Изменить стиль страницы

После этих приготовлений, им осталось только вычислить, когда управляющий князя придет на невольничий рынок. Это было нетрудно сделать, так как дом стоял у самого рынка. Тем не менее, прошло несколько недель, а желанный случай не представлялся. Нетерпеливый Саргон, отчаявшись, начинал уже терять мужество, как вдруг однажды утром прибежал запыхавшийся Хеопс и сообщил, что на рынке появился Хапзефа и делает большие закупки.

Мрачный и решительный, Саргон приготовился в путь. В последний раз он пожал руку друзьям. Они заставили его поклясться, что он будет осторожен и скоро даст знать о себе. И Саргон отправился за Хеопсом.

В тот же вечер Изиса должна была сделать свою первую попытку – прогулку по Нилу для встречи с чародеем.

Хеопс прекрасно вошел в свою роль. Придя на рынок и таща за собой «раба», он предлагал его всем встречным, незаметно приближаясь к месту, где Хапзефа торговался за цену на нескольких молодых девушек. Многие покупатели останавливались и осматривали Саргона, но, узнав, что он глухонемой, или совсем отказывались от него, или давали такую низкую цену, что Хеопс отворачивался и с досадой плевал.

– Что мы будем делать с этим глупым и бесполезным животным? – надрывался он.

Затем, выпрямившись, он заорал во всю силу своих легких:

– Кому нужен очень ловкий слуга, опытный во всех домашних работах? У него один недостаток, он глухонемой.

Громкий, пронзительный голос достиг ушей Хапзефа, который в эту минуту закончил свой торг. Подойдя к ним, oн внимательно осмотрел Саргона.

– Ты продаешь немого, старик? – спросил он. – Как, он и глухой к тому же? В таком случае это будет тройная работа – объяснить ему его обязанности, – проворчал управляющий, пожимая плечами.

– О! Достаточно одного знака, чтобы он понял. Карапуза – очень ловкий и работящий раб. Не найдется ему равного в искусстве плести гирлянды и убирать цветами вазы и корзины. Он может поддерживать курение в треножниках, подметать и убирать комнаты, прислуживать и светить гостям, носить тяжести и обмахивать от мух. Кроме того, он не может подслушивать у дверей и точить лясы насчет своих господ, – выпалил Хеопс с поразительной быстротой, сильно жестикулируя руками.

– Замолчи! Не думаешь ли ты, старое животное, что я первый раз в своей жизни покупаю раба? Чего ты оглушаешь меня? – вспылил управляющий. – Впрочем, этот парень кажется сильным, и я куплю его. Только за разумную цену и если он действительно не очень туп.

Чтобы привлечь внимание Саргона, стоявшего с видом какого–то безразличного болвана, Хапзефа толкнул его ногой и стал жестами подражать движениям человека, рвущего цветы и убирающего ими корзину. Ложный Карапуза радостно оживился, показывая белые зубы и качая головой в знак того, что он понял. Схватив пук цветов и корзину, он стал поспешно убирать ее, несмотря на крики и протесты торговки. Невольно смеясь над этой комической сценой, Хапзефа сделал ему знак перестать. Заплатив требуемую сумму Хеопсу, он приказал Саргону идти вместе с рабами, которых он уже купил.

Через полчаса Саргон, с бьющимся сердцем, нагруженный тяжелой амфорой, вместе с остальными рабами, молчаливыми, как и он, вошел в обширный двор дворца Хорeмсеба. Тяжелые двери закрылись за ними, Хапзефа передал невольников одному из своих помощников, оставив при себе только Саргона. Длинным коридором он провел его в другое крыло дворца и подтолкнул в комнату, где какой–то толстый человек с отвислыми щеками что–то писал.

– Хамус, я привел тебе человека, которого ты просил для замены Хнума, – сказал Хапзефа. – Взгляни! Я, кажется, сделал хорошее приобретение для личных услуг господина. Этого молодца зовут Карапуза. Он глухонемой и выглядит весьма бодрым и старательным.

Начальник евнухов встал и внимательно осмотрел Саргона, притворявшегося совершенно равнодушным.

– Он мог бы быть помоложе, но все равно. Он достаточно тонок и хорошо развит, – оценил Хамус. – Я сейчас же прикажу приготовить его, и он может начать свою службу сегодня же вечером, за ужином.

