Но тому, кто готовится не защищаться, а нападать — выглядеть грозным вовсе не желательно!.. Зачем настораживать врага своим внешним видом?.. Наоборот, надо выглядеть беззащитней, чтоб тебя не опасались, и не ждали подвоха… Выждать момент, и — внезапно разить сокрушительным ударом!.. Любой противник, застигнутый врасплох, уже наполовину побеждён!..

В ожесточённой схватке побеждают обычно тот, кто умеет бить внезапно и смертельно!..

…И бойтесь в первую очередь — тех, кто старается казаться неопасным!..

Глава 32. ВИЗИТ ЧЕКИСТА. (Продолжение)

Но во вполне разумном стремлении Петра Филимоновича выглядеть этаким недотёпой — бухгалтеришкой таилась всё ж некое понятное лишь искушённому кокетство. Смотрите и восхищайтесь, мол, тем, насколько же я могуч и удал, если сознательно рисуюсь слабым и неспособным!..

Как ни крути, тут было некое предупреждение, что для играющего в опасные игры с окружающим миром оперативника — небезопасная роскошь. Окажись враг достаточно проницательным — и он сможет, вовремя распознав опасность, уклониться от неё…

Идеальным образом в данной ситуации было бы — «служака-самодур с алкашистым носом». То есть — чуть больше агрессии, оловянный блеск в глазах, постоянно твердимые фразы типа: «Я сказал — и точка!», «Делайте то, что я велю!», «По этому вопросу — обращайтесь к моему руководству!», и так далее… Ну а испитый нос — это сигнал, что суровость его обладателя вполне смягчаема вовремя и тактично преподнесённой бутылочкой хорошего коньяка…

То есть перед нами в данном случае — хоть и дурак, но достаточно предсказуемый и управляемый… Тип — понятный и близкий сердцу нашего человека, особенно — мента… Ведь и среди нашего начальства таких — каждый третий, если не каждый второй… Вот и расслабится внимание общающихся с гэбешником розыскников, а ему этого и надо — чтоб перестали коситься напряжённо, и каждое произнесённое им слово проверять «на слух»…

Казаться туповато-ограниченным — удобней. Дураков у нас любят, с ними возятся, от них не ждут хитрованистых подлянок, и с них — меньше спроса…

Так что хоть и Асом был наш гость, но — со слабинкой, с этакой самовлюблённостью в собственное мастерство… Маленький недостаток. Но когда игра — серьёзная, и ставка в ней — твоя жизнь, то даже и мизерное упущение может привести к последствиям непоправимым…

…Меж тем голоса майора и подполковника продолжали бубнить.

По слегка напрягшейся интонации Петра Филимоновича чувствовалось, что он смирился с моим присутствием в комнате, и наконец-то плавно перешёл к сути приведшего его к нам дела… Внимательно вслушавшись в говоримое им, я изумился окончательно!..

Потому как в переводе на язык конкретики его завуалированной обманными «ходами» и второстепенными поворотами говорильни выяснялось, что ГБ давала нам. ментам, предельно чёткие указания относительного того, как правильней и эффективней вести следствие по делу об убийстве Скворцовой.

Судите сами…

Вначале подполковник нарисовал нам облик убиенной таким, каким его хотели видеть гэбешники. Оказывается, Аллочка была девушкой хоть и не без недостатков («аморальность, авантюризм, стяжательство»), но в целом — вполне мирной и безобидной.

(Надо понимать — почти как сам Пётр Филимонович).

Вот и в её стремлении сблизиться с иностранцами, как выяснила бдительная ЧеКа, тоже, оказывается, не крылось ничего криминального… Так… захотелось заполучить заморского хахаля, только и всего!..

Он, Пётр Филимонович, не знает, разумеется, кто и почему убил Скворцову (ироничная ухмылка давала понять, что в действительности в мире нет ничего такого, чего наш гость не знал бы досконально), но вот кажется ему почему-то, что сделал это один из её хороших знакомых…

Почему?..

Скажем — он попытался втянуть Скворцову в какую-то тёмную историю, но она по свойственной дамскому полу и вполне простительной пугливости от опасного дела наотрез отказалась. Не учла лишь, глупенькая, что слишком много компрометирующего узнала о ком-то, не оставив ему иного выхода, кроме как заманить её на берег водоёма и угрохать…

Пётр Филимонович скорбно потупился, как бы заново переживая случившееся в тот поздний вечер на косе…

Признаться, наши с Дубком физиономии слегка окаменели от невольного ожидания, что госбез сейчас воскликнет с душевным надрывом: «А ведь я во всём виноват!.. Вяжите меня поскорее — это я пытался втянуть в свои грязно-чекисткие делишки юную милашку, а затем, опасаясь разоблачения, — оглушил-задушил-утопил!»

Но не оправдал наших надежд плешивый, и не саморазоблачился. Наоборот — сделав короткую паузу, покатил бочку на кого-то другого…

Но на кого конкретно — сказал не сразу.

Вначале он повёл разговор о… Семчагине и Самсонове!.. Да-да, мы даже остолбенели от неожиданности, когда с ловкостью циркового фокусника вытащил Пётр Филимонович из рукава курточки эти две находящиеся ныне на слуху у угрозыска фамилии, и, слегка помусолив своими рассуждениями, со вздохом засунул их обратно в свой бездонный рукав, констатировав: невиновны!..

Не в лоб, без ненужной категоричности, как бы предположительно (но по смыслу — утвердительно и даже приказательно) нам было сообщено мнение госбеза: Самсонов к этой мокрухе совершенно не причастен, и «уж тем более» не причастен к ней Семчагин!..

(Мне особенно понравилось это самое: «уж тем более»…Самсон, стало быть, всё же казался гэбистам чуточку менее невиновным, чем Семчагин!.. Это, как если бы одну женщину признали чуть менее беременной другой!)

Понятно, — ГБ не хочет, чтобы мы копали в этом направлении… Ну а куда же — можно копать?..

И тут в разговоре возникла крошечная пауза. Перед тем, как назвать определённого госбезопасностью кандидата на роль убийцы гражданки Скворцовой, Пётр Филимонович как бы колебался, размышляющее щупая нас глазками и определяя, созрели ли мы до окончательных выводов, или же ещё представляем из себя недоприготовленное блюдо, с которым ещё возиться и возиться…

Но, надо полагать, мы с начальником угрозыска смотрелись уже вполне поджаристыми котлетками, поэтому наш гость, кончив ломаться, как девица на выданье, буднично сообщил: «У Аллы Витальевны был жених… Павел Аврахов. Ранее дважды судим, между прочим!.. Так вот, я так думаю: не он ли?..»

И — замолк, сражённый необходимостью без стопудово железных доказательств выдвигать тяжкое обвинение против кого-либо, вполне возможно — и невиновного даже…

«И что — есть зацепки?..» — судорожно сглотнув слюну, спросил Дубок.

Помедлив для приличия, подполковник широко развёл руками: дескать, нет у нас ничего конкретного… Так… Лёгкие подозрения!.. Жених… ранее судим… во внешности что-то неподходящее…

Кому и не валить, как не такому?..

В комнате воцарилось нехорошее молчание.

Разумеется, спросить Петра Филимоновича мы могли бы многое.