— Тут, на волоке, кого только нет, всякого люду по паре… Русичи, вятичи, половцы, эт, само собой. Тут и разорившиеся купцы оседают; и германцы, и франки. В Белой Веже — то же самое, только там еще и воинов-наемников полно; те же германцы, франки, да и наших русичей полно, служат верой и правдой, за увесистый кошель, половецкому воеводе…
Серик спросил:
— А пути, сколько до Итили?
— Да дней за пяток дочапаем, таким-то шагом… — безмятежно протянул Горчак.
Тут навстречу, из бокового проулка выскочил всадник, в кольчуге, шлеме, будто бадья, только с дырками для глаз, с длинным копьем, упертом в стремя. Осадив коня, он стащил с головы шлем, спросил, на ломаном русском:
— Эй, купец, стража не нужна? Сказывают, шалят нынче касоги…
— Они всегда шалят… — пробурчал Горчак. — А стража нам не нужна, сами в случает чего отобьемся…
— Ну, хоть меня одного возьмите? — сбавил тон вояка.
— А на што ты нам один? — удивился Горчак, и двинулся дальше.
Всадник тронул поводья, поехал рядом, Горчак широко ухмыльнулся, проговорил:
— Вот и сказал бы сразу; што тебе все равно в Белую Вежу надо… Ладно, динар за весь путь, и по динару голова, коли случится сшибка!
Просияв, вояка нахлобучил шлем и поскакал вперед. Серик проворчал:
— Чего ты деньги зря транжиришь…
— Ничего не зря; коней у нас нет, а впереди на коне разведчик — лучше и не надо. Касоги ведь, и верно, шалят на волоке… Это караваны они не трогают, а на нас запросто напасть могут.
Вскоре миновали последнюю убогую избушку, с плоской крышей, крытой степным дерном, и вокруг распахнулась широкая, солнечная степь. Под жарким солнцем одежда быстро высохла. Приятно было шагать вровень с неспешным шагом быков, под монотонный скрип телеги, хоть погонщики то и дело смазывали дегтем тележные оси, но скрипели не оси, а сама телега под немалой тяжестью ладьи, да кормчего, который так и не слез с нее, а, похоже, завалился спать под лавку.
Далеко за полдень, свернули к небольшому пруду, остановились. Не распрягая, погонщики принялись поить быков из бадей. Старший из погонщиков подошел, и, обращаясь к Шарапу, как к старшему, сказал:
— Пусть быки передохнут, а нам не худо бы подкрепиться…
— Ну, подкрепиться, так подкрепиться… — сговорчиво согласился Шарап.
Горчак ухмыльнулся, сказал:
— Ты, Шарап, законы волоков не знаешь — для погонщиков, харч наш…
— Не обеднеем… — проворчал Шарап. Кивнул Серику: — Полезай за харчем…
Серик легко вскарабкался на телегу, перевалился через борт ладьи, нашарил под лавкой мешок с припасами, мимоходом отметил, что маловато припасов осталось; в аккурат до Белой Вежи и хватит, а там прикупать придется. Не худо бы и поохотиться, да за полдня никакой дикой живности не встретилось. Телегами, что ли, ее распугали?..
Пока половчанка раскидывала прямо на траве холстину, пока раскладывала нехитрую снедь, прискакал нежданный стражник, легко соскочил с коня, снял шлем, повесил его на луку, вместе со щитом, сказал:
— Впереди на половину лье чисто…
— Чего-о?.. — изумился Серик. Он только что заметил, что воин совсем молодой, едва ли старше самого Серика.
Горчак пробурчал:
— Три версты… — и, обращаясь к воину, пригласил: — Хоть ты, видно, и знатного происхождения, не побрезгуй отобедать с нами…
Воин, нисколько не чинясь, присел к холстине, сложив ноги по-касожски; видать, давно привычен к походным пирам.
Горчак спросил:
— Зовут-то тебя как?
Воин открыто улыбнулся, сказал:
— Зовите меня Рене, а чей я сын, того знать вам не к чему. Если вы бывалые купцы, то наверняка знаете, известное на всю Франкию имя.
Тем временем проснувшийся кормчий, слез с ладьи, и притащил жбан с медом подмышкой, в другой руке он нес огромную братину. Наполнив ее медом, он отпил вволю, и пустил братину по кругу. Рене сидел рядом с Горчаком. Тот отпил в свою очередь, нерешительно замешкался; как-то не удобно было передавать ее Звяге через голову Рене. Но тот преспокойно протянул руки и принял братину. Отпив, крякнул, сказал, передавая братину Звяге:
— Русский мед не хуже франкского вина… — и принялся рвать зубами кус копченого мяса, заедая его сухарями и смачно хрустя луковицами.
