Капитан тихо проговорил:
– Сань, ты новости по телевизору смотришь?
– Да ты что, какие новости?! У меня жена молодая…
– Ну вот, а у меня старая, поэтому я смотрю. Влипли мы с тобой, Санек, опять нам не видать звездочек…
Павел сокрушенно покачал головой, сделал скорбное лицо.
Капитан Кондратьев сделал строгое лицо, задал первый вопрос:
– Гражданин Лоскутов, что вы можете сказать по факту избиения вами ректора Университета гражданина Гонтаря?
– Помилуйте, граждане следователи! Это он меня избил, а я его и не трогал даже; так только, уворачивался, пытался придерживать. Но попробуй, удержи бывшего боксера, к тому же мастера спорта… Давайте, я лучше напишу все, как было…
Оба милиционера молча, терпеливо ждали, пока Павел излагал свою версию происшествия. Наконец, дописал, расписался, поставил дату. Приобщил к показаниям бумагу из травмпункта. Капитан принялся читать, потом перечитал, после чего взвыл благим матом:
– И за что же ты нас так подставил, козел пархатый?!
Павел проговорил дружелюбно:
– За козла ответишь, капитан… А вот – пархатый… Эт, ты зря… Только погляди на карту, сколько деревень по Сибири мою фамилию носят… Мой прадед с Ермаком в Сибирь пришел, а евреи тут гораздо позже появились, когда купцы обустроились, и несказанно разбогатели.
– Эй, Вась, ты бы полегче, а? – робко подал голос старлей.
– Чего полегче?! Ты только сравни; заявление ректора – бред пьяного параноика. А показания Павла Яковлевича – ясны, логически выверены, и железно замотивированы. Ты только погляди: – Когда я потребовал, чтобы Лоскутов покинул мой кабинет, он предложил мне совершить гомосексуальный половой акт. При этом снял брюки, повернулся ко мне задом и наклонился…
– О, Господи… – потрясенно прошептал Павел. – Что будет, если мои жена и любовница узнают, что я педераст, к тому же пассивный…
Капитан продолжал:
– Тогда я повторно предложил ему покинуть кабинет. А Лоскутов взял телефон и ударил им себя по лицу два раза. После чего я вскочил с кресла, а Лоскутов ударил меня лицом по голове.
– Я еще и мазохист… – с убитым видом пробормотал Павел.
Дочитав, капитан спросил:
– Вы всерьез решили мириться с Гонтарем? А из-за чего ссора-то была?
– Так он же меня из аспирантов выгнал, а потом и вообще из Университета по тридцать третьей… Дело в том, что я догадался – он подставил своего соперника под лосиные копыта.
– Ну, а чего сейчас-то собрались мириться?
– Да потому, что меня за последнюю неделю два раза пытались убить, ну, я и подумал, что это Гонтарь меня заказал. Вот и пошел поговорить мирно, что нет у меня на него ничего, и не собираюсь я его топить. А он от такой наглости буквально осатанел; как заорет, да я тебе эту бутылку в задницу вобью! И от злости схватил телефон, да как засветил мне по уху. Ну, и что мне оставалось?.. Только бежать поскорее из кабинета, он же мастер спорта по боксу. Дак он меня не выпускал, мудохал, как грушу…
Капитан вдруг злорадно усмехнулся:
– А мы вот отдадим обломки телефона и бутылку на экспертизу, и все будет ясненько.
– А бутылка-то у вас откуда? Гонтарь еще при мне ее начал распивать, когда я после нокаута очнулся у него на ковре?
– Какого нокаута? – оторопело переспросил капитан.
– Ну, какого? Он мне врезал в челюсть, после чего я отключился. Очнулся, а он сидит, мой коньяк пьет…
Капитан долго сидел, уставясь в Павла, наконец, переспросил:
– А вы уверены, что там его отпечатки имеются?
– Конечно, уверен…
– Ладно… – капитан прошел к сейфу, достал из него бутылку, аккуратно упакованную в полиэтиленовый пакет, кивнул напарнику: – Тащи три стакана, Санек…
– Ты что, Вась?.. Это ж вещьдок…
– Нам этот вещьдок любой судья в задницы запихнет, предварительно разбив о наши дубовые головы. Да и ребята в экспертном отделе все равно выпьют, чаю нальют, и будут, честно глядя в глаза, твердить, что так и було. Этот вещьдок ведь не по убойной статье проходит… Ты прикидываешь, какая абракадабра получается? На телефоне отпечатков пальцев Лоскутова нет, на бутылке тоже, а как раз, полно отпечатков Гонтаря…
Осторожно прихватив бутылку за краешек горлышка и дно, капитан разлил коньяк в три стакана. Снова засунув бутылку в полиэтиленовый мешок, спрятал ее в сейф, взял стакан, сказал:
– Ну, Павел Яковлевич, за вашу удачу. Может, и нас с Саней в каком-нибудь романе опишете…
– В каком романе? Ты что, Вась?..
