Выбравшись с базара через дыру в заборе, поспешил к школе пустынной тенистой улочкой. Не доходя сотни шагов до школьной ограды, бросил взгляд назад и проговорил тихонько, даже с некоторой нежностью:
– Иде-ет… козел…
Войдя в прохладный гулкий вестибюль, подошел к тумбочке вахтера. Старушка вахтерша вязала что-то, быстро-быстро перебирая спицами. Поздоровавшись, Павел набрал служебный номер Димыча. Тот был на рабочем месте, видимо в последнее время никого по крупному не грабили, и никого из акул бизнеса не убивали. Павел знал, что Димыч работает только по крупным делам, и постоянно ссорится с начальством, потому до сих пор и в майорах. Хотя, по заслугам, ему давно пора быть полковником.
В трубке послышался звучный мужественный голос:
– Майор Астахов у телефона.
Павел завидовал ему, из-за этого голоса, потому как самому Павлу не раз говорили, что по телефону его голос почему-то делается скрипучим и противным.
– Димыч, привет… – вкрадчиво проговорил в трубку.
– Пашка! Ты куда запропал?!
– Как это, куда? – с нарочитой обидой в голосе воскликнул он. – Работаю, знаешь ли… Мне сдельно платят, не то, что тебе. Если бы тебе сдельно платили с каждого трупа, ты бы давно миллионером стал…
Димыч, не сдерживаясь, захохотал:
– Юмор у тебя, Пашка, наичернейший, как задница эфиопа. Сегодня за ночь аж шесть трупов накопилось. Правда, два из них старые, но четыре-то свеженькие. Рекорд. Пока больше трех не набиралось…
– А чего ж ты тогда в кабинете сидишь? Наглых убийц не ловишь?
– Я ловлю… – грустно сказал Димыч. – Из кабинета, во-первых, приятнее, а во-вторых, сподручнее… Ты чего звонишь-то?
– Понимаешь, Димыч, – затянул Павел проникновенно, – следят за мной.
– Ну, ты горячку-то не пори!.. Почувствовал, или засек слежку-то?
– Сначала почувствовал, а потом и засек…
– Уверен?
– Ну, я тебе не истеричная институтка, а битый и травленый волк… Которого на приваде не поймаешь…
– Во, фразочка!.. Дашь попользоваться?
– Бери насовсем. Я потом всем буду говорить, что это ты ее из моего романа выкрал, плагиатор…
– И кто ж за тобой следит?
– Я так полагаю, чечены. Потому как вчера ко мне чечен приходил, под видом налогового инспектора, выспрашивал, откуда у меня баксы взялись, и в каком количестве.
– Ты уверен, что чечен? Может, и правда, налоговый инспектор?
– Да я его сразу раскусил, этого инспектора липового… Налоговые инспекторы у нас по квартирам не ходят, больше на базарах пасутся, и дань натурой собирают. Я чеченский говорок за версту распознаю. Противненький такой говорок… Ну, ты сам по телевизору, наверное, не раз слышал, а я еще с армии помню…
– Та-ак, Паша, это серьезно… Это не Колян с братками…
– Вот в том-то и дело… Димыч, даже если бы у меня и были ихние деньги, даже если бы я и отдал им все, до последнего цента, все равно бы шлепнули ведь…
– Эт, верно, Паша… – грустно протянул Димыч. – Ладно, ты особо не паникуй. Постарайся по ночам не шляться, а если в дом полезут, глуши их из ружья прямо сквозь дверь…
– У меня же дверь железная, недавно поставил…
– Ну, глуши через окна. Как-нибудь отмажем тебя, ввиду особой опасности террористов, и тэ дэ, и тэ пэ… А я чего-нибудь постараюсь придумать. Обидно, понимаешь, всю жизнь мечтал иметь друга писателя, а тут, на тебе, не успел заиметь, и уже можно потерять…
– Типун тебе на язык, Димыч!.. Ладно, пока…
Но тут Димыч что есть силы заорал в трубку:
– Погоди, Пашка! Придумал!
– Чего ты придумал?
– Ты ж писатель, у тебя в газетах друзья есть… Напиши чернейшую античеченскую статью, а если потом у тебя с ними произойдет огневой контакт, мы это дело представим насквозь политическим. Мол, из-за статьи обиделись, ну и первыми полезли в драку…
– А что, это мысль… Почему только она мне в голову не пришла? Наверное, потому, что я не мент…
– Ты чего это имеешь в виду? – настороженно спросил Димыч.
