С появлением дополнительной рабочей силы стройка ускорилась и была полностью завершена уже через три года — шедевр инженерной мысли, самое невероятное сооружение в городе за последние четыреста лет. Всю территория Папской области теперь окружала стена высотой двенадцать футов, укрепленная сорока четырьмя массивными башнями. Здесь были две независимые галереи. Они располагались одна над другой, нижнюю поддерживали изящные арки. Вход в крепость преграждали хорошо укрепленные ворота: врата Святого Ангела, Саксонские врата и Врата Паломников, ставшие главными. Через них в течение веков в город входили короли и принцы, чтобы помолиться мощам Святого Петра.

Как бы ни прекрасна была великая стена, амбиции Льва простирались еще дальше. Задумав реставрировать все святые сооружения, Лев взялся за грандиозный план перестройки. В городе день и ночь раздавался звон наковален, потому что постоянно шел ремонт какой-нибудь из церквей. Сгоревшую саксонскую базилику восстановили, как и фризскую церковь Святого Михаила и церковь Санти-Кваттро-Коронати, кардиналом которой когда-то был Лев.

Но главное — Лев приступил к реконструкции базилики Святого Петра. Обгоревший и почерневший портик переделали полностью. Двери, с которых сарацины содрали драгоценные серебряные панели с мастерски выгравированными сценами из жизни святых, заменили. Высокий алтарь снова покрыли серебром и золотом и украсили тяжелым золотым крестом, усыпанным жемчугом, изумрудами и бриллиантами. Над ним водрузили серебряный балдахин, весом более тысячи фунтов. Его поддерживали четыре высокие колонны из чистейшего травертинового мрамора, украшенные позолоченными лилиями. Алтарь освещался лампадами на серебряных цепях, украшенными золотыми шарами. Мерцание их огней освещало драгоценные потиры, усыпанные камнями, изящные аналои, богатые гобелены и шелковые драпировки. Великая базилика сияла роскошью, затмившей даже прежнее убранство.

Видя, как щедро текут деньги из папской сокровищницы, Джоанна встревожилась. Лев создал гробницу невероятной красоты. Но большинство живущих рядом с этой сияющей красотой, прозябали в невежестве и нищете. Одна только серебряная пластина на дверях базилики Святого Петра, перелитая в монеты, могла бы кормить и одевать население всего Кампуса Маритуса целый год. Неужели для поклонения Богу необходимы все эти пожертвования?

В целом мире был лишь один человек, с кем Джоанна отваживалась обсуждать эти вопросы. Когда она поделилась с Джеральдом своими мыслями, он надолго задумался.

— Я слышал, как о том же судачат люди, — наконец ответил он. — Говорят, что красота святой гробницы дает людям иную пищу, пищу для души, а не для тела.

— Трудно услышать голос Бога на фоне урчания пустого желудка.

Джеральд насмешливо покачал головой.

— Ты не изменилась. Помнишь, как ты спросила Одо о том, почему нужно верить в Воскресение Христа, если этому не было свидетелей?

— Помню. Особенно то, что он мне ответил.

— Когда я увидел рану от удара Одо, мне захотелось избить его… и я бы сделал это, если бы не опасался причинить тебе больший вред.

Джоанна улыбнулась.

— Ты всегда был моим защитником.

— А у тебя, — добродушно заметил Джеральд, — всегда было сердце еретика.

Они разговаривали непринужденно. Именно это сблизило их с самого начала.

Теперь Джеральд смотрел на нее с обычной теплотой. Джоанна всегда чувствовала присутствие Джеральда. Но Джоанна научилась скрывать свои чувства.

Она указала на кипу прошений, лежавшую на столе между ними.

— Нужно выслушать всех просителей.

— А разве не Лев должен это делать?

В последнее время Лев все больше дел перекладывал на Джоанну, посвящая себя перестройке. Она стала посредником между Львом и народом. Все так привыкли к тому, что Джоанна занималась благотворительностью в разных концах города, что ее прозвали «маленьким Папой» и обращались к ней почти с таким же уважением, как к самому Льву.