Франкский рыцарь определенно начинал нравиться Серику. Он спросил:
— Коли ты знатного рода, какая нелегкая тебя в эти места занесла?
Тот безмятежно ответил, потянувшись снова к крупно нарезанным кускам мяса:
— А у меня еще три старших брата… А сосед наш, как раз в этих местах всего лишь за двенадцать лет сколотил такое состояние, что, вернувшись домой, купил землю и замок у обедневшего барона, который жил по соседству с нами.
— А ты тут давно? — не унимался Серик.
— Вторую весну. Нынче узнал, большой караван собирается в страну серов, а тут, через волок, сколько дней уже ни единого каравана! Как бы не опоздать…
— А чего ж один не пошел через волок?
— Я правду сказал; большая банда касогов объявилась, одному не пройти.
Горчак проговорил:
— С нами еще опаснее; с одного взять нечего, может, и не нападут, а на нас точно полезут…
Рыцарь ухмыльнулся, сказал:
— А я сразу понял, что вы не простые купцы; и ладейка-то у вас шибко маленькая, и воинскую сноровку трудно упрятать за купеческой внешностью… Ну, может, вы, и правда, купцы, да только я знаю уже столько купцов, на поединок с каждым из них вышел бы лишь исповедовавшись, и причастившись…
Болтал он по-русски бегло, только слова чудно произносил, и многие коверкал, но понимать легко было. Когда наелись, кормчий пустил по кругу еще одну братину. Немножко полежали, нежась на солнышке, а потом неспешно зашагали дальше. Серику все больше и больше нравилась купеческая жизнь.
Уже в сумерках вышли к постоялому двору. Огромная изба была сложена из потемневших бревен, к ней примыкали сараи, сложенные из таких же бревен; образовался квадрат, с одними мощными воротами и глухими стенами наружу. И все это было окружено еще и глинобитной изгородью высотой по грудь рослому человеку.
Телегу оставили за изгородью, а быков погонщики распрягли и загнали внутрь. Расторопные работники постоялого двора принялись скидывать с сеновала охапки сена, погонщики таскали воду из не далекой запруды. Хозяин, встречая гостей в воротах своей крепости, сказал по-русски, хоть судя по его смуглой роже с крючковатым носом, был он половцем:
— Оно бы не плохо было пустить их попастись на весеннюю травку, да большая шайка касогов шалит… — увидев Горчака, он изумленно спросил: — Ба-а, Горчак… А чего ж ты не с караваном идешь, а с такой маленькой ладейкой? Неужто выгнал тебя Реут?! Или ты свое дело затеял?
Горчак неопределенно пожал плечами, ответил по-половецки:
— У купца на службе всякие поручения приходится выполнять… — и, пройдя мимо хозяина, направился к распахнутым дверям одной из пристроек.
Серик пошел за ним. За дверями была огромная горница, заставленная длинными столами, пустынными, как степь. Только за одним сидел грустный Рене, и крутил пальцем кинжал на столе. Подняв голову, он сказал:
— Не поверил мне почему-то в долг хозяин?..
— А ты чего ему сказал? — спросил Горчак.
— Да сказал, что с купцом Горчаком иду с одной ладейкой…
— Вот потому и не поверил… — Горчак уселся за стол, заорал: — Хозяин! Ужин на всех пятнадцать!
Расторопные работники принялись таскать на стол снедь. Пока таскали, Шарап со Звягой пришли, да и Реутовы работники с погонщиками подтянулись. Половецкая еда сильно отличалась от русской, Серика чуть не вывернуло наизнанку от вида полной миски толстых белых червей, щедро сдобренных красноватым соусом. Увидя его гримасу, Горчак расхохотался, сказал:
— Ешь, не сомневайся! Этих червей из муки делают, особым образом высушивают, и получается весьма вкусно…
Шарап со Звягой уже наворачивали за обе щеки. Серик попробовал, и верно — оказалось вкусно. А кисло-сладкий соус был еще щедро сдобрен дорогущим перцем, который мать лишь с позапрошлого года позволила себе покупать. Одно было неудобство, приходилось есть руками, ложка ну никак не желала цеплять эту заморскую снедь. В мисках лежало еще по здоровенному куску жареного мяса, так что ужин оказался весьма сытным. В заключение работники притащили жбан вина. Когда сидели, отвалившись от стола, и не спеша припивая вино, Серик спросил: