Внимание молодого профессора привлекла сценка у кофейни матушки Тарси. Кофейня эта славилась недорогими и чрезвычайно вкусными рогаликами, подававшимися всегда горячими, щедро сдобренными топленым маслом, джемом, или медом — по желанию покупателя. Заходить к матушке Тарси не брезговали даже маститые академики, а секретарь ректора ежедневно покупал для своего патрона полдюжины рогаликов со сливовым джемом.

Из дверей кофейни вышла молодая девица, из тех, которых часто можно увидеть в университетском городке: недорогое, но добротное платье, даже с некоторой претензией на моду, кружевная наколка на волосах… Или служанка из богатого дома, или повариха из какой-нибудь карзской артели. Девицы, самостоятельно зарабатывающие на жизнь и не зависящие от чьей-то милости, предпочитали заводить себе сердечных дружков среди небогатых, но обходительных студентов. Хотя эта — вряд ли артельная: карзы чаще берут на работу своих, а девушка, хоть мала ростом, но вовсе не карлица. Ругина из прибрежных, из Лиу или Горхана: тяжелая нижняя челюсть; небольшие клыки, украшенные золотыми колпачками, оттопыривают сочные губки. В остальном же девушка весьма привлекательна даже на взгляд северян, не привыкших к виду "зверообразных": тугие груди грозят разорвать тесный лиф, пышная юбка подчеркивает крутизну бедер, а талия тонкая, словно у какой-нибудь благородной фаа… По собственной воле хорошенькая южанка вряд ли поехала бы в промозглую, холодную Ольвену. Значит, имеется непоседливая госпожа, которую носит во все концы Империи…

Прелести молодой ругины оценила и компания карликов. Один, самый смелый (или наглый), подкатил к девице, сказал несколько слов, которые Дживан не расслышал. Но, видно, ухажер не понравился южанке, потому как ругина ощерила клыки в полупрезрительной улыбке. Молодой нахал не внял предупреждению и попытался взять девицу под локоток: дескать, пойдем с нами, милочка. Ругина зашипела, полоснула карза когтями по лицу и отскочила на шаг, замерев в боевой стойке.

Наблюдавший за этой сценой Дживан от души рассмеялся. Откуда этим молодым лоботрясам знать, что у прибрежных ругинов — втяжные, словно у кошек, когти? Пальцы девушки на первый взгляд кажутся толстоватыми, но никак не способными нанести глубокие, плохо заживающие раны. Однако при желании малютка может вырвать нахалу глаза и до костей располосовать лицо.

Ошеломленный карлик замер в недоумении, соображая, что же делать. Конечно, дойди дело до серьезной драки, он мог бы сломать девице шею. Но, в конце концов, он же не воевать с ней собирался, а поухаживать… Вот только зачем ему такая царапучая? Придя к неутешительному выводу — его не поняли — карлик вытер кровь, и вся компания нырнула в кофейню — чтобы не мозолить глаза зевакам.

А девушка так и осталась стоять у крыльца, поджидая кого-то. "Видно, у нее уже есть сердечный дружок", — решил Дживан и гуляющим шагом направился в сторону библиотеки.

К удивлению Аспида, за углом его нагнала та самая ругина, что тщательно высматривала кого-то среди посетителей кофейни.

— Мастер! Мастер! — Окликнула его девушка. — Погодите, мастер!

Раскрасневшаяся, с выбившимися из-под наколки непослушными кудрями, она была чудо как хороша. Это тут, на севере, клыки и когти в диковинку. Но не для тех, кто родился в окрестностях Песчаного моря… Если бы ни очередной виток Неизвестности, который ждал Аспида в ближайшее дни…

— Мастер, велели передать вам…

Ругина сунула в руку Дживана лакированную дощечку. Он повертел в пальцах изящную вещицу. Нет, тут не служанкой пахнет, а госпожой, да из самых-самых…

"Сегодня, в полночь, на Тележной аллее у калитки в сад Виллы Лилий", — прочитал молодой профессор единственную, каллиграфически выведенную строку. И — вместо подписи — цветок лилии, склонивший головку. "Ничего себе! — Аспид растерянно потер подбородок. — И эту на экзотику потянуло… Не ожидал…"

Фаа Тивии-Туиэль, владелица Виллы Лилий, недавно ставшая почетной гражданкой Ольвены… На прошлой неделе на балу в Ратуше молодой ученый случайно оказался ее партнером в танце. Точнее, не совсем случайно: пары назначал распорядитель, а то, что гибкий Аспид отменно танцует, знают не только в университете. На всех муниципальных балах ему приходится отдуваться за десятерых. Вот распорядитель и решил, что лучшего партнера, чем молодой профессор, для недавно приехавшей в город высокородной гри не найти.

