— А может так оно и лучше… — вышел вон и торопливо пошел к уже оседланному Громыхале.

Кот, приотставший по пути от конюшни, припустил за ним рысцой, жалобно мяуча. Серик подхватил его, посадил на плечо. Кот тут же успокоился и уютно замурчал на ухо. Мальчишка-конюх, с завистью поглядывая на кота, спросил:

— Уезжаете, дядько?

— Уезжаю… — протянул Серик.

— Далеко?

— Да-алеко-о… — откликнулся Серик, почему-то медля дать шпоры.

— Дядько, — жалобно захныкал парнишка, — подари кота… Я в конюшне живу, а там крысы… Страшно… Ночью бегают по мне, кусают… Нынче только спал спокойно, твой кот троих крыс задавил…

Серик с любопытством спросил:

— Дак у твоего хозяина есть же кот?

— Он в конюшню сам не ходит, а брать его хозяин не велит. Грит, припасы в подклети сторожить надобно, а меня, авось, крысы не съедят… А кабы и съедят — не велика потеря…

Серик с сожалением протянул:

— Не-е, брат, шибко уж дорогой это кот… Не деньгами, а памятью о прошлой жизни… Есть у тебя на примете котенок?

Глаза парнишки вспыхнули радостью, он торопливо закивал:

— Есть, есть котенок! У Збиньки, кожемякиного сына кошка аккурат весной окатилась. Последний котенок остался…

— Што просит?

— Да всего-то гривну… Да где ж мне ее взять?

Серик порылся в кошеле, выудил гривну, наклонился в седле:

— Держи.

Схватив серебро, мальчишка торопливо протараторил:

— Ты погоди, не отъезжай, я щас. Тут купец проезжал, каких-то заморских котят вез, корзину позабыл, когда котят продал за большие деньги, сказывают…

Парнишка умчался, вскоре прибежал, неся перед собой невиданную корзину, сроду таких не плели на Руси. С крышкой, овальная, со специальными ремешками; чтобы можно было и на луку седла повесить, и на возу надежно уместить. Серик принял корзину, с любопытством заглянул внутрь. Дно выложено пышным лисьим мехом. Серик засмеялся, сказал:

— Эт што же, царские коты тут путешествовали?

— Истинно, царские! — закивал парнишка. — Я только издаля подсмотрел — сроду таких не видал!

Серик осторожно снял Мышату с плеча, посадил в корзину, дождался, пока кот обнюхался, огляделся в корзине, только после этого накрыл крышкой и затянул ременную петельку. Кот тревожно замяукал, а потому Серик не стал вешать корзину на луку, а поставил ее перед собой на седло. Тронув слегка шпорой конский бок, Серик мимоходом пожалел, что с ним нет копья, обломалось оно в теле бродника, путь предстоит неблизкий, черниговцы и раньше татьбой промышляли, а нынче, приняв латинянскую веру, поди, и вовсе распоясались? Но покупать копье нынче в Киеве явно не безопасно; донесут воеводе, что явился брат знаменитого Батуты, да еще оружие покупает — мигом в поруб посадит, доказывай потом, что ничего не умышлял. Кот, наконец, перестал орать, только тревожно зыркал горящими глазищами сквозь переплетения прутьев какого-то невиданного кустарника.

Чтобы не привлекать внимания воеводских гридней, Серик ехал по улицам шагом. Сожаление, что покидает родные места навсегда, быстро ушло; город будто выталкивал его, своим разоренным видом, своими пустырями на месте многих подворий, своим, все еще не выветрившимся, запахом гари.

Видимо зря он поехал через проем, оставшийся от Боричевой стрельницы, надо было ехать окружным путем через Жидовские ворота. Они, видать, ждали его. Поискав в городе, и не найдя — ну кому придет в голову искать в конюшне?! — порешили подождать у ворот. Трое воеводских гридней заступили дорогу выйдя из-за полуразрушенной стены. Серик аккуратно повесил корзину с котом на луку седла, кот тут же тревожно заорал. Ну страсть как боялся снова потерять хозяина! Серик молчал, покойно держа лук в опущенной руке. Гридни тоже молчали. Наконец, все же не выдержали они. Старший спросил с показной ленцой:

— Далеко собрался?

Серик пожал одним плечом, не менее лениво обронил:

— А уезжаю я, насовсем…

— А с воеводой побеседовать не хочешь?

