Люди заерзали на местах. Большинству уже до смерти надоела эта история с ногой Бейнтейна. Женщины сокрушенно качали головами, а кто-то из мужчин крикнул оратору, чтобы тот заканчивал.
— Нет, — закричал Бейнтейн, все сильнее возбуждаясь. — Я не замолчу, пока здесь, перед всем честным народом, не расскажу, что благодарственный адрес — всего-навсего подделка. Я никогда его не писал и никогда не просил бога вознаградить Йохана Богесена, я — безбожник. Мне все равно, если я угожу из-за этого в ад. У меня десять детей. Десять детей перед богом и перед людьми; и я утверждаю, что меня могут отправить в преисподнюю и продержать там сколько угодно, но я все равно проклинаю капитализм и капиталистов. Все они лжецы, надувалы, воры и убийцы.
Казалось, собрание достигло апогея, страсти разгорелись во всех углах. Острые словечки и крепкие выражения так и сыпались. Раздавались голоса, требовавшие убрать оратора, и подрядчик Катринус набросился на Бейнтейна. Но тот, ожесточенно отбиваясь, продолжал свою речь.
— А на Новый год, спустя только две недели, как я похоронил свою жену… в самый разгар безработицы… я получил счет… счет из Германии… счет за эту проклятую искусственную ногу. Долой капитализм!
После этой страстной прелюдии, кончившейся тем, что Бейнтейна из Крука вытащили во двор, где он разрыдался, началось настоящее собрание.
Поднялся высокий молодой человек. Вероятно, ему еще не было и тридцати, лицо у него было бледное, волосы каштановые, волнистые, нос с горбинкой, брови черные. Казалось, вначале он несколько нервничал. Зрачки у него расширились и глаза стали очень темными. На нем был серый, довольно поношенный костюм. Единственное, что во всем его одеянии бросалось в глаза, это красный галстук, резко контрастировавший с его бледным лицом и темными волосами. Молодое, восторженное лицо сияло из темноты давно прошедшей ночи. «Нашла ли эта мятежная душа страну, где день занимается над удивительными фруктовыми деревьями и настоящими цветами? Нет, он никогда ее не найдет», — думала Салка Валка. И все-таки она узнала в нем того, кто, казалось, миллион лет назад пленил ее воображение и заслонил собой все другие образы. Да, это был он. Она знала, что огонь этих глаз не потухал в ее душе все время. Он светил ей отовсюду, ярче, чем любой другой свет. Ее вдруг охватило неясное предчувствие, и непонятная дрожь пробежала по спине и ногам. Уста, поведавшие ей когда-то удивительную историю о загадочной женщине, исчезнувшей за горами, опять заговорили здесь, в этом местечке.
И прошло немало времени, прежде чем Салка Валка стала понимать, о чем он говорит. Появился вновь Катринус Эйрикссон, его приход сопровождался шумом и возней. Он уселся перед самым носом оратора и прилился жевать табак. Оратор долго говорил о классах, капитализме, об устройстве общества и понемногу отодвигался от подрядчика.
— Капитализм — это раковая болезнь на теле общества, — сказал он.
Управляющий опять придвинулся к нему вплотную и так ожесточенно принялся жевать табак, будто хотел заодно съесть и оратора.
— Граждане! — продолжал оратор. — Им не правится, что мы хотим уничтожить право частной собственности. Но в нашем обществе девять десятых ничего не имеют, остальные же пользуются правом собственности лишь потому, что большинство ничего не имеет. Поэтому буржуазия и ополчилась на нас. Наше намерение уничтожить право собственности, допускающее такое положение, когда большая часть населения остается неимущей, она считает невероятной дерзостью с пашой стороны.
И так далее в таком же духе.
Слушая его, Салка Валка не могла не признать, что в его словах было много разумного. Правда, она не представляла, в какой степени это могло привиться здесь, в местечке. Что касается ее лично, то она не возражала бы взять свою долю, если большевикам удастся отобрать имущество у Богесена и разделить его. И хотя в этой речи она не много находила такого, что отвечало бы се личным интересам, ее возмущало поведение подрядчика. Он продолжал теснить оратора, пытался сбить его, что, естественно, вызывало оживление и смех в зале. Наконец, не вытерпев, Салка во весь голос спросила, намерен ли подрядчик вести себя прилично, как все остальные, и спокойно слушать оратора. Ее вмешательство вызвало общее одобрение.
