Здесь, казалось бы, легко поиронизировать над первым русским геополитиком, поскольку не оправдался и этот его прогноз — все виды сепаратизмов расцвели на этом «едином пространстве». Но, может быть, стоит задуматься над тем, что написано это было 70 лет назад, а не оправдывается пока лишь семь-восемь... Стоит так же иметь в виду, что провидцы говорили о тенденциях, а не о конъюнктуре.

Бесконечные равнины — это широта горизонта русского (а сейчас можно сказать — и российского) человека, размах геополитических комбинаций, постоянная миграция, непрерывная смена местообитаний. «Между неподвижной, оседлой Европой и кочевой бродячей степью, — писал С. Пушкарев, — является как своеобразный мир, полуоседлая, полубродячая Русь»300. Историк С. Рождественский образно называл бродячесть исконной характерной чертой сельского быта северо-восточной Руси, начиная с эпохи ее колонизации. Два встречных процесса шли в России: с одной стороны, от центра к периферии, шел поток русификации, а с другой, — от периферии к центру шел процесс «окраинизации» — возрождения национальных культур: татарской, узбекской, армянской»301.

Согласно Савицкому, природа Евразии подсказывает необходимость, даже зовет к политическому, культурному и экономическому объединению: «Громадная система равнин, именуемая российско-евразийским миром, как бы самой природой созданный колоссальный ассимиляционный котел. Тогда как в Европе и Азии временами можно было жить только интересами своей колокольни»302.

6.3 Выход на геополитику

Именно в пределах евразийских степей и пустынь сложился такой «унифицированный» во многих планах уклад, как быт кочевников на всем пространстве от Венгрии до Монголии и на всем протяжении истории от скифов до современных монголов. «Недаром, — писал П. Савицкий, — в просторах Евразии рождались такие великие политические объединительные попытки, как скифская (до P. X.), монгольская (XIII-XIV вв.) и др. Взаимное притяжение303 тут сильнее, чем отталкивание, здесь легко просыпается «воля к общему делу»304. Евразия как бы «предсоздана» для образования единого государства.

Говоря об уникальном положении России, о «чертах грандиозности» ее (формула П. Савицкого), мы неизбежно выходим на другую его формулу «Континент-океан». И здесь начинаются загадки. Знал ли первый русский геополитик труды «классика геополитики», англичанина Хэл форда Мак-киндера? Он дал известную формулу непримиримого противостояния континентальных и морских держав («всадник—моряк», «монгол—викинг») и неминуемо агрессивный путь преодоления этого противостояния Западом: тот, кто правит Восточной Европой, господствует над хартлендом305, тот, кто правит хартлендом, господствует над Мировым островом306, тот, кто правит Мировым островом, господствует над миром.

Если рассуждать теоретически, П. Савицкий мог знать эту концепцию, поскольку первая программная статья англичанина — «Географическая ось истории» — вышла в 1904 г. Возможно, и даже более чем вероятно, что они сталкивались друг с другом: в 1919 г., когда П. Савицкий работал в правительстве Врангеля, Маккиндер был назначен представителем Британской империи на Юге России и пробыл на этом посту два года.

Целью англичан (и Запада в целом) было раздробление России на ряд мелких государств, т. е. нечто прямо противоположное и враждебное «идее-силе» евразийцев, идее сохранения единой и сильной России. Парадокс истории: два крупнейших ученых, исповедовавших совершенно противоположные взгляды, оказались формально в одном лагере врагов советской власти.

Существенно отметить, что евразийство впервые в русской науке широко обратилось к геополитике. «Возможности геополитического рассмотрения — это пока что непочатая целина в русской науке, — отмечалось в одном из первых евразийских изданий. — Евразийство уже сделало кое-что в этом отношении, но сделанного совершенно недостаточно... Сопоставление данных общей и экономической географии с данными истории хозяйственного быта, этнографии, археологии, лингвистики еще почти не начато, между тем оно может дать совершенно не известный доселе синтетический образ России—Евразии»307.

Русская геополитика пошла своим особым путем. А. Дугин считает, что геополитическая доктрина Савицкого — это прямая антитеза взглядам таких ученых, как Мэхэн, Маккиндер, Спикмен, Видаль де ля Блаш308 и других «таласократов». Причем в данном случае речь идет о законченном и развернутом изложении альтернативной доктрины, подробно разбирающей идеологические, экономические, культурные и этнические факторы... Согласно точке зрения Дугина, Савицкий и евразийцы являются выразителями «номоса Земли» в его актуальном состоянии, последовательными идеологами «теллурократии» и мыслителями Grossraum'a, альтернативного англосаксонскому Grossraum'y309.

Поясню, чего же еще не сказал А. Дугин: формула «Континент—океан» у П. Савицкого отнюдь не агрессивна, вообще не предрекает какой-то неизбежной конфронтации между «всадником» и «моряком», а говорит лишь о долгосрочной стратегии развития России и прежде всего — экономической стратегии. Его концепция в статье «Континент-океан (Россия и мировой рынок)» (1921) вообще не направлена против кого-либо; она «за Россию» будущего. Замечу, что схема «атлантизм-континентализм» не срабатывала и в годы Второй мировой войны; тогда решающая схватка шла между двумя континентальными державами — СССР и Германией. Она не срабатывает и в наше время. С. Кургинян справедливо называет ее схоластической. «Фундаментализм — это «континент», а значит, союзник? — пишет он. — Но самая фундаменталистская страна Исламского мира — это Саудовская Аравия, являющаяся главной опорой США в регионе после Израиля, и как прикажете это совместить?»310

Савицкий писал: «Океан един, континент раздроблен, и поэтому единое мировое хозяйство неизбежно воспринимается как хозяйство океаническое»311. Если в Европе нет пунктов, отстоящих от океана более чем на 600 км, то в Азии есть места, удаленные на 2400 км от океана (Кульджа). К тому же, кроме России, замерзаемость морей известна только в северо-восточной части Швеции и Канаде. По мнению Савицкого, Россия — наиболее «обездоленная» в смысле возможностей океанического обмена, но она не довольствуется диктуемой этой обездоленностью ролью «задворков мирового хозяйства». Значит, стараться быть как все? Никоим образом, — отвечал П. Савицкий. Не в обезьяньем копировании, но «в осознании континентальности и приспособлении к ней — экономическое будущее России»312. Это крайне актуально и сегодня при непрекращающихся призывах «быть как все» со стороны «гарвардских мальчиков». Евразийцы учили говорить не о «вхождении в мировое хозяйство» (Россия была в нем как минимум со времен Петра I), а об учете и использовании взаимотяготения ближних к нам стран Европы и Азии, о «принципе использования континентальных соседств»313.