– Ну, как, чего?… Ведь всякий мент в душе провокатор…
– Да, типичная провокация! А что? Имеем право…
– Да ладно, я ж не в обиду… Я и сам перед хорошими провокаторами преклоняюсь. Азеф, например, или Малиновский; лет пятнадцать на охранку работал, а был, по-моему, членом ЦК. Азеф еще смешнее поступил: сам организовал боевую организацию эсеров, сам ей руководил, и сам же сдавал охранке кое-какие операции, находившиеся в стадии подготовки, чтобы исправно получать за службу хорошие деньги. Так что, организация у него была насквозь коммерческая. Не зря же он потом биржевым спекулянтом был в Берлине…
– А его разве не убили подельники?!. – изумился Димыч, потом спохватился: – Да, Пашка, может, чечен приходил, и слежка на другой день – простое совпадение? У них же тут деньги пропали, вот агентурная сеть и получила приказ, отслеживать всех, кто вдруг резко разбогатеет. Это же аксиома. За тобой может следить кто угодно. Когда начинают разрабатывать человека, в первую очередь выявляют его связи, куда ходит, где регулярно бывает. Это же аксиома… Ты сначала подумай, покидай камни по кустам. Может, кто и выскочит, совершенно неожиданный, и даже не чечен…
– Опять сыграть в голос?.. – грустно спросил Павел.
– Что еще за игра?..
– Ты ж мой роман читал, там подробно описано…
– Ах, да-а… – в возгласе прозвучала явная фальшь.
Павел протянул:
– Ну и свинья же ты, Димыч! Я тебе, когда еще роман подарил? А ты все еще не прочитал…
– Паша, честное слово, в субботу пойду на пляж, книгу с собой прихвачу и почитаю!
– Ладно, будь здоров, Димыч, и трупов тебе побольше…
– Типун тебе на язык!..
Положив трубку, Павел в задумчивости побрел вокруг школы к своей слесарке. В общем-то, Димыч прав; чего это он сразу на чеченов подумал? Ну, пришел чечен, проверил, не его ли баксы тут засветились? Убедился – не его, да и ушел восвояси, при этом поняв, что его раскусили, и приняли за обыкновенного рэкетира или вора.
Тут Павел аж похолодел от догадки; ведь вчера он проговорился Коку, что считает Гонтаря убийцей. А Кок, профессор, членкор, и все такое, мог утречком заглянуть к своему корешу, такому же профессору и членкору, Гонтарю, и со смешком поведать, что не состоявшийся кандидат наук, и бывший Гонтарев ученик, затесался в писатели, и огребает деньги лопатой, пися детективы… Или пиша? Павел подумал, что не мешает заглянуть в словарь. К своему стыду, он не помнил ни единого правила русского языка. В эту зиму несколько раз брал в руки учебник, прилежно выполнял все работы в параграфах, но на другой же день уже не помнил, как пишется жы-ши и ча-ща. Просто, рука сама выписывала правильно, а стоило задуматься, как он тут же начинал сомневаться. Однако вернемся к своим баранам, то есть профессорам. Заодно мог и шпильку подпустить корешку-конкуренту, – ни для кого не было секретом, что Кок метил на пост ректора, когда проводили на пенсию старого ректора, – что, мол, Пашка грозился красиво описать, каким способом Гонтарь злодейски убил Валерку, и спрятал концы в воду в буквальном смысле. А Гонтарь, ужаснувшись, что может разразиться нешуточный скандал, потому как этот козел Пашка, и правда, теперь может не постесняться, и красиво описать тот давний случай в тайге, позвонил своему корешу из какой-нибудь частной охранной конторы, и попросил не в службу, а в дружбу, заткнуть пасть одному не в меру ретивому писаке за хорошую мзду в баксах. Ни для кого не секрет, что доблестные охраннички и заказными убийствами не брезгуют, добывая свои любимые баксы. У ректора Университета наверняка зелененькие водятся.
Войдя в свою уютную прохладную слесарку, Павел сел за стол, достал из сумки рукопись, положил на стол, достал наган, задумчиво потрещал барабаном. Надо бы потренироваться в стрельбе. Оно, конечно, умение метать без промаха увесистые предметы, весьма полезно, но умение всадить точно в цель пулю, еще полезнее, потому как иногда бывает, что увесистые предметы в нужный момент под руку не попадаются. Сунув наган в сумку, торопливо зашарил в шкафу с инструментами. Достал несколько напильников без рукояток, разложил рядком на верхней полке стола, сразу под крышкой, от двери принес ломик, поставил рядом со стулом, прислонив к стене. Критически оглядел арсенал. Неплохо. Напильник – страшное оружие, для тех, кто понимает. После чего попробовал углубиться в работу, но, просидев с полчаса, не родил ни единой строчки. Ощущения были такие, будто с ним опять приключилась амнезия. Было даже еще хуже, чем два года назад, когда его пытался убить милый друг Николаша, а Павел даже не мог представить, за что его вообще можно убить? Теперь было хуже, его можно было убить сразу за несколько дел, но от этого знания мысли пришли в резонанс, и произошла мысленная интерференция… Или дифракция? Черт, надо в учебник физики заглянуть… Как называется этот процесс, когда одна волна уничтожает другую?.. Вот уж точно – полная амнезия… Точь-в-точь такие же ощущения, какие он испытывал после встречи с четверкой зэков.