Внезапно Поль ударяет меня по плечу и показывает жестом, что дыхательный автомат пропускает воду. Нужно подниматься. Мы уже на уровне дымовой трубы. Медленно движемся вместе с Полем наверх. Предлагаю ему свой загубник. Отказывается. Подъем проходит благополучно. И вот мы на поверхности, неподалеку от моторной шлюпки. Великолепно! Надо возвращаться на наш корабль. Поль вежливо извиняется за то, что пришлось всплыть раньше срока.

Поль — типичный для нашего экипажа парень. Приятно, что удалось воспитать таких ребят. Они не только освоили ремесло аквалангиста, им понятны радости мужской дружбы, они овладели искусством жить в коллективе и обладают терпением и выдержкой, столь необходимыми на маленьком судне, как наше.

У нас на "Калипсо" сложились определенные традиции. Молодые заимствуют у "старичков" не только их опыт, но и их идеалы и любовь к морским глубинам. Такого рода преемственность традиций лет сто назад существовала на парусном флоте. Я горжусь тем, что она есть и на нашем корабле.

Преемственность традиций лучше всего проследить на примере Поля Зуэна, воспитанника Мориса Леандри, нашего старшего боцмана, который в свою очередь был выпестован капитаном Франсуа Сау.

Сразу после того, как мы возвращаемся на судно, группа Делуара спускается под воду, чтобы заснять корабль. Наши друзья находятся под водой довольно долго. Мишель Делуар жалуется на боли в груди; вероятно, поднимаясь на поверхность, он несколько легкомысленно пренебрег декомпрессионным режимом. Тотчас помещаем его в декомпрессионную камеру и подаем туда сжатый воздух. Для Мишеля это тяжелое испытание — ему придется целых 8 часов пробыть в тесном цилиндре. Правда, друзья стараются развлечь его, строя гримасы. Они стоят возле иллюминатора, и это позволяет Мишелю поддерживать какой-то контакт с внешним миром, Из камеры он вылезает совершенно здоровым.

Таинственный колодец

Пока наш бедный приятель скучал в цилиндре, мы исследовали удивительный подводный мир, где покоится такое множество погибших кораблей. Любопытно, что в лагуне глубины достигают 150 метров, а вокруг острова они не превышают и 80 метров. Настоящий колодец среди моря! Может быть, это кратер подводного вулкана наподобие Губе-Араб? Вряд ли. Склоны острова сложены осадочными породами и сланцами. Никаких признаков вулканической деятельности. Кстати, на континентальной отмели вдоль побережья Африки немало таких углублений. На "ныряющем блюдце" мы обследовали одно углубление, расположенное к северу от Порт-Судана и к югу от острова Абингтон. Происхождение их по-прежнему является для меня загадкой.

Ночью возвращаемся в Массаву, где стоит изнуряющая жара.

Сейчас начало августа. В такую пору постоянное пребывание в этом порту было бы просто мучительным. И не только из-за жары, а главным образом из-за сухого жаркого ветра, который дует из Египта, — хамсина. Ветер несет из пустыни пыль и песок, покрывающие судно толстым слоем. Видимость в воде нулевая. И все-таки мы упорно продолжаем съемки севернее и в непосредственной близости Массавы. Почти ежедневно спускаем в воду противоакульи клетки. Мы это называем операцией Ла Балю, по имени несчастного кардинала, которого Людовик XI одиннадцать лет держал в железной клетке. Правда, его не навещали акулы, мы же их видим более чем достаточно.

На "Калипсо" очень редко употребляют слово "акула". Наши люди охотней называют этих рыб бородачами. Есть у них и иные прозвища, например, верзила и Жан Луи. Последнее название является наиболее распространенным. Так издавна матросы называли акул. Любопытно, что последнее прозвище, не употреблявшееся уже несколько десятков лет, возродили и ввели в обиход на "Калипсо".

Но почему возникают эти прозвища? Причины, побуждающие прибегать к ним, довольно сложны. Может, дает себя знать своего рода суеверие?. Замаскированный способ выразить уважение к грозным морским хищникам? Или это просто язык посвященных?

Тридцать человек, живущих в таком ограниченном пространстве, как наш корабль, занятых всевозможными, в разной степени опасными работами, не могут не создать при этом своего особого словаря.

Если бы проанализировать этот корабельный жаргон, то, без сомнения, он выдал бы наши тайные мысли и чаяния.