— У пролетариата нет ничего. Его отношение к семье и детям не имеет ничего общего с семейной жизнью буржуа. Промышленность, представленная здесь главным образом рыболовством, промышленность и гнет капитализма, который повсюду одинаков, лишили пролетариат всех национальных особенностей. Мы прежде всего пролетарии, как миллионы трудящихся на капиталистических фабриках Англии, Франции, Америки и Германии. Законы, обычаи, религия для пролетариата — это не что иное, как буржуазные предрассудки. Они придуманы лишь для того, чтобы выгородить капитализм, охранять его интересы.
Теперь, более чем прежде, Салка была убеждена, что там, в большом мире, злые люди вложили безумство в душу этого бледного юноши. Она не помнила, с какого места она начала ловить каждое его слово. Казалось, то же самое происходило с другими; мужчины перестали откашливаться и отплевываться, уже не слышно было шума и возни, и только через открытое окно доносилось с берега щебетанье птиц.
— Существование класса буржуазии и его господство привело к тому, что капитал сосредоточивается в руках немногих. Растет капитал, растет и его прибыль. Источник жизни капитала — наемный труд рабочих. Основа наемного труда — излишек рабочих рук. Но развитие промышленности кладет этому конец. Оно объединяет их в профессиональные союзы под революционным знаменем. «Прогресс в области промышленности», которому всячески стремилась препятствовать буржуазия, подрывает, помимо ее воли, основы ее организации, производство и частную собственность. Капитализм сам роет себе могилу. Его падение так же неизбежно, как неизбежна победа рабочего класса.
При помощи этого нового смелого аргумента оратор принялся доказывать необходимость лишения богачей их собственности. Всех тех, кто до сих пор купался в изобилии, следует сдать на иждивение прихода согласно непреложному закону, а неимущие, такие, например, как Бейнтейн из Крука, должны управлять миром. Салка Валка не помнила, чтобы жители Осейри с таким вниманием прислушивались к какой-либо премудрости — если она не касалась рыбы и улова — и с таким сильным желанием понять и разобраться во всем. Правда, нельзя сказать, чтобы в зале все время царила тишина. Когда речь зашла о диктатуре пролетариата, снова началось громкое сморкание, вытирание рук о носки; нелегко было сразу разобраться, как это бедняки смогут прокормить таких же нищих, как они сами, да еще если никто не будет владеть лодками. Утешало только одно: им не раз уже приходилось слышать всевозможные невероятные истории, ну, например, хотя бы историю о том, что Иисус, беднейший человек, накормил пять тысяч человек одной краюхой хлеба и самым ничтожным количеством рыбы — даже картошки не понадобилось. Кроме того, следует добавить, что аудитория обычно охотно прислушивается к бойкой и умной речи, даже если она им и не совсем понятна, потому что в душе каждого человека глубоко сидит уважение к тем, кто может прочесть молитвенник и умеет нацарапать свое имя. А на сей раз перед ними был образованный человек. По лицам членов союза рыбаков легко можно было заметить, что они ни на минуту не сомневаются в том, что перед ними толковый парень, даже тогда, когда он пускал в ход самые сложные и непонятные положения из Коммунистического Манифеста. Некоторые уже надеялись, что доклад кончится разговором о высоких материях. Однако этого, не случилось. В заключение, когда рабочий класс поделил мировые богатства и сбросил с себя власть имущих, увлеченный оратор спустился с облаков и приземлился в Осейри у Аксларфьорда, у подножия отвесных скал.
Он начал говорить о необходимости повышения заработной платы, о том, что рабочие должны выработать свои требования и предъявить их фирме, включив сюда и требование о выплате заработной платы деньгами, как установлено законом. Он призывал к созданию союза, который охватил бы всех рабочих местечка, стоял на страже их интересов и отстранял от работы тех, кто не подчиняется его решению. Правда, он ни словом не обмолвился о том, что нужно отобрать деньги у Йохана Богесена и разделить их между собой. Потом он заявил, что союз необходимо организовать сегодня же вечером, и, нужно сказать, некоторым это пришлось не по душе. Затем оратор заглянул в будущее. У него были сведения о том, что зимой состоятся выборы муниципалитета. Рабочие, говорил он, должны защищать свои интересы на этих выборах. Следующим шагом будут выборы в альтинг летом будущего года. Само собой разумеется, рабочим нужно сплотиться вокруг своих кандидатов. Затем докладчик подчеркнул необходимость создания кооператива среди рабочих местечка. Он уже представлял себе, как в будущем ловля рыбы будет производиться коммуной. И не только рыбаки, но и рабочие берега будут объединены в коммуну. Они выстроят в долине большую ферму, оснащенную современной техникой, и все маленькие дети в поселке будут иметь молоко.