– Я тебе говорю, новости надо смотреть. Перед тобой сидит знаменитый писатель детективного жанра, а ты Шерлока Холмса из себя лепишь.
– Да ну?! Гонишь ведь?..
Капитан пожал плечами, звякнул своим стаканом о стакан Павла, и одним глотком отпив полстакана, спросил:
– А правда, что ректор замочил преподавателя?
– Ага… – сказал Павел безмятежно. – Я по следам все узнал… – и тоже отпил из стакана. Коньяк был не плох.
– Дела-а… Так вы ему за это, морду набили?
– За все… – Павел посмурнел, проворчал нехотя: – И за Валерку, и за свою поломанную жизнь…
– Ну, где ж у вас жизнь поломанная?! Знаменитый писатель… Гонорары в баксах…
– А куда деть полтора десятка лет нищеты и безысходности?..
– Ну… Эт, да… Эт, конечно…
– Я на него еще и заявление напишу. Дайте-ка листок бумаги…
Пока Павел писал, милиционеры допили коньяк и терпеливо сидели у стола, дожидаясь, пока он образно опишет, как Гонтарь его избивал в своем кабинете. Потом присовокупил еще и оскорбительное обвинение в пассивном педерастизме, и потребовал возмещения морального ущерба.
Капитан взял его заявление, тяжко вздохнул, поместил в тощую папку, папку взвесил на руке, еще раз вздохнул, проговорил мрачно:
– Сдается мне, что эту папочку скоро одной рукой не поднимешь…
Павел сказал:
– Капитан, похоже, со времени нашей последней встречи вы основательно пообтерлись?..
– Да уж… Я теперь не то что не надеюсь на пенсию генералом выйти, но даже и полковником…
– Вот что, ребята, плюньте вы на все, и пойдемте где-нибудь посидим, я угощаю. А начальнику скажете, что пошли с подозреваемым следственный эксперимент проводить.
Молчаливый Сашка сказал:
– А что, Вась? Ну ее… Эту работу… Все равно всю не переделаешь, всех преступников не переловишь… А когда еще доведется выпить с настоящим писателем, да к тому же детективщиком? Ребята от зависти сдохнут…
– Пошли! – капитан решительно поднялся из-за стола.
Они приземлились неподалеку от райотдела. Когда-то здесь было кафе-мороженое, со стеклянной стеной, за которой мелькал и ревел бесконечный поток легкового и грузового автотранспорта, потому как здесь проходил въезд на мост. Нынешние же владельцы кафе напихали какого-то звукоизолятора между стеклами, поэтому было тихо, был уютный полумрак, и столики были отгорожены друг от друга перегородками, обитыми чем-то мягким и зеленым.
Поскольку это не был ресторан, напитки тут продавались с минимальной наценкой, и Павел сразу заказал бутылку водки и много пива. "Много", официант понял по-своему, притащил трехлитровый кувшин, и еще три литровых фужера.
Оглядывая обстановку, Павел сказал:
– Поверите, впервые в жизни сижу в ресторане.
Василий, выхлебав полфужера пива, прижмурился как кот и сказал:
– Это не ресторан, а забегаловка…
– Все равно, раньше даже в таких забегаловках не бывал.
– Чем же ты занимался, а, Яковлич? – проговорил капитан уже с приятельской фамильярностью.
– Я, Василь, учился, науку двигал, и спортом занимался, а спиртного в рот не брал.
Павел разлил по первой, поднял свой фужер, сказал:
– Ну, за то, чтобы вы побольше преступников ловили…
– Типун тебе на язык, Яковлич…
– Эт, почему же? – удивился Павел.
– Потому. Сейчас преступления совершаются самым примитивным, костоломным образом, и за преступником долго бегать не надо. Практически, он так уверен в своей безнаказанности, что толком и не прячет следы. Так что, сейчас, теоретически, можно раскрыть любое преступление. И твое пожелание, ловить побольше преступников, становится пожеланием, большего числа преступлений.