— Беженцы мы… Я — кузнец, а это — купцы…
— А-а-а… — протянул мужичонка. — То-то я смотрю, лошадей у вас много…
— Глазастый ты… — добродушно протянул Звяга. — Видать, много тебе двух глаз…
Мужичок испуганно забормотал:
— Да я — ничего… Так только — любопытно стало…
Батута спросил:
— Ну, а ты кто?
— Купец я… — торопливо ответил мужичонка.
— Уж не на Киев ли идешь? — недобро усмехаясь, спросил Шарап.
— Какой Киев?! — взвыл мужичонка. — Нет больше Киева! Разорили подчистую… В Смоленск теперь за товаром придется ходить…
Шарап спокойно выговорил:
— Ну вот, теперь с тобой все ясно стало… Мы как раз беженцы из Киева. Дома наши спалили, вот только добро мы уберегли по захоронкам, теперь в Чернигов идем, на жительство. Как, вашему князю не лишними покажутся; кузнец, знатный оружейник, да два купца именитых? — зачем соврал, Шарап и сам не знал, но чем-то его отталкивал этот купчик с лисьим взглядом.
Тем временем на столы начали подавать яства. Сидящий рядом Ярец яростно засопел, шумно сглотнул слюну. Звяга весело спросил:
— Ярец, а ты б целого барана мог съесть?
Ярец, не отрывая взгляда от огромной миски с мясной кашей, пробормотал:
— Да запросто… — миса еще не утвердилась на столе, а он уже вонзил в дымящуюся горку ложку.
Но тут со двора послышался топот многочисленных коней, звон сбруй, веселые голоса. Шарап как бы невзначай огладил ладонью рукоять меча, и уставился на дверь. Но вновь прибывшие входить не спешили, судя по звукам, доносящимся из-за двери, они спокойно расседлывали коней. Шарап поманил случившегося поблизости хозяина постоялого двора, тот с готовностью подбежал. Ухватив за полу меховой безрукавки, Шарап заставил его склониться пониже, спросил зловеще:
— Ты почему не сказал, что дружинников ждешь?
— Каких дружинников?! — взвыл благим матом хозяин. — То мои постояльцы, второй месяц живут. Нынче на охоту ездили. Платить-то за постой им нечем…
Тем временем распахнулась дверь, вошедший громогласно рявкнул:
— Хозяин!.. — и осекся, обводя настороженным взглядом горницу. Приглядевшись, нерешительно выговорил: — Шарап, ты ли это?..
Шарапу почудилось что-то знакомое в лице под низко надвинутой на лоб шапкой. Он нерешительно протянул:
— Неужто Гвоздило?..
— Я самый! — взревел сотник, кидаясь вперед.
Он искренне, от души, обнял Шарапа, Звягу, хлопнул по плечу Ярца, уважительно поздоровался с Батутой, присел к столу, откинув с плеч на лавку короткий полушубок. Ошеломленные столь неожиданной встречей, не знали, с чего начать разговор. Тут в горницу ввалилось еще с десяток дружинников покойного князя Романа. Долго, шумно здоровались со старыми знакомцами. Наконец, угомонились, принялись за еду. Умяв миску каши, с добрым кусом мяса, Шарап принялся за щи, заедая их пирогами с капустой. Гвоздило не отставал от него. Наевшись, и приняв от женщин по кружке меду, наконец повели разговор. Шарап спросил:
— Ты как здесь? Ты ж в Чернигов наладился?..
Гвоздило посмурнел, неохотно проворчал:
— Прежде чем в Чернигов налаживаться, надо было порасспросить кое-чего про черниговского князя… Мы приехали, насчет службы сговорились, но как только князь узнал, что мы против Рюрика бились — приказал нас вязать. Еле вырвались, три десятка у черниговских ворот оставили…
— Што так?.. — изумленно уставился на него Шарап.
— А то… Рюрик позапрошлую зиму в Чернигове зимовал! И князь черниговский давно у него в союзниках и побратимах ходит…
— Да ну-у… — недоверчиво протянул Шарап. — Серик сказывал, что когда они на печенегов шли, Рюрик впереди войска в низовья Днепра шел. А летом мы его сами в Суроже видели…
— Это он петли петлил, как заяц… Нешто зимой, без припасов можно до половецких городов дойти? Зиму он в Чернигове провел, а потом по Дону спустился еще по высокой воде. Вот и оказался вперед вас в Суроже.
— Та-ак… — Шарап задумчиво отхлебнул из кружки. — Выходит, нам в Чернигов пути нет…
— А чего ты забыл в Чернигове?
