Наконец, седьмое. Всех нас, разумеется, всего более интересует личность врага.

Признаюсь, мы пока не знаем его, но кое-что сказать о нём сможем. Ультрадактилоскопическое изучение журнала говорит нам о трёх вещах:

А. Преступник был в резиновых перчатках из натурального каучука — «парагумми», который получают из каучукового дерева Неvеа brasiliensis. Наша промышленность не выпускает изделий из «парагумми». Отсюда вывод: перчатки у преступника из-за границы.

Б. Измерение глубины пальцевых вмятин на бумаг подтверждает, что проникший, фотографируя листы журнала, едва касался бумаги, порой же перелистывал их иглой. Отсюда два вывода:

Преступник был совершенно спокоен, пальцы его не дрожали, что неизбежно привело бы к вмятинам, которые наши приборы немедленно зарегистрировали бы. Значит, работал профессионал, не впервые открывавший сейф. Второй вывод — предатель, сидящий в Главуране, всего лишь наводчик.

В. Удалось установить также более или менее точный диаметр пальцев преступника. На отдельных страницах, особенно на верхней обложке, ткань которой, к счастью, медленно принимает прежний вид, — вмятины заметны сильнее. Измерение их, по методу Пучкова, говорит, что у шпиона толстые, массивные пальцы, может быть, с мозолью на левом указательном пальце. Отсюда возможен вывод — пробравшись в Ясногорск, разведчик враг скрывается под маской рабочего, или, во всяком случае человека, труд которого наводит на пальцы рук мозоли. Местонахождение мозоли, листание левой рукой, места прикосновения иглой к страницам, — всё это указывает, что шпион — левша.

И как общее заключение, скажу, что враг проник в Главуран один. Дактилоскопическим и следоскопическим способами не обнаружено где-либо следов человека, не считая оттисков на журнале. Работа в одиночку — это практика международных разведчиков из соображения лёгкости проникновения, исчезновения и маскировки.

Итак, перед нами иностранец, который, разумеется, владеет русским языком, человек большого ума, железных нервов, значительной физической силы, высоких технических познаний, с неограниченным запасом советских денег и, несомненно, военный. Он имеет наводчика или наводчиков, работающих в Главуране, а точнее — в спецгруппе или спецчасти. Есть некоторые основания полагать, что шпионская кличка главного из них — Синий Тарантул. Напомню: «тарантул» — это ядовитый паук, опасный для человека.

Вот пока всё, что я могу вам сообщить. На этом позвольте закончить, — и Язин, закрыв чёрную папку, вновь положил на неё руки.

Вопросов ни у кого не было и, взглянув на часы, генерал Долгов сказал:

— Товарищи, истёк тот час, который мы могли отдать совещанию. Будем помнить, что наиболее трудная часть наших срочных, я это подчёркиваю, поисков — впереди. Через десять-двенадцать минут вы, товарищи, будете у себя в кабинетах. К тому времени наши курьеры доставят вам пакеты. В них мы изложили те виды помощи, которые хотелось бы получить от каждого из вас.

14. Память Сократа

Чернов, столь единодушно заподозренный, в помощи врагу, был человеком пылкой фантазии и самого холодного расчёта. С детства его влекли приключения отважных людей в неведомых странах, опалённых тропическим солнцем или покрытых мертвящим льдом. Маленький Юра Чернов запоем читал Оппенгейма, Брет Гарта, Майн-Рида, Жюля Верна, бредил похождениями знаменитых сыщиков — Дюпэна, Ник Картера, Пинкертона,  Холмса, Франк Аллана. И уже тогда у него разгорелась мечта — попасть в Южную Америку, Египет, Индию, Африку, увидеть бриллиантовые россыпи Оранжевой реки и золотые колодцы Трансвааля. Юра дал себе слово — во что бы то ни стало побывать в этих местах, любой ценой, любыми средствами.

Рос он замкнутым и эгоистичным, держался в школе особняком и в пятнадцать лет получил кличку «Чайльд Гарольд». Мальчик готовил себя… в сыщики. Он развивал наблюдательность, подражая Кимболту Киплинга, тренировал память по системе Спельмана, приучал левую руку делать всё, что умеет правая. Его мать, вечно занятая учительница математики, знала об этом и, посмеиваясь, говорила:

— Пусть себе. Лучше, чем голубей гонять. 

