Евстафий что-то крикнул им вдогонку, но ветер и шум дождя заглушил его.

«Флотилия» направилась в сторону района Марса. Вода сильно поднялась. От Порта Септимания до подножья Капитолийского холма были затоплены все церкви и дома. Колонна Марка Аврелия наполовину ушла под воду, волны плескались у верхних дверей Пантеона.

Приблизившись к району Марса, они увидели свидетельства страшной разрушительной силы наводнения. Повсюду плавали деревянные обломки, остатки разрушенных домов; тела утопленников уносило течением. Испуганные обитатели уцелевших лачуг перебрались на крыши. Они протягивали руки, призывая на помощь.

Лодки распределились между домами, по одной или по две у каждого. Волны мешали удерживать их. Одни люди в панике выпрыгивали из окон слишком рано и, пролетая мимо них, поднимали волну. Другие прыгали слишком близко к краю лодок, переворачивая их. В воде тоже царила неразбериха, те, кто не умел плавать, отчаянно цеплялись за тех, кто держался на воде, а гребцы огибали их, стараясь не перевернуться. Заполненные лодки, направлялись в сторону Капитолийского холма, где людей высаживали на берег. Отсюда было легче перебраться в безопасное место. Затем флотилия возвращалась обратно спасать оставшихся людей.

Лодки сновали туда и обратно, промокшие до костей, гребцы работали на износ, изнывая от усталости. Наконец, показалось, что спасены все. На пути к Капиталийскому холму Джоанна услышала детский крик, зовущий на помощь. Повернувшись, она увидела в одном из окон силуэт маленького мальчика. Возможно, он спал и только теперь проснулся или был слишком испуган, чтобы подойти к окну раньше.

Джоанна и Джеральд взглянули друг на друга. Не говоря ни слова, Джеральд развернул лодку и направив ее к дому, подогнал под окно, в котором был мальчик.

Джоанна встала, протянув руки.

— Прыгай! — крикнула она. — Прыгай, я поймаю тебя!

Мальчик остался на месте, глядя широко распахнутыми испуганными глазами на лодку, качающуюся внизу.

Она пристально смотрела на ребенка, пытаясь заставить его пошевелиться.

— Прыгай немедленно!

Мальчик осторожно перекинул ногу через подоконник.

Джоанна потянулась к нему.

В этот момент раздался оглушающий грохот. Северные ворота стены Аурелия, Постерула-Санта-Агата, рухнули под напором воды. Тибр ворвался в город.

Джоанна увидела, как мальчик от ужаса открыл рот, потому что все здание начало разваливаться на части. В тот же момент она почувствовала, как лодка под ней поднялась и завертелась, подхваченная потоком.

Джоанна вскрикнула, схватившись за борт лодки, готовой перевернуться в любой момент. Вода хлынула через борта. Подняв голову, она мельком взглянула на Джеральда, склонившегося над веслом.

Вдруг лодку тряхнуло и Джоанну отбросило в сторону.

Какое-то время она лежала, не понимая, где находится. Наконец, осмотревшись, увидела стены, стол, стулья. Она была в комнате. Мощная волна внесла лодку через окно.

Джеральд лежал в лодке ничком. Джоанна подползла к нему. Он был без сознания и не дышал. С трудом вытащив Джеральда из лодки на пол, она перевернула его на живот и начала давить на спину, чтобы вытолкнуть воду из легких. «Он не должен умереть. Бог не может быть так жесток». Но вспомнив про обреченного мальчика, поняла, что Бог способен на все.

Надавить, отпустить, надавить, отпустить. Изо рта хлынула вода.

Слава Богу! Он задышал! Джоанна внимательно осмотрела его. Кости целы, никаких открытых ран. На лбу, у самых волос, большой синяк. Удар пришелся именно сюда. Вероятно, именно от этого Джеральд потерял сознание. «Он должен прийти в себя», — подумала она. Но Джеральд по-прежнему оставался в обмороке: бледная, влажная кожа, неглубокое дыхание, слабый и учащенный пульс. Что случилось? Джоанна испугалась. Что же ей делать?

«Шок при сильной травме может убить человека пронизывающим холодом», — слова Гиппократа, которые однажды спасли Готшалка, снова вспомнились ей.

Надо срочно согреть Джеральда.