— Да не в Чернигов мы, а через Чернигов в Северские земли идем…
— Ага… А Киев чего?
— А Киев — того… Нет больше Киева. Разорен дотла…
— Да ну-у?! — Гвоздило неподдельно изумился.
— Ты што же, тоже не знаешь, кто приходил уже после нашего бегства?
— Откуда?! Мы ж лесами, по бездорожью, от Чернигова уходили. Бывало, неделями по чащобам ховались. Тут вот решили осесть, подождать, пока зимний путь уляжется. Лед уже крепок, завтра и пойдем на Смоленск.
Шарап повернулся к Батуте, спросил:
— Слыхал?
Батута сумрачно обронил:
— Как не слыхать?..
— Мы тоже через Смоленск на Москву пойдем…
Батута медленными глотками выпил с полкружки, отер ладонью усы, проговорил:
— Вот только загвоздка; придется к устью Десны возвращаться, а там, поди, нас уже ждут…
— То-очно… — встрял Звяга. — Вверх по Десне идти никак нельзя — враз попадем в лапы Рюриковых приспешников. Напрямик, через лес к Днепру не пролезем… Придется возвращаться…
Гвоздило спросил:
— О чем это вы толкуете?
Шарап смутился, будто сотворил нечто постыдное, пробормотал:
— Да с боем мы с Киева уходили… Два десятка Рюриковых дружинников побили…
Гвоздило рассмеялся, выговорил сквозь смех:
— Да они чего, за дураков вас принимают? Нешто подумают, будто вы вернетесь?
— А может, еще одну погоню снарядили? — веско выговорил Шарап.
— Вот будет им несказанная радость, когда напорются вместо четырех мужиков с бабами да детишками, на полтора десятка матерых вояк! — Гвоздило хохотнул еще, и надолго припал к кружке, пока не осушил полностью.
Шарап спросил:
— С тобой же больше сотни было, куда народ подевался?
— А разбрелись… — беззаботно обронил Гвоздило. — Кто к купцам прибился в караванную стражу, кто в родные места подался… Мы ж тут больше месяца сидим… Нам надо было сразу в Смоленск уходить, да вот, не сообразили…
Шарап проговорил:
— Ну, ладно, спать пора. Только, завтра мы не пойдем никуда, кони у нас притомились, дневка нужна. А пойдем послезавтра.
— Ну, послезавтра, так послезавтра… — пожал плечами Гвоздило. — Мы двух сохатых завалили, завтра пир устроим.
Шарап спросил:
— Ты куда спать пойдешь?
— А на конюшню. Тут же не протолкнуться. Не гнать же баб с детишками на мороз?
— Я в санях буду… — и Шарап направился к двери, Звяга, Батута и Ярец потянулись за ним.
Серик, Горчак, Чечуля и Лисица сидели на береговом склоне, обращенном к солнцу, и грелись на ласковом весеннем солнышке. Внизу, на пойме, резвились выпущенные из конюшни кони.
Серик уныло сказал:
— Можа, до ледохода через обе реки успеем переправиться?..
Чечуля пожал плечами, не сразу ответил:
— Пока молодая трава не пробилась, далеко нам не уйти. Много ли сена увезешь на телегах?
— А у нас его и осталось, всего ничего… — пробормотал Лисица.
— До первой травы хватит — и ладно… — отрезал Чечуля.
Серик откинулся на сухо зашуршавшую ломкую прошлогоднюю траву, закрыл глаза. Солнце стояло высоко, за закрытыми веками полыхал алый огонь. Вот и кончился год скитаний. Сколько их еще впереди? Да нет, не много… Не выжить в этих местах без припасов. Если прорубать через леса Полночный Путь, то двигаться придется медленно, по краю лесов. Продвинуться на двести-триста верст, землю пахать, сеять, острог ставить. На следующий год, опять столько же… Да-а… Неподъемное дело затеяли купцы… Рядом зашуршал пергамент, потом послышался голос Горчака:
— А на кой купцам Великий Шелковый Путь?..
— Ты это о чем? — лениво осведомился Серик.
— Ты глянь сюда…
Серик нехотя сел, поглядел в пергамент. Горчак отмерил четвертями пройденный путь, сказал:
— Ты погляди, сколько мы отмахали! А впереди — еще два раза по столько. А может, и еще два раза по столько. Никто не ведает. И все это леса, полные мягкой рухляди. И там люди живут, коим нужны ножи, топоры, рогатины, котлы для варки пищи, иголки, нитки… Да мало ли чего еще?! Да тут богатства на виду лежат! На кой им сдался Шелковый Путь?