Обменявшись еще несколькими фразами, касающимися служебных дел, они разошлись. Хамус отвел нового раба в большой зал с полным бассейном посредине и передал его там другому евнуху. Тот прежде всего заставил его войти в соседнюю комнату, поставил перед ним сытный обед и запер его. После нескольких часов, прошедших для принца в понятном волнении, дверь открылась снова. Евнух отвел его к бассейну. Здесь он знаками приказал ему снять одежду и залезть в воду.

Саргон повиновался без малейшего колебания. Когда он выкупался, два раба тщательно вытерли и умастили его тело ароматическим маслом. Потом на него надели вышитый золотом синий передник, а шею и руки украсили широким ожерельем и широкими кольцами. На голову ему надели полосатый синий с золотом клафт. «Очевидно, Хоремсеб хочет видеть вокруг себя только богатство и изящество. Все, что приближается к этому кровавому чудовищу, должно веселить его пресыщенный взгляд и ласкать его», – с ненавистью и горечью подумал Саргон.

По окончании туалета евнух отвел принца к Хамусу. Тот с удовольствием осмотрел его, одобрительно кивая головой.

– Другие готовы?

– Да, они ждут в галерее.

Хамус переоделся, украсил шею и руки драгоценностями и вышел, сделав знак Саргону следовать за ним.

Ночь уже наступила. Они молча прошли несколько кoмнат, освещенных факелами, затем галерею, где к ним присоединилось семь молодых рабов, разукрашенных, как и Саргон. В конце длинного коридора Хамус остановился. Откинув кожаную занавеску, он отпер высокую золотую решетку ключом, который все время висел у пояса. Перед ними открылась золотая анфилада ярко освещенных комнат, обставленных с царской роскошью. Повсюду виднелась дорогая мебель, произведения искусства и ценные вазы, наполненные редкими цветами. Богато одетые мальчики бесшумно, как тени, двигались по комнатам, поддерживая огонь в треножниках и вливая туда приятные, но удушливые благовония.

Сердце Саргона сильно билось. Ему казалось, что oн вступает в какой–то новый, зачарованный мир. Итак, в этом роскошном и молчаливом, как храм, жилище обитает Хоремсеб, а около него – Нейта, может быть, любящая и счастливая в объятиях его соперника. При этой мысли гнев и ревность затопили душу молодого хетта. Неужели для освобождения неблагодарной легкомысленной женщины он низвел себя до раба и отдался, связав себя по рукам и ногам, этому чудовищу, для которого человеческая жизнь значит меньше, чем жизнь животного? Но нет, этот холодный и жестокий человек никому не даст ни любви, ни счастья. Если Нейта здесь, она должна страдать, но отмщение близко. Та минута, когда Хоремсеба, закованного и опозоренного, потащат по улицам Фив, окупит все, чем он рисковал и что он перестрадал.

Скоро Хамус довел всех до большого зала, выходившего в сад. Горевшие повсюду факелы и лампы ярко освещали его. Несколько слуг под присмотром распорядителя поспешно оканчивали приготовления к ужину на две персоны. На широком возвышении стояли стол и великолепное кресло. Два металлических сфинкса поддерживали сидение с высокой спинкой, обтянутое пурпурной материей. Напротив стоял табурет из слоновой кости, предназначавшийся для гостя князя.

Евнух указал Саргону место за спинкой кресла. В руки ему дали великолепную чеканную амфору и знаками объяснили, что он должен наполнять кубок господина, как только тот протянет его. Затем Хамус приподнял широкую, тяжелую драпировку, завешивавшую одну стену зала. За драпировкой была золоченая решетка, отделявшая зал от слабо освещенной комнаты или галереи, в сумраке которой виднелись одетые в белое женщины с арфами в руках.

Вдруг водворилась торжественная тишина, и послышался шум шагов. Из соседнего зала вышли двое юношей с факелами в руках и остановились у дверей неподвижные, как статуи. За ними показался Хоремсеб в сопровождении женщины и нескольких рабов.

При появлений князя Хамус и распорядитель простерлись и поцеловали землю, и все рабы преклонили колени. Дрожа от гнева, Саргон должен был сделать то же самое. Но тут же он забыл все. В подошедшей и севшей на табурет женщине он узнал Нейту. Преодолев почти нечеловеческим усилием подступивший обморок, молодой человек выпрямился и занял свой пост, жадно наблюдая за любимой женой, которая, как и ее спутник, даже не взглянула на раба.