С годами память Юры и его способность подмечать детали развились чрезвычайно. Бледный подросток с тонкими, острыми чертами лица, серией точных логических умозаключений, исходя лишь из незаметных для обычного глаза мелочей, находил у людей такое, что отец называл его Пинкертоном. В совершенном восхищении сыном он рассказывал, как Юра «разоблачил», одного его знакомого:

— «Папа, — как-то заявляет мне Юра, ему тогда пятнадцатый год шёл, — Игорь Петрович, который был у нас вчера, играет на скрипке, и он левша.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю.

— Очень просто, папа. То, что он левша, сразу видно: спички зажигает левой, газету листает левой, по ступенькам ходит, сильнее отталкиваясь правой ногой. Так все левши делают.

— А почему он скрипач?

— А это узнать ещё легче. У него под подбородком шея сильно натёрта. Это оттого, что он этим местом скрипку держит. Кончики же пальцев у него в мозоликах: он пальцами струны прижимает.

— И понимаете, — восторгался Чернов-отец, снимая пенсне и мигая тёмно-голубыми глазами, — ведь Игорь-то и вправду скрипач! И вправду левша!»

Постепенно желание посетить страны, о которых Юра мечтал с детства, стало болезненным, граничащим с навязчивой идеей.

Вместе с тем Юра столкнулся с проблемой денег. Теперь в детективных романах его привлекали истории головокружительных обогащений, приключения неуловимых гангстеров, жаждущих золота. Все устремления его ещё не сформировавшейся натуры, испорченной безразличием родителей к его интересам и чтению, направились к стяжательству. Деньги стали двигателем его будущих планов, целью жизни.

Он подсчитал, что если иметь на срочном сберегательном вкладе 120 тысяч рублей, то можно ежемесячно получать 500 рублей процентов. Уже с 15 лет Юра начал копить, не брезгая ничем для умножения своего капитала. Он откладывал деньги, которые отец и мать давали ему на кино или театр, спекулировал тетрадями, покупал дефицитные товары, сбывая их затем втридорога. Он уговорил отца выплачивать ему жалование за хорошее ученье, а втайне от отца упросил мать давать ему ежемесячно 50 рублей — «на поездку в Крым»» Юра не стал комсомольцем, но ни отец, ни мать не укоряли его в этом. «Юра совсем взрослый, — говорили они. — Он знает, что делает».

Шли годы, сбережения его всё возрастали. Подавляя свои юношеские желания, Юра закалял и без того сильный характер. К началу войны он скопил почти пять тысяч рублей. Но росли и планы Юрия, он мечтал уже о 1 500 рублях процентов. В 17 лет он знал назубок цену билетов для проезда между городами СССР, между столицами Европы и всего мира, знал стоимость плавания на океанских лайнерах между портами 50 стран. И международная единица расчётов — доллар, с эквивалентом в 88 сотых грамма золота — всё более захватывала воображение Юры Чернова. Вытянувшийся, худой, неразговорчивый юноша, непременный участник всех воскресников и отличник ученья, был уже человеком без души. В его голове вращались только шестерни и рычаги счётной денежной машины.

В войну Чернова призвали и вскоре направили в тыловой штаб: Юрий умел молчать, и душа его оставалась неизвестной окружающим. Он продолжал спекулировать, но уже прячась за чужой спиной. После армии Чернов закончил финансово-экономический институт. Все годы внешняя сторона его жизни была безупречной. Этот сухой человек хорошо учился и работал, был активистом- общественником. И Чернова как талантливого статистика направили в министерство, где он быстро поднялся до главного управления. В 32 года его перевели в совершенно секретное учреждение — Главуран.

Студентом в декабре 1947 года Чернов пережил страшный для него удар: денежная реформа превратила его многолетние сбережения в 11 400 рублей!

Скрыв, озлобление, он продолжал копить, всё так же урезывая себя во всём. С бессильной завистью читал он о странах, где строят самые высокие небоскрёбы, где газеты выходят на десятках страниц с многокрасочными иллюстрациями, где деньги приносят почёт и власть. Но лишь в редких случаях, под влиянием винных паров, которых Чернов справедливо опасался, он высказывал свои взгляды.