свидетельство его позора, а мне что делать, если у меня ни влиятельной родни, ни покровителей? Боюсь, придется простить протекции у Алоизы — ведь если храмы и впрямь что-то значат в Сунлане, то после всего, что произошло, она обязана мне помочь!

— Я… я… Варан, Эдмар, я… — запинаясь, пробормотал Арчи.

Но Эдмар только махнул рукой:

— Откуда ты могла знать, сестренка? Отец вообще в последние дни сам не свой. Так что, боюсь, Варан, тебе не нужно будет покидать столицу. Что-то во дворце творится странное, отец нервничает…

Арчи молчал.

Из всей компании только он понимал причину «странного» самочувствия маршала. От Араса Вильмирского веяло холодящим сердце ощущением близости Крома. Маршал был уже отравлен, причем сделала это его собственная дочь.

На следующее утро Норсита и Арчи завтракали в маленькой столовой пансиона матушки Трой. Девушка была определенно не в духе. Арчи, безуспешно пытавшийся разговорить подругу, не выдержал и спросил напрямик:

— Что с тобой происходит, Нори? Ну, проиграли вы с Ланей, ну и что такого? Сегодня вечером господа офицеры будут ждать вас в манеже, чтобы покататься на лошадях. Про меня скажете, что мой папенька срочно уехал в то имение, из-за оформления наследства на которое он, собственно, и попал в столицу. И взял меня с собой… А завтра вы угостите меня мороженым.

— При чем тут это дурацкое мороженое? — презрительно скривилась магичка. — Неужели ты ничего не понимаешь?

— А что я должен понимать?

— Думаешь, я не вижу, что ты метишь в герцогские зятья? Не надейся! Ты хоть и маг, но все равно — никто, ничто и звать тебя никак!

— Чего? — Арчи от удивления даже рот открыл. — Ты с ума сошла?

— Я? Это ты сошел с ума! Думаешь, я не видела, как ты на эту венценосную корову смотрел?

Арчи набрал в грудь воздуха, пытаясь что-то возразить, но не нашел слов, и шумно выдохнул.

— Да-да, я все видела! — со страстью повторила Норсита.

— Но… я, — Арчи посмотрел на девушку, и вдруг ему стало ее смертельно жалко.

В Келеноре ценились высокие статные блондинки. Красивыми считались пышная грудь, широкие бедра и румянец во всю щеку. Нет, при дворе, конечно, были модны томность и утонченность. Но эта мода не проникала дальше дворцовой ограды. Маленькая, худенькая и смуглая магичка, наверное, всю жизнь считала себя дурнушкой. Поэтому-то и к мужчинам относилась с таким презрением. Ведь гораздо приятнее считать, что то или иное удовольствие не стоит усилий, которые на него нужно затратить, чем постоянно сожалеть, что у тебя нет того, что тебе хочется…

— Норсита, милая, давай поговорим начистоту, — начал Арчи. — Я тебе хочу сказать… в общем, ты мне очень нравишься…. Наверное, больше, чем любая другая девушка. И как девушка нравишься, и как товарищ. Ты красивая и талантливая… Но…

— Что — «но»?

— Но я не люблю тебя. Ни тебя, ни кого-то еще. Даже Генрику по-настоящему не люблю, точнее, люблю, как сестру, а не как ту девушку, на которой хотелось бы жениться. А подавать надежды, если не любишь… по-моему, это не очень правильно.

Норсита хлюпнула носом, но сдержала слезы:

— Какой же ты подлец!

— Но… почему?

— Он еще спрашивает! Гад!

Не в силах больше сдерживаться, девушка вскочила из-за стола.

— Погоди! — Арчи ухватил ее за руку и усадил на соседний стул. — Выслушай меня, пожалуйста!

Норсита снова хлюпнула носом и хмуро посмотрела на молодого мага:

— Ну, говори!

— Понимаешь…

Арчи на миг замолчал, но пересилил себя, поняв, что, если не скажет сейчас Норсите что-то очень важное, то она обидится на него уже навсегда.

— Понимаешь, — продолжил он. — Меня воспитывали в храме Нана-Милостивца. Ты, наверное, мало общалась с нанитами. Особенно с нанитками. У них есть тщательно охраняемые тайны. У многих женщин, попадающих в общину при храме, в прошлом — много такого, что здесь, в столице, считалось бы постыдным. Почти все монашки владеют Серой Силой. Это… ну, ты знаешь… Это сила… дикая, звериная… Сила того, что делает землю живой. Поэтому нанитки учатся четко понимать: где ими управляет разум, а где — Серая Сила. Они учатся ее подчинять. Но если девушка, имеющая талант целительницы, в раннем отрочестве не попадет в храм, то она может натворить много такого, что другую женщину опозорит на всю жизнь. Впрочем, Нан-Милостивец потому и милостивец, что прощает все, что сделано не со зла, а от избытка жизни…