Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Верность себе

Искусство

Верность себе

ЭПИТАФИЯ

Выдающийся советский драматург Михаил Шатров – даром что прекраснейшим образом встроился в новые социальные и политические реалии – был человеком в лучшем значении «старорежимным». Обязательным, отзывчивым, уважающим труд других.

Когда несколько лет назад «ЛГ» опубликовала рецензию на его 5-томное собрание сочинений (причём, надо сказать, выдержанную отнюдь не в умиротворённо-розовых цветах), Шатров уже с самого утра в день выхода газеты буквально обрывал телефоны редакции – с тем только, чтобы сказать несколько слов автору статьи, с ним лично не знакомому. Причём слов искренних, настоящих, не банальных.

Те из наших сотрудников, кому доводилось брать у Шатрова интервью, говорят, что это были, пожалуй, самые лёгкие интервью в их профессиональной карьере – настолько чётко, ясно и продуманно формулировал свои мысли «пламенный» публицист, литератор-историк, мастер драматургического диалога. Ведь и пьесы, и сценарии его – в первую очередь, конечно, принёсшая автору славу, развёрнутая, многолетняя лениниана – как к ним сегодня ни относись – оставляют ощущение крепчайшим, профессиональнейшим образом сработанных вещей. Вряд ли, конечно, наши театры ещё когда-нибудь обратятся к этим абсолютным детям своего времени, однако в историю отечественной сцены XX века шатровские спектакли «Современника», МХАТа, Ленкома, несомненно, вписали отдельную и важную главу.

В позапрошлом году, с интервалом в несколько месяцев, мы дважды обращались к Михаилу Филипповичу с просьбой откликнуться на страницах «Литературки» на юбилеи двух его товарищей – соратников по сражениям на драматургических фронтах шестидесятых–семидесятых–восьмидесятых. Надо ли говорить, что Шатров – в отличие от многих и многих деятелей литературы и искусства, зачастую в подобных случаях или отказывающих, или выдавливающих из себя нечто нехотя, ровно из-под палки – отнёсся к этим просьбам с максимальной ответственностью и в том и в другом случае выступил с мыслями яркими, интересными, окрашенными подлинным человеческим теплом. Поздравление Михаилу Рощину называлось «Таких, как Миша, сегодня крайне мало». Приветствие в адрес Александра Гельмана было озаглавлено «Чувство эпохи».

Думается, обе эти фразы могли бы с полным на то основанием быть обращены и к самому Михаилу Шатрову. Он был человеком «не отрекающимся ни от живых, ни от мёртвых», верным своим друзьям, верным эпохе собственной юности со всеми её прекраснодушными идеалами и заблуждениями, свято верным документу («Верность документу» – под таким заголовком вышло три с половиной десятилетия назад его интервью «ЛГ») – и в конечном счёте верным себе.

Когда-то подобное было в порядке вещей. Для нашего сегодня это чувство редкое и чрезвычайно важное.

«ЛГ»

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Мы росли в другое время

Они сражались за Родину

Мы росли в другое время

ПОБЕДИТЕЛИ

У войны не женское лицо. Но в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. свыше миллиона советских женщин встали в боевой строй защитников Родины. Более двухсот тысяч врачей, свыше полумиллиона фельдшеров и санитарок, санинструкторов. На фронте много было женщин-связисток и зенитчиц, лётчиц и воздушных стрелков, снайперов и пулемётчиц, механиков-водителей танков, партизанок… Как правило, это были добровольцы. Согласно статистике, на фронтах Великой Отечественной войны воевали более 800 тысяч женщин, 95 женщин удостоены звания Героя Советского Союза, четверо – полные кавалеры ордена Славы, 311 200 наград вручены женщинам за боевые подвиги и мужество. Великая Отечественная война уходит в историю вместе с её участниками. А вместе с ними постепенно стирается память о тех событиях. Но ещё живы последние героини тех лет. Одна из них– ветеран финской и Великой Отечественной войн старший лейтенант медицинской службы Зоя Алексеевна Виноградова, прошедшая медсестрой ад войны, воевавшая  на трагическом, политом кровью Невском пятачке.

Среди защитников Ленинграда вы не найдёте человека, который не знал бы грозного смысла этих двух ласковых слов. Невский пятачок – это тот страшный плацдарм на левом берегу Невы, в районе деревни Арбузово и Московской Дубровки, ширина которого составляла не более 4 километров, а глубина метров 800. Невский пятачок был густо нашпигован металлом и обильно пропитан кровью. Уже после войны на разных участках откапывали кубометр за кубометром земли, и в каждом из них оказывалось до 10 килограммов пуль, осколков мин, бомб и снарядов. Потому-то здесь не приживались деревья, не росла трава, не цвели цветы. В историю Великой Отечественной и обороны Ленинграда эта местность вошла как символ мужества, стойкости и беспримерного подвига воинов Ленинградского фронта и моряков Балтийского флота.

Искренние строки воспоминаний – это не какой-то там «экстрим» телевизионных программ сегодняшнего дня, а жизнь во всех её проявлениях. И как бы тяжела и трагична ни была она, воспоминания оптимистичны: дружба на всю жизнь, любовь, молодость, вера в жизнь и Победу, Победу даже ценой собственной жизни.

– Я была озорная, бесстрашная. Детство было трудным – как у всех, наверное. Родилась в 1921 году в Тихвине. Мой отец – Виноградов Алексей Васильевич – родом из Череповца, из крестьянской семьи, работал кондуктором товарных поездов. Мама Александра Никитична не работала. У неё было пятеро детей, я была третьей. В 1936 году закончила 7 классов, нужно было уезжать. Случайно увидела объявление, что в Сясьстрое идёт набор в двухгодичную школу медсестёр. Мама дала пять рублей на дорогу, я туда и уехала. Поступила. Директором был врач-хирург Милов, большой души человек. Окончила я второй курс с отличием, наградили меня книгами и бесплатной путёвкой в дом отдыха в Вырице. А доктор Милов мне напутствие сказал: «Учись, Зоя, ты должна стать врачом». Начала я работать в Изваре, недалеко от Волосово. Но наступил 1939 год.

– 1939 год. На Халхин-Гол вас не посылали. А на финскую тоже попали, как говорится, добровольцем?

– Что было, то было. Сначала вызвали в военкомат, направили на сборы в Сестрорецк, выдали военную форму и стали учить на операционных сестёр. Там я подружилась с двумя девочками, однолетками – с Зоей Галашиной и Верой Младенцевой. Так с ними и не расставались. Прикомандировали нас ко 2-й хирургической группе усиления. Работали в местах наибольшего скопления раненых. Иногда не спали по трое суток. А на хуторах ещё посылали и в патруль. Вдвоём, расстояние один километр, идём друг другу навстречу. Сейчас вспоминаю, думаю, как мы не боялись. Ну с винтовкой, но идёшь-то одна, ночью. Да любой финн мог выстрелить и убить. А тогда даже мысли такие не приходили в голову. Потом перевели нас в госпиталь в Териоках (теперь Зеленогорск): Зою Галашину – в терапию, Веру Младенцеву – в эвакоотделение, а меня – в операционную. Одна операционная сестра со стерильного стола подавала инструменты сразу трём хирургам. Много было и раненых, и обмороженных, в том числе и эстонцев. Были, конечно, и дни затишья.