— И все же я еще нуждаюсь в вашей помощи, если позволите.

— Ну конечно, друг мой. Чем я могу быть вам полезен?

— Мне недостает последнего квадрата, Доктор. И хотя вы, кажется, доверяете этой Ламии, я вовсе не уверен, что мне вообще удастся до нее добраться. Но, похоже, и из пяти первых квадратов Альбер Крон сумел что-то извлечь.

— Ну что ж, не стоит торопиться, Мансель, не стоит делить шкуру неубитого медведя.

— Вы не расскажете мне о соборе Парижской Богоматери?

На изможденном лице Доктора промелькнула лукавая улыбка. Он как будто играл со своим собеседником, словно с ребенком.

— А почему вы просите рассказать о соборе Парижской Богоматери?

— Исходя из пяти первых квадратов, Альбер Крон пришел к выводу, что цель наших поисков, возможно, находится в подземельях собора. Так вот, мне хотелось бы узнать ваше мнение. Вам это кажется вероятным?

— Вероятным? Пожалуй, даже слишком.

— Как это даже слишком?

— Это предположение выглядит даже слишком очевидным, месье Мансель.

— Но ведь в первых пяти квадратах зашифрованы слова: EGLISE CENTRE LUTECE. По-вашему, это не собор Парижской Богоматери?

— Учитывая, что Виллар писал в тринадцатом веке, такое вполне возможно.

— Тогда почему вы говорите, что это слишком очевидно?

Старик помолчал, глядя в пустоту, потом медленно поднялся и направился к раковине в глубине подвала.

— Хотите чаю, Эрик? Чаю с мятой, как его заваривают в Марокко?

Мансель вздохнул. Театральность, которую вносил в их разговор старый алхимик, выглядела почти оскорбительной.

— Да, спасибо.

Доктор молча приготовил чай и подал его гостю в гравированном стакане. Затем вернулся на свое место.

— Подумайте сами. Хотя вы и отказываетесь это признать, Эрик, но вы ищете то же, что с незапамятных времен ищут алхимики. Вам ведь известна наша формула: VITRIOL?

— Более-менее, я не такой знаток эзотеризма, как вы, но основными понятиями владею. Вы имеете в виду «Visita Interiora Terrae Rectificandoque Invenies Occultum Lapidem»?

Отпив глоток мятного чая, старик кивнул:

— Вот именно. «Посети недра Земли, очищением обретешь тайный камень». Именно это вам предлагает сделать Виллар, не так ли? Посетить недра Земли. Вам предстоит заняться алхимией, мой юный друг. Шесть страниц из его тетрадей — не что иное, как посещение философского камня. Не забывайте, что Виллар жил в те времена, когда на Западе благодаря замечательному труду «Изумрудная скрижаль» стала распространяться алхимия. Кстати, это не что иное, как перевод отрывка из «Тайной книги сотворения», написанной в девятом веке арабским алхимиком. Так вот, собор Парижской Богоматери тогда был главным символом западной алхимии. Поэтому я и сказал, что это слишком очевидно… Впрочем, почему нет?

— Значит, если я начну поиски в подземельях собора Парижской Богоматери, это не будет бессмысленно?

— На пути познания никакие поиски не бывают бессмысленными, — ответил старик. — В соборе Парижской Богоматери скрыты многие тайны, да и сама его история указывает, что это вполне подходящее место для подобных поисков.

— И все же?

— Послушайте, мой юный друг, я готов дать вам подсказку, но вам придется открывать все самому.

— Мне не хватит времени, Доктор. У меня, в отличие от вас, впереди нет вечности.

Похоже, замечание развеселило старого алхимика, и он поднял стакан с чаем, словно собирался чокнуться.

— Ну что ж… Вряд ли все так уж сложно. Если вы не против, обдумаем сперва чисто историческую сторону вашей гипотезы. Прежде всего, собор Парижской Богоматери расположен на краю острова Сите, то есть в центре города. Таким образом, это место в высшей степени символическое, не говоря уж о том, что оно воспринимается как отправная точка столицы. Недаром в землю паперти вделана бронзовая табличка, от которой отсчитывают все дороги, ведущие в другие города, как вам конечно же известно.

— Да.

