…Мы подошли к РОВД. Перед тем как войти, Аврахов чуть замешкался… До этого он вёл себя абсолютно спокойно, а тут — возникла некая пауза… Он застыл на пороге, словно не решаясь переступить его, перешагнуть через какую-то незримую черту…
Мы с напарником напряглись, ожидая с его стороны неприятных сюрпризов. Оружия при нас не было (мы ведь не бандита конвоировали на допрос, а всего лишь сопровождали свидетеля!), — вдруг возьмёт да и нокаутирует нас. а потом- сбежит… Ищи его потом!..
Но убежать — значило признать свою вину!.. Он не был готов к такому решительному повороту своей судьбы…
Да и вообще… Не раз и не два замечал, как люди, в общем-то решительные и мужественные, перед представителями власти — робеют и ёжатся, боясь даже не их самих, а стоящей за ними безжалостной державной машины… К тому же Аврахов уже сидел, и в «зоне» — впитал в себя страх перед людьми со служебной ксивой в кармане…
Так что ничего «такого» он себе не позволил.
Глянул мельком через плечо, на оставшуюся за спиной вольную жизнь, словно навсегда прощался с нею, и — вошёл в райотдел.
Глава 39. ДОПРОСЫ
Аврахова и Чеботаря допрашивали в разных комнатах.
Как и планировалось, они знали, что их обоих допрашивают одновременно. Опера играли с ними в старую и хорошо известную, но всё ещё действенную игру под названием: «Кто первый сознается — тот получит конфеку!»
Скажу сразу: домой в тот день оба так и не попали, — их задержали в РОВД, посадив в «обезьянник», в разные камеры. А на второй день (потом и на третий) допросы продолжались — с утра и до позднего вечера. (По закону, по истечению трёх суток мы были обязаны либо предъявить им обвинение и поместить в СИЗО, либо — отпустить на свободу).
Разговор с обоими шёл по разным направлениям, начиная с выяснения всё новых и новых подробностей их биографий, ближайшего окружения и взаимоотношений со Скворцовой, и кончая подробнейшим хронометражём их действий 5-го и 6-го мая: день, вечер, ночь и утро следующего дня…
По сути им задавали бесконечное количество раз во множестве вариаций одни и те же вопросы, ожидая, что рано или поздно они занервничают, начнут ошибаться, вступят в противоречия друг с другом, запутавшись в подробностях, и — «потекут»… Ведь как ни договаривайся заранее о совместной тактике поведения на допросах, но всего заранее не предусмотришь, и где-нибудь — да проколешься!..
Надо признать, первые сутки оба «отработали» достойно, ни в чём не промахнувшись твёрдо придерживаясь своей совместно выработанной линии.
Аврахов: «Да, с Аллой у нас была Любовь, но это — наше личное дело… Что решил не посвящать в него уголовный розыск — извините, так получилось… Но разве за такое — не сажают?!. А машин — не воровал, и Аллу ни во что незаконное не вовлекал!.. Не убивал её, и убить никак не мог, — я ж любил её…»
Чеботарь: «Ничего не знаю… Вместе с Авраховым весь вечер ремонтировали «Запорожец»… Меня видели со Скворцовой в «нисане»?.. Обознались!.. Я ехал на косу в «опеле»?!. В жизни ни разу не ездил в «опеле»!.. И не убивал никого, точно!.. Ну почему вы мне не верьте?!.»
На вторые сутки начали обоих слегка поколачивать…
Почему-то думалось, что Денис Чеботарь после первой же пары оплеух захнычет горькими слезами, и выскажет пылкое желание покаяться во всём и немедля…
Но тут-то и выяснилось: юный простачок наш на деле — кремень!.. Ты его, заразу, немножко бьёшь дубинкой по суставам, а он лишь крепчает, сверкает глазёнками, пламенеет щёчками оскорблено, и твердит упёрто: «Меня там не было!.. Я этого не делал!.. Как освобожусь — напишу на вас жалобы в газету, и тут всех снимут!..»
Понятно, нам на его смешные угрозы — тьфу!.. Ничего нам все эти крикливые газетёнки не сделают… Но, прямо говоря, достал нас Чеботарь своим тупым запирательством!.. Будь хоть какие-то улики против него… Или хоть уличающие показания подельника… Или хотя бы — желай ГБ обязательно и его голову… Но — ничего!.. На голом месте приходилось с ним работать… Да и ГБ Денис не надобен…
Могли и вовсе отпустить его запросто, но он же, сволочь, своими показаниями доказывал алиби Аврахова, а вот его отпускать — НЕЛЬЗЯ!.. Вот почему обстановка вынуждала нас прессовать Дениса по полной программе…
Однако не получалось что-то!..
…А вот с Павлом что-то стало наклёвываться…
Вдруг наметился в нём этакий внутренний надлом. — словно внутренняя трещинка в металле… Внешне кажется изделие по-прежнему цельным и крепким, но постучишь молотком — и звук получается глуховатый, как у треснутого кувшина…
Стойкость на допросах разная бывает…
Одно дело, когда человек знает про себя, что защищает правое (если и не с позиции общества, то хотя бы с его личной точки зрения!) дело, или что от его твёрдости и мужества зависит доля близких, либо же — судьба некоего значимого для него дела…
И совсем другое — когда причиной его конфликта с законом стал всего лишь некий мелкий шкурный интерес, да ещё и отягощенный столь несмываемым грехом, как убийство влюблённой в него женщины его собственными руками, или хотя бы при его активном соучастии…
В этом случае не только опера терзают, но и собственная совесть, и если не совсем уж толстокож он и бездушен, то измучается под этим тяжким и страшным грузом!..
…Почуяв слабину именно в Аврахове, мы быстренько перестроились, сделав теперь уж его — главным претендентом на «явку с повинной».
Расклад сделали такой.
«В соседней комнате допрашивается твой приятель Денис… Ты же хорошо знаешь Чеботаря: тряпка, слизняк, плакса, ни жизненного опыта за спиною, ни криминального, — с тобой не сравнить… Так вот, почти уж «кольнулся» мальчуган!.. Практически — с вот-вот затребует бумагу и ручку, для собственноручных признательных показаний!.. А что будет там — догадываешься?.. Правильно… Будет вот что: «Убивал — Аврахов, а я лишь- присутствовал, пытаясь ему помешать…»
Вот и пойдёшь «паровозом» по мокрушному делу!.. Сечёшь?!. И знаешь, почему суд ему поверит, а не твоим позднейшим опровержениям?.. Именно потому, что он «сознанку» дал ПЕРВЫМ!.. Да что тебя учить, ты ж — тёртый… Сам всё прекрасно должен понимать!..
А вот ежели ты сейчас, опередив подельника, сдашь Дениса с потрохами, то его последующим показаниям на суде веры не будет ни малейшей… Тем более, что это он же на деле Алку и мочил… Верняк?!. Он, непременно!.. Ты этого сделать не мог, ты — хороший… Но по доброте душевной — стараешься приятеля выгородить, от мокрухи отмазать, вот сам слегка замаранным и смотришься… Ладно, мы тебя понимаем, и даже ценим твою преданность дружбе!.. Ну а теперь — помоги следствию… Да и — себе самому, кстати!.. Не тяни резину, колись на «сознанку», это — в твоих собственных интересах, поверь!..»
И оперативники дружески косились в сторону застывшего на стуле Аврахова, всем своим видом демонстрируя, что после пашиной мамы именно они теперь для него — самые доброжелательные люди на планете!..