Фаа Тивии-Туиэль и Дживан сказали друг другу лишь пару ничего не значащих фраз. И вот — приглашение на свидание. Что это? Прихоть скучающей южанки, волей императора оказавшейся в чужой ей Ольвене и готовой признать земляка даже в аспиде? Каприз избалованной красавицы? Но все же фаа Тивии-Туиэль — стопроцентная гри и настоящая фаа, чье присутствие благословляет землю, по которой ступают ее легкие ножки. Отказаться от предложения ТАКОЙ женщины…

— Спасибо, милочка. Я понял. — Улыбнулся Дживан молодой ругине. Ласково так улыбнулся: если ничего не получится с хозяйкой, то эта, клыкастая, тоже может тосковать в незнакомом городе…

— Что-нибудь надо передать?

— Скажи, что всегда рад служить благородной фаа и выполню любое ее пожелание.

3.

Вечер Дживан провел в душевных терзаниях. С прекрасным полом у молодого ученого были очень сложные отношения. Большинство девиц не испытывало при виде аспида никаких чувств, кроме отвращения: урод, измененный, нелюдь… Но некоторым все же нравилась необычность Дживана. Вот этих-то некоторых аспид выискивал с азартом заядлого охотника. Каждая новая любовница подтверждала право Дживана считать себя равным другим обитателям Серебряной Империи.

Профессор тщательно вымыл волосы, сам, не доверяя талантам старухи-экономки, отгладил новую сорочку с кружевным воротником. Если не снимать длинную бархатную мантию, в которую он был одет на том балу, то ничего неэстетичного в нем не найдет самый придирчивый гри. Но если дело зайдет дальше… Хотя… Неужели фаа Тивии-Туиэль не знает, кто такие аспиды?

От университета до Цветущих Холмов, где роскошные особняки прячутся в пышных садах, — десяток кварталов.

Пока Дживан шел, стемнело. С широкой, украшенной затейливыми клумбами аллеи Первоцветов он нырнул в темный проулок, потом свернул за угол.

Тележная — узкий проход между парковыми оградами, через которые свешиваются ветви деревьев. На улочку эту выходят глухие стены сараев и конюшен, по ней подъезжают поставщики угля и сена, по ней служанки с утра спешат на рынок. А ночью калитки открываются, чтобы впустить тех, о ком не должны знать соседи…

Взошла Сиреневая луна, превратив разбитую телегами дорогу в Серебряную Реку из сказки о Снежной Принцессе. Лунные зайчики заплясали по листве. Вот уже и заветная калитка: затейливая чугунная ковка — переплетение черных лилий… Стена ярко освещена, кажется, каждую трещинку на камне можно рассмотреть, каждый островок мха…

Дживан почувствовал опасность на долю мгновения раньше, чем арбалетный болт вонзился в его затылок. Точнее, должен был вонзиться. Если бы Дживан не был аспидом. Профессор упал на колени, перевернулся через плечо, откатился в тень. Секунду прислушивался, потом стремительно вскочил, летучей мышью взвился на ограду. Спрыгнул в кусты, снова замер.

Выдержат ли у убийцы нервы?

Или?

Легкий шорох.

Металлический стук: арбалетчик пытается перезарядить свое оружие.

Дживан идет на звук, идет, как умеют ходить лишь аспиды и бесплотные тени: не слышно ни звука, не дыхания, кажется, что не идет он, а плывет над росистой травой…

Но через какие-то секунды, словно из ниоткуда, вырастает перед арбалетчиком черная фигура.

Удар ребром ладони по лицу.

И сразу же — разворот, Дживан отбивает летящий в него нож, перехватывает руку второго убийцы. Еще миг — и здоровенный брич падает замертво, потому что со сломанными шейными позвонками не живут даже бричи.

Но арбалетчик еще жив, его надо бы допросить. Дживан достает узкий стилет, подносит к горлу разбойника: