На перекрёстке Пятой с Пятьдесят Четвёртой улицей, перейдя на другую сторону авеню, она продолжила двигаться на восток, к Мэдисон Авеню. Он знал, куда она идёт; он помнил её адрес в телефонной книге. Она пересекла Мэдисон и Парк Авеню. Остановившись на углу, он наблюдал, как она взошла по ступеням бывшего особняка.

– Деловая встреча, – пробормотал он.

Он подождал здесь несколько минут, сам не зная, чего ждёт, а потом развернулся и медленно побрёл назад к Пятой Авеню.

3

После полудня в воскресенье Мэрион отправилась в Музей Современного Искусства. Первый этаж всё ещё был занят автомобильной выставкой, которую она посмотрела раньше и нашла неинтересной, а на втором этаже было, против обыкновения, очень людно, и она прошла по винтовой лестнице на третий этаж, чтобы побродить там, наслаждаясь давно знакомыми изваяниями и картинами: светлой пластикой «Девушки, моющей волосы», стремительностью «Птицы, парящей в небе».

В зале скульптуры Лембрука[19] находились двое мужчин, но они ушли вскоре после того, как туда вошла Мэрион, оставив её одну в прохладном, выдержанном в серых тонах, кубической планировки помещении, на диагонали которого, как бы противостоя друг другу, были установлены две статуи, мужская и женская, – мужчина был изображён стоящим в полный рост, женщина – опустившейся на колени; их худые, удлиненных пропорций тела были прекрасны. Сосредоточенность их лиц придавала им какой-то неземной, почти религиозный настрой, так что Мэрион всякий раз могла смотреть на них без малейшего смущения, которое обычно возникало у неё при виде скульптурного изображения обнажённой натуры. Она начала медленно обходить статую юноши кругом.

– Здравствуйте, – раздался у неё за спиной радостно-удивлённый возглас.

Это, должно быть, ко мне, подумала она, ведь здесь больше никого нет. Она обернулась назад.

В дверях стоял, улыбаясь, Бад Корлисс.

– Здравствуйте, – сконфуженно ответила Мэрион.

– Мир в самом деле тесен, – сказал он, подходя к ней. – Я вошёл в музей сразу за вами, только не был уверен, что это вы. Как ваши дела?

– Спасибо, отлично. – После неловкого молчания она добавила: – А как у вас?

– Отлично, спасибо.

Они повернулись к статуе. Почему она испытывала такое смущение? Потому что он был такой красавец? Потому что он принадлежал к кругу друзей Эллен – тех, кто вместе с нею болел за футбольную команду университета и совершенствовался в искусстве поцелуев и любви…

– Вы часто здесь бываете? – спросил он.

– Да.

– Я тоже.

Оказалось, теперь скульптура смущает её – потому что рядом стоит Бад Корлисс. Она развернулась и направилась к статуе опустившейся на колени девушки. Он последовал за нею, вышагивая сбоку от неё.

– Успели в тот раз на встречу?

– Да, – отвечала она. Что привело его сюда? Скорей его можно было бы представить прогуливающимся по Сентрал Парку с какой-нибудь повисшей на руке безупречной красоткой типа Эллен…

Какое-то время они молча смотрели на статую. Потом он промолвил:

– Я в самом деле не был уверен, что это вы.

– Почему так?

– Ну, Эллен была не из тех, кто ходит по музеям…

– Сёстры не во всём похожи, – возразила она.

– Да, думаю, это так. – Он начал двигаться по дуге вокруг коленопреклонённой статуи.

– При отделении Изящных Искусств в Колдуэлле был небольшой музей, – начал он. – В основном репродукции и копии. Раз или два мне удалось затащить туда Эллен. Думал, она сумеет проникнуться. – Он покачал головой. – Безуспешно.

– Она не интересовалась искусством.

– Да, – сказал он. – Забавно, как мы пытаемся навязать свои вкусы людям, которых любим.

Мэрион взглянула на него – он стоял по другую сторону статуи.

– Однажды я взяла с собой Эллен и Дороти – Дороти была младшей среди нас…

– Я знаю…

– Я привела их сюда однажды, когда им обеим было чуть больше десяти. А им здесь было скучно. Я решила, что это возрастное.

– Не знаю, – сказал он, возвращаясь к ней по той же дуге, которую только что проделал, обходя статую. – Если бы такой музей был у нас в городке, когда я был мальчишкой, – вы приходили сюда в двенадцать или тринадцать лет?

– Да.

– Вот видите? – сказал он. Улыбка на его лице говорила о том, что они – единомышленники, представители некой высшей касты, к которой никогда не принадлежали Эллен и Дороти.

Мужчина и женщина стремительно вошли, ворвались в зал, буксируя за собою двоих детей.

– Давайте продолжим осмотр, – предложил он, снова оказавшись сбоку от неё.

– Я…

– Сегодня воскресенье, – продолжал он. – Не нужно спешить ни на какие деловые встречи. – Он улыбнулся ей; улыбнулся очень мило, мягко, успокаивающе. – Я один, вы одни. – Он осторожно взял её под руку. – Идёмте, – сказал он с ободряющей улыбкой.

Они прошли весь третий этаж и половину второго, комментируя работы, которые встречались им на пути, а затем спустились на нижний этаж, миновав сверкающие автомобили, казавшиеся столь неуместными внутри здания, вышли через стеклянные двери в сад позади музея. Неспешно перемещаясь от скульптуры к скульптуре, внимательно рассматривали каждую. Приблизились к женщине Майоля,[20] полнотелой, разительно контрастирующей с окружающими её фигурами.

– Последняя знойная мамаша, – заметил Бад.

Мэрион улыбнулась.

– Должна признаться, – начала она, – я всегда немного смущаюсь, когда вижу… статуи подобные этой.

– Эта немного смущает даже и меня, – сообщил он с улыбкой. – Она не обнажённая, она – голая. – Они дружно рассмеялись.

Посмотрев все экспонаты, они присели на одну из скамеек в тыльной части сада и закурили.

– У вас с Эллен были серьёзные отношения, не так ли?

– Не совсем так.

– А я думала…

– Я имею в виду, мы не собирались скрепить их официально. Одно дело быть всё время вместе в колледже, и совсем другое – продолжать оставаться вместе после.

Мэрион молча затянулась сигаретой.

– У нас было много общего, но всё это было поверхностным: общие занятия, общие знакомые – всё, что было связано с Колдуэллом. Я не думаю, однако, что, закончив колледж, мы бы поженились. – Он уставился на свою сигарету. – Эллен очень нравилась мне. Сильнее, чем любая другая девушка. Я места себе не мог найти, когда её не стало. Но… не знаю… она не была очень глубоким человеком. – Он помедлил. – Надеюсь, я вас не обидел.

Мэрион покачала головой, продолжая внимательно глядеть на него.

– Всё было вроде того случая с музеем. Я думал, что смогу, по крайней мере, заинтересовать её некоторыми не слишком сложными художниками, вроде Хоппера[21] или Вуда. Но ничего не вышло. Ей это было совсем неинтересно. И то же самое с книгами или политикой – всем мало-мальски серьёзным. Её всегда хотелось чем-нибудь заняться.

– Дома ей приходилось подчиняться очень строгим правилам. Думаю, она пыталась наверстать упущенное.

– Да, – согласился он. – И потом, она была на четыре года меня младше. – Он затушил свою сигарету. – Но я не знал другой такой славной девушки.

Ответом было молчание.

– Неужели они так ничего и не узнали о том, кто это сделал? – спросил он недоверчиво.

– Ничего. Так ужасно…

Какое-то время они оба сидели молча. Потом заговорили снова; о том, сколько интересных занятий можно найти в Нью-Йорке; как всё замечательно было в музее; о том, что скоро откроется выставка Матисса.

– А знаете, кто мне нравится? – спросил он.

– Кто?

– Не знаю, знакомы ли вы с его работами, – сказал он. – Чарлз Демут.