Через дыру в стене, куда влетела лодка, дул сильный ветер и тянуло холодом. Поднявшись, Джоанна обыскала небольшое помещение. За первой комнатой находилась вторая, поменьше, без окон, а потому более теплая и сухая. И посередине комнаты стояла небольшая железная жаровня с несколькими головешками. Рядом на полке нашлось огниво и ветошь для разжигания огня. В угловом шкафу она обнаружила шерстяное одеяло, ветхое, но сухое.

Вернувшись в переднюю комнату, Джоанна подхватила Джеральда подмышки, перетащила в маленькую комнату и уложила рядом с жаровней. Когда она разводила огонь, ее руки так дрожали, что она едва высекла искру. Солома разгорелась, огонь охватил головешки. Отсыревшее дерево зашипело, не желая разгораться. Наконец появились слабые язычки пламени, но сквозняк из соседней комнаты загасил их.

Джоанна в отчаянии смотрела на холодные поленья. Ветоши больше не осталось, значит огня не раздобыть. Джеральд все еще не пришел в себя, кожа его приобрела синеватый оттенок, глаза запали.

Оставалось только одно. Джоанна быстро сняла с него мокрую одежду, обнажив его стройное мускулистое Тело с несколькими боевыми шрамами, и закутала в шерстяное одеяло.

Она встала и, дрожа на холодном ветру, начала раздеваться: сняла фелонь, далматик, нижние одежды, стихарь, палий и пояс. Раздевшись донага, Джоанна залезла под одеяло и прижалась к Джеральду. Она обняла его, согревая своим теплом, вдыхая в него силу и жизнь.

«Не сдавайся, Джеральд, мой родной! Борись!»

Закрыв глаза, Джоанна усилием воли пыталась установить с ним связь. Мир перестал существовать. Не было ни маленькой комнаты, ни погасшего огня, ни лодки, ни бури. Существовали лишь они. Они выживут или умрут.

Веки Джеральда затрепетали, по телу прошла дрожь. Взмахнув руками, словно отбрасывая невидимую вуаль, он очнулся. Его синие глаза смотрели на Джоанну без удивления. Он знал, что она рядом с ним.

— Жемчужинка моя, — прошептал он.

Они долго лежали молча. Затем Джеральд прижал ее к себе, и его пальцы коснулись шрамов на ее спине.

— Следы от плетки? — тихо спросил он.

— Да, — покраснела она.

— Кто это сделал?

Джоанна рассказала о побоях отца, когда она отказалась уничтожить книгу Эскулапия. Джеральд слушал стиснув зубы. Склонившись над ней, он поцеловал каждый шрам.

За многие годы Джоанна научилась управлять своими эмоциями, терпеть боль, не плакать. Теперь же слезы сами хлынули из глаз.

Джеральд нежно обнимал ее, шепча ласковые слова, пока слезы не высохли. Потом он поцеловал ее губы, его ласка наполнила Джоанну теплом. Она обняла его и закрыла глаза, позволив себе забыться в сладкой истоме.

«Боже милостивый! — подумала она. — Я не знала! Не знала!» Неужели от этого предостерегала ее мама, от этого бежала она все эти годы? Это была не капитуляция, но восхитительное, волшебное познание себя, молитва не слов, но глаз, рук, губ, всего тела.

— Я люблю тебя! — воскликнула Джоанна в момент восторга, и слова эти были священны.

В большом зале дворца Арсений ждал новостей вместе с оптиматами и членами высшего духовенства Рима. Впервые услышав о том, что совершил Папа Иоанн, Арсений с трудом поверил в это. Но чего еще можно ждать от чужеземца, к тому же простолюдина.

Радоин, второй командир папской гвардии, вошел в зал.

— Какие новости? — нетерпеливо спросил премицерий Паскаль.

— Нам удалось спасти несколько десятков обитателей трущоб, — сказал Радоин. — Но боюсь, его святейшество пропал.

— Пропал? — тихо повторил Паскаль. — Что ты имеешь ввиду?

— Он был в лодке с главнокомандующим. Мы думали, они следуют за нами, но, должно быть, они повернули обратно, чтобы спасти кого-то еще. Это было как раз перед тем, как рухнули ворота Святой Агаты, подняв огромную волну.

Раздались тревожные, испуганные возгласы. Некоторые прелаты перекрестились.

— Есть ли надежда на их спасение? — спросил Арсений.

— Никакой, — ответил Радоин. — Сильный поток смыл все на своем пути.