Все эти присущие пролетарскому движению трудности, которые буржуазия со двойственной ей ловкостью может нередко увеличивать и фактически использует, занимают немалое место во внутренней истории социализма за последние годы.

В своем развитии социализм встречал препятствия не только в общих условиях экономической конкуренции и в сопротивлении, оказываемом ему политическим аппаратом власти, но и в условиях, в которых находится сама пролетарская масса, в не всегда ясном, хотя и неизбежном механизме ее движений — медленных, разнохарактерных, сложных, зачастую противоречивых и даже антагонистических. Все это мешает многим видеть растущее и все

более отчетливое упрощение всех форм борьбы классов и постепенное сведение их к единой форме борьбы между капиталистами и пролетаризированными трудящимися [40].

Подобно тому как Манифест не занимался, как это делали утописты, описанием этики и психологии будущего общества, он не обрисовал и механизма того процесса становления и развития, в котором мы участвуем. Вполне достаточно того, что немногочисленные пионеры указали путь, по которому следует двинуться, чтобы понять и испытать этот механизм. Впрочем, человек — животное экспериментальное по преимуществу, и по этой причине он имеет историю, более того — сам творит свою собственную историю.

* * *

На этом пути, по которому шествует современный социализм, развивающийся в данном направлении на основании опыта, мы встретились с крестьянской массой.

Социализм, который вначале на практике и в теории сосредоточивался на изучении и проверке на опыте противоречий между капиталистами и пролетариями в сфере собственно промышленного производства, обратился затем к массе, в среде которой господствовал идиотизм деревенской жизни. Завоевание деревни — это задача, которая должна быть решена сегодня, несмотря на то, что Шеффле с его квинтэссенцией давно уже утверждал, что крестьяне по своей природе настроены антиколлективистически, используя эту теорию для защиты господствующего порядка. Вытеснение или поглощение сельских домашних промыслов капиталом, распространение деревенской промышленности капиталистического типа, исчезновение мелкой собственности или ее сокращение в результате практики залога земли, ликвидация общинных земель, ростовщичество, налоги и милитаризм — все это начинает творить чудеса в отношении крестьян, которые считались до сих пор хранителями незыблемости существующего строя.

Такую задачу поставил перед собой ранее всех немецкий социализм. Сам факт его колоссального распространения не только в городах, но и в мелких центрах неизбежно столкнул его с деревней. Попытки будут длительными и отнюдь не легкими; это объясняет, извиняет и какое-то время будет извинять ошибки, которые совершались и придется совершить на первых порах [41]. До тех пор, пока мы не завоюем крестьян, нам всегда будет мешать идиотизм деревенской жизни, который бессознательно, именно потому, что это идиотизм, порождает или повторяет 18 брюмера и 2 декабря [42].

Весьма возможно, что параллельно этому процессу завоевания деревни будет происходить развитие современного общества России. Когда эта страна вступит в- эпоху либерализма, со всеми присущими последней недостатками и пороками, т. е. с типичными для современного общества формами эксплуатации и пролетаризации, но и со всеми ее выгодами и преимуществами в виде политического развития пролетариата,— социал-демократии не придется более опасаться угрозы непредвиденных внешних опасностей; в то же время она восторжествует и над внутренними опасностями благодаря завоеванию деревни.

* * *

Весьма поучителен, без сомнения, пример Италии. Эта страна, вступившая уже к концу средних веков в капиталистическую эпоху, затем на несколько веков отошла от исторического движения. Типичный случай упадка, подтвержденный источниками и доступный точному исследованию во всех его фазах! Отчасти Италия приобщилась к историческому прогрессу во времена наполеоновского господства. После периода реакции и заговоров тайных обществ она добилась объединения и превратилась в современное государство (всем хорошо известно, какими путями и при каких обстоятельствах это произошло). Италия кончила тем, что приобрела недавно все отрицательные стороны парламентаризма, милитаризма и современной системы финансов, не обладая, однако, в то же время современным производством в его развитых формах и, как следствие этого, способностью конкурировать с другими странами на равных условиях. Лишенная возможности выдержать конкуренцию стран передовой промышленности из-за полного отсутствия каменного угля, скудных запасов железа и недостатков в подготовке деятельных и способных технических сил, она ожидает теперь (или обольщает себя иллюзиями), что применение электричества даст ей возможность наверстать потерянное время, как об этом свидетельствуют попытки, предпринимаемые в разных местах — от Бьеллы до Скио. Современное государство в стране с почти исключительно земледельческим населением, в стране, где само земледелие в значительной части является отсталым,— все это вызывает чувство всеобщего беспокойства, присущее всем сознание несообразности и несоответствия всего и вся!

Отсюда непоследовательность и неустойчивость партий, отсюда быстрые переходы от демагогии к диктатуре, отсюда бесчисленная армия паразитов в политике, прожектеров, фантазеров и изобретателей различных идей. Это своеобразное зрелище социального развития, встречающего на своем пути всевозможные помехи и затруднения, замедленного и поэтому неуверенного и колеблющегося, освещает ярким светом проницательный дух, который, если он и не всегда является плодом и выражением широкой и подлинной культуры нашего времени, тем не менее несет на себе, как наследник тысячелетней цивилизации, отпечаток почти непревзойденной утонченности человеческого мозга.

По вполне понятным причинам Италия не была подходящей почвой для самостоятельного зарождения социалистических идей и тенденций. Филипп Буонаротти, итальянец, сначала друг Робеспьера-младшего, становится затем товарищем Бабёфа и позднее, после 1830 года, пытается возродить во Франции бабувизм! Социализм впервые появился в Италии во времена Интернационала в путаной и непоследовательной форме бакунизма, причем он зародился там как движение не пролетарской массы, а мелкой буржуазии, деклассированных элементов и революционеров по импульсу и инстинкту [43]. За последние годы социализм принимает там конкретную форму, которая воспроизводит, хотя весьма неясно и нечетко, общий тип социал-демократии [44]. Так, первые признаки жизни, проявленные в Италии пролетариатом, обнаружились в виде крестьянских восстаний в Сицилии, за которыми последовали другие восстания того же характера, вспыхнувшие в материковой части Италии, и весьма вероятно, что за ними вскоре последуют новые. Разве это не знаменательно?

После такого экскурса в историю современного социализма охотно возвращаешься мыслью и душой к воспоминанию о наших первых предтечах, выступивших пятьдесят лет тому назад и документально подтвердивших Манифестом, что они заняли передовые позиции на пути прогресса. И это относится не только исключительно и преимущественно к теоретикам первого отряда коммунистов — Марксу и Энгельсу. Как один, так и другой всегда, при всех обстоятельствах оказывали бы с кафедры, трибуны или своими произведениями немалое влияние на политику и науку даже в том случае, если бы они не встретились на своем жизненном пути с «Союзом коммунистов»,— таковы были мощь и оригинальность их ума и обширность познаний. Я имею в виду тех людей, которые на тщеславном и высокомерном жаргоне буржуазной литературы назывались бы неизвестными: сапожника Бауэра, портных Лесснера и Эккариуса, миниатюриста Пфендера, часовщика Молля [45], Лохнера и других, первыми сознательно положивших начало нашему движению. Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» отмечает их появление. Переход социализма от утопии к науке заключает в себе результат их деятельности. Их инстинкт н данный ими первоначальный импульс продолжают жить в наших делах и поныне — вот то основание, которое дает этим предвестникам право на вечную благодарность всех социалистов.