— Так вот. Как видите, место это совершенно необычное. И это далеко не все. Когда в середине двенадцатого века епископ де Сюлли решил возвести здесь величайший собор христианского мира, его выбор, разумеется, не был случаен. Во второй половине двадцатого века многочисленные раскопки доказали, что именно там, где сейчас находится собор, стоял языческий храм Митры. Если мне не изменяет память, под хором собора были обнаружены резные плиты времен императора Тиберия. К тому же теперь известно, что давным-давно там было святилище галльских и римских божеств. И лишь в четвертом веке на месте храма были возведены сразу две церкви. Одна из них представляла собой весьма обширную базилику — собор Святого Стефана. Вторая церковь, поменьше, была посвящена Пресвятой Деве, и, если я правильно помню, ее разрушили норманны в девятом веке.

— Похоже, вы все это знаете как свои пять пальцев. Я восхищен.

— Видите ли, для таких, как я, собор Парижской Богоматери — увлекательнейшая тема, месье Мансель. Итак, само местоположение собора не случайно. Представьте себе, следы языческих храмов нередко находят под современными религиозными сооружениями, так как церковь, распространяя христианство, всегда стремилась сохранять места древних культов… Как говорят евреи, «Маком кадош тамид кадош», святое место всегда будет святым. История умалчивает об одном: почему именно это место всегда считалось святым. Возможно, ответ действительно находится в его подземельях…

— Понимаю. Но вести поиски в подземельях Парижской Богоматери не так-то просто.

— Тем паче что это настоящий лабиринт. Хотя вы можете получить представление обо всем, что может скрываться под собором, осмотрев археологическую крипту, которую выкопали перед ним. Сходите туда, это захватывающее зрелище. Там вы увидите развалины многих зданий, сменявших друг друга со времен античности: галло-романский причал, остатки большого дома четвертого века и даже фундамент той самой базилики Святого Стефана, о которой я вам только что рассказывал, а еще подземелье старинной часовни при ратуше…

— Все это лишь подтверждает мои опасения. Подземелья собора так обширны, что, пока я не получу всех страниц Виллара, я не узнаю, где следует искать. Что ему было обо всем этом известно, когда он писал свои тетради?

— Строительство собора Парижской Богоматери началось в тысяча сто шестьдесят третьем году и закончилось в конце четырнадцатого века. Так что Виллар находился там в самый разгар строительства. При нем было завершено возведение порталов фасада, а может, и южной башни, в то время, когда решено было не устанавливать на ее вершине шпиль. Не исключено, что благодаря своей профессии он имел прямой доступ к строительству, а значит, и к тому, что находится в подземелье.

— Это подкрепляет предположение Альбера Крона?

— Почему бы и нет? Но вы должны вести поиски и в других направлениях, месье Мансель. Все вышесказанное — лишь официальная история. Вполне возможно, что существуют и тайные ипостаси. Вам известны слова Виктора Гюго об этом соборе?

— Нет, неизвестны.

— «Собор Парижской Богоматери — наиболее полное хранилище герметического знания». Великолепно, не правда ли? И как он был прав! Этот собор — настоящая книга, вырезанная в камне, месье Мансель, и тот, кто умеет читать эту книгу, откроет в ней немало такого, что было дорого нашему славному Виллару. Приведу вам несколько примеров, чтобы дать верное направление вашим мыслям.

— Прошу вас…

Глаза алхимика сверкнули в полумраке. Чувствовалось, что он захвачен этой темой.

— Возьмем хотя бы знаменитую легенду о вороне, которую упоминает Гюго. Вспомните то место, когда Квазимодо плачет среди горгулий, а архидьякон Фролло пытается расшифровать тайные герметические символы, заполняющие фасад собора. Гюго пишет: «Во всяком случае, все могли видеть, как Клод Фролло, сидя на ограде паперти, подолгу рассматривал скульптурные украшения главного портала, словно изучая фигуры неразумных дев с опрокинутыми светильниками, фигуры дев мудрых с поднятыми светильниками или рассчитывая угол, под которым ворон, изваянный над левым порталом, смотрит в какую-то таинственную точку в глубине собора, где, несомненно, был запрятан философский камень…»[31] Предание гласит, что взгляд этого ворона, ныне исчезнувшего, указывал точное место, в котором некий Гийом, посвященный епископ, в одной из опор нефа спрятал философский камень. Ну а что же ворон? Куда он делся? Существовал ли он в действительности? Следует ли видеть в нем, по примеру покойного Фульканелли, аллегорию смирения? Тогда он должен был бы гнездиться в медальоне портала Пресвятой Девы, в голубке, символизирующей materia prima и брожение…