— Не об чем мне с ним беседовать…

— Да хотя бы за кражу кота вира полагается. И вернуть надобно кота…

Серик насупился:

— Это мой кот! — однако, ловко его зацепили, беспроигрышно. Попробуй, докажи, что это его кот? Мигом сыщется свидетель, который видел, как Серик коварно подманил кота рыбиной, словленной шапкой, да и засунул в мешок, или в корзину. Какая разница? Надо было действовать, причем быстро и решительно. Откуда ему знать, что уже не бегут сюда еще десятка три? Выдернув стрелу из колчана, он в миг наложил ее на тетиву и выстрелил. Гридень даже удивиться не успел: грянулся навзничь с торчащей в глазу стрелой. Второй успел удивиться, а третий даже меч вытащил наполовину — не хватило у дурака соображения, сигануть за стену, авось бы и спасся. Хотя, вряд ли… Серику уже так хотелось увидеть Анастасию, что он бы не раздумывая, проскакал по всем Рюриковым гридням, да и по старшей дружине тоже.

Кинув лук в налучье, он подхватил в руку корзину с котом, чтобы ненароком не побился на галопе, и дал шпоры. Громыхало с места сорвался в галоп, и Киев будто отпрыгнул от лягнувшего его коня. Серик нарочно свернул на путивльскую дорогу, и мчался по ней, пока не скрылся в лесу. Проскакав немного, перевел коня на шаг, внимательно присматриваясь к обочине. Наконец нашел, что искал — кто-то на пароконной упряжке съехал на обочину, а потом и завилял среди деревьев. След остался глубокий, четкий, и от колес, и от коней. Он проехал прямо по следу. Кто-нибудь, даже самый умный, подумает, что к телеге был привязан заводной конь. Он поехал по лесу, примериваясь выехать на берег Десны где-нибудь неподалеку от Чурилова капища, а дальше двинуться берегом Десны — самая простая и легкая дорога до Новгорода-Северского. Проще и легче, конечно, остановить ладью, потряся кошелем, но куда девать Громыхалу? Правда, путь идет через Чернигов, но кто ж там знает, кто таков, мирный путник с дорогущим котом в корзине?

Кот, наконец, унялся, обжился в корзине и, укачавшись на мерном конском шаге, заснул. По-крайней мере больше не сверкал шальными глазищами сквозь прутья.

Перед закатом, когда лесные птицы выбираются на кормежку из крепей, Серик достал лук, натянул тетиву, и вскоре был вознагражден — прямо из-под копыт коня, с шумом и громом вырвался тетерев. Мгновенно вскинув лук, Серик сбил его влет. Кот в корзине из-за неожиданного и необычного шума коротко взрыкнул, и притих, зыркая глазищами сквозь прутья. Спрыгивая с седла, Серик весело сказал:

— Ну вот и ужин нам подоспел, Мышата…

Пока Серик рубил дрова для костра, кот ни на шаг от него не отходил, то и дело настороженно вглядываясь, вслушиваясь и принюхиваясь к чащобе. Видать, что-то там таилось. И то сказать, места дикие, малолюдные; тут и рыси водятся, и волки, да и медведей порядком. Было морозно, но ясно, до настоящих снегов еще несколько дней. Разведя костер, и подождав, пока нагорят угли, Серик пристроил на вертеле тетерева, не удосуживаясь его ощипать, а, содрав шкуру вместе с перьями, оглядел ясное небо, проворчал:

— Вот и слава богам, коли дождя нет…

Кот сидел рядом, неподвижными глазищами безотрывно глядя то ли на костер, то ли на тетерева. Кот уже сожрал свою долю — могучую тетеревиную лапу. Пока птица жарилась — стемнело. Хоть Серику и удалось отыскать в дремучем лесу крошечную полянку, однако чащоба подступала слишком близко. Отложив птицу на траву, малость простыть, сграбастал кота, и, несмотря на его протесты, засунул в корзину. Рысь, зараза, может вовсе неслышно подобраться да и сцапать кота. Чурила рассказывал, был у него кот, так рысь его стащила прямо из избы. Серик еще и привязал корзину к луке седла, лежащего на земле. Громыхало пасся на прогалине, выщипывая скудную осеннюю траву. Ночь обещала быть студеной, потому Серик заботливо накрыл его попоной, а самому уж не привыкать — на голой земле. Правда, есть хорошая, просторная шуба. Съев половину тетерева, и улегся, укутавшись в шубу, положив голову на седло.

Ночь прошла спокойно, правда Мышата пару раз взмякнул дурным голосом, видать что-то почуял, или услышал в чащобе. Может, рысь бродила вокруг? Громыхало тоже тревожно фыркал, но быстро оба угомонились, и Серик снова спокойно заснул. Наутро, разделив с котом остатки тетерева, Серик оседлал коня.