Нужно также заметить, что всем нам свойственна привычка придумывать клички животным, которых мы встречаем в море или на его поверхности, и особенно тем, что живут какое-то время на судне и не могут обойтись без нашего присмотра. Так, детеныша кита мы окрестили Ионой, ушатые тюлени стали телезвездами, известными под именами Пепито и Кристобаль.

В этой привычке давать прозвища я прежде всего усматриваю желание как-то приучить к себе морских животных, с которыми не всегда просто войти в контакт и относиться к которым нужно с терпимостью и лаской. Меня радует эта потребность в живом общении. Само прозвище или кличка, как мне кажется, является уже своеобразным признаком сближения, примирения.

В Красном море во время съемок фильма об акулах, несмотря на ряд мер предосторожности, пловцам зачастую приходилось все-таки идти на риск. В этой связи наш судовой врач, доктор Милле, сделал любопытное наблюдение. Он заметил, что не только аквалангистов, но и всех на "Калипсо" охватил какой-то психоз. Нет, то были не паника и не страх, а скорее заразительный ажиотаж, бороться с которым оказалось невозможно. В конце концов всем захотелось очутиться в обществе акул, испытать, что это такое. Потребовать, чтобы люди совершали поменьше погружений, я не смог… Эту "акулью лихорадку" перенес весь экипаж "Калипсо". Как мне представляется, причиной ее было стремление утвердить свое превосходство над этим хищником моря. Изо дня в день пловцы доказывали, что вправе оспаривать у акул морское владычество. Ведь даже в воде человек благодаря своему разуму — противник весьма грозный.

Вид на море с птичьего полета

6 августа высадка в Абу-Марина, что в архипелаге Суакин. Но погода стоит дрянная. С суши, не переставая, дует ветер, нашпигованный песком. Желтоватое море. Вода застоявшаяся, будто затхлая.

Когда мы двигались по Красному морю в северном направлении, то держали курс на архипелаг Фарасан, изобилующий рифами. Возвращаясь назад, на юг, мы проходим через архипелаг Суакин, стараясь проникнуть в среднюю часть банки. Таким образом, мы прочесали оба побережья Красного моря.

Уже в пятый или шестой раз попадаю я в царство кораллов. Мне хочется разобраться в чувствах, какие оно вызывает во мне. Позади удивление первой встречи, первого плавания, теперь, как мне кажется, я испытываю одно лишь безмерное восхищение. Восхищение, которому не нужна красота деталей, частностей. Испытываю сложные, противоречивые чувства, которые, возможно, стоит проанализировать.

Я не мастер описывать пейзажи. Но отмечу, что в Красном море привлекает меня именно дорогой моему сердцу мир кораллов. Меня увлекают не столько сами массивы кораллов, которые видишь под водой, сколько широкая панорама, наблюдаемая с мостика. Лабиринт полумесяцев, серпов, окруженных синей водой всевозможных оттенков, подводные коридоры, которые нужно отыскать, чтобы провести "Калипсо", — вот что притягивает мой взор.

Передо мной хаос сил созидания, как бы высвободившихся из-под спуда. Вакханалия жизни. С высоты мостика картина гораздо величественнее, чем при разглядывании мельчайших организмов на коралловом рифе.

Разумеется, крохотные животные, когда их великое множество, своей неистребимой жизненной силой производят впечатление некоего чуда. Но под водой масштаб не такой, чтобы воспламенить мое воображение.

Морские глубины мне знакомы. Более того, они всегда в моей памяти. Но оценить их величие, их богатство, я могу лишь тогда, когда с мостика "Калипсо" вижу, как из глубин кверху устремляются рифы, похожие на шпили собора. Повсюду, куда ни глянь, массивы кораллов, которые сменяются кораллами, похожими то на кустарники, то на гигантские бивни, окаймленные синью или зеленью и отделенные друг от друга глубокими впадинами или чашами, сверкающими как чистая эмаль… Трудно оторваться от созерцания этой постоянно меняющейся картины, не похожей ни на что другое. На нее можно смотреть неотрывно. Стоя на мостике, я веду "Калипсо" из одного прохода между рифами в другой и жадно вглядываюсь в гладь моря. Тащимся со скоростью 2–3 узла. Иногда приходится и вовсе стопорить машины, чтобы избежать столкновения. Плавание утомительное, но полное впечатлений.