Когда Джоанна потянулась к пергаментам, Джеральд погладил ее руку. Она резко отдернула ее, словно обожглась.

— Я… Мне надо идти, — смущенно сказала она.

Джоанна сразу же ушла, но была немного разочарована тем, что Джеральд не последовал за ней.

Популярность Льва, закрепленная успехом строительства стены и реставрацией базилики Святого Петра, стала безграничной. Его прозвали реставратором города. Лев стал новым Адрианом, новым Аурелием, как говорили люди. Всюду, где он появлялся, его восторженно приветствовали. Рим возносил ему громкие похвалы.

Везде, но только не во дворце на Палатинском холме, где Арсений с нарастающим нетерпением ждал дня, когда сможет призвать домой Анастасия.

Дела шли не так, как ожидалось. Сместить Льва, вопреки надеждам Арсения, оказалось трудно, и совсем не осталось шансов на то, что папский престол освободится в результате несчастного случая или смерти Папы. Здоровый и энергичный, Лев производил впечатление человека, намеренного жить вечно.

Беда следовала за бедой. Семья понесла еще одну утрату. Неделю назад Арсений похоронил второго сына, Элютерия. Тот ехал на коне по Виа Ректа, когда под ноги коню выскочила свинья, конь испугался, сбросил Элютерия и поранил бедро. Поначалу никто не обратил на это никакого внимания: рана была небольшая. Но состояние здоровья сына ухудшалось. Началось заражение крови. Вызвали Эннодия, который сделал Элютерию обильное кровопускание. Это не помогло. Через два дня Элютерий умер. Отыскали хозяина свиньи, и Арсений перерезал ему горло от уха до уха. Но месть не принесла утешения, поскольку не могла вернуть умершего сына.

Отец и сын не очень любили друг друга. Элютерий был полной противоположностью Анастасия — мягкий, ленивый и беспутный с детских лет, он не захотел получить духовное образование, а предпочел удовольствия земной жизни — женщин, вино, азартные игры и другие развлечения. Нет, Арсений сокрушался не о том, каким мог стать Элютерий. Его удручала утрата еще одной ветви фамильного древа, которая могла принести многообещающие плоды.

Веками их семья занимала главенствующее положение в Риме. Арсений мог проследить свой род до Августа Цезаря. Однако блистательный род преследовали неудачи, и ни один из благородных сыновей Арсения не получил главного римского приза: престола Святого Петра. «Этот престол занимало множество ничтожных людей, — с горечью думал Арсений, — и каковы трагические последствия? Рим, некогда бывший чудом света, теперь обратился в руины, пришел в упадок. Византийцы насмехались над ним, гордясь сверкающим великолепием Константинополя. Неужели ни одному из потомков Арсения, наследников Цезаря, не суждено вернуть городу его прежнее величие?»

Теперь, когда умер Элютерий, Анастасий остался последним в роду, кто имел шанс восстановить честь семьи и Рима.

Но Анастасий вынужден жить в земле франков.

Арсением овладевало глухое отчаянье, но он старался преодолеть его. Великие люди не ждут благоприятных возможностей, они завоевывают их. Тот, кто желает править, должен платить за власть, какой бы высокой ни была цена.

Во время мессы в праздник Святого Иоанна Крестителя Джоанна впервые заметила: со Львом происходит что-то неладное. Его руки дрожали, когда он принимал святые дары, и Папа странно запнулся, произнося Nobis quoque peccatoribus.

Когда позднее Джоанна спросила его об этом, Лев сказал, что дело в перегреве и несварении желудка.

Ни в один из последующих дней Льву не стало лучше. У него постоянно болела голова, и он жаловался на жгучую боль в руках и ногах. Лев слабел, и с каждым днем ему становилось все труднее подняться с постели. Джоанна встревожилась. Она испробовала все, но ничего не помогало. Лев медленно угасал.

Хор громко запел Те Deum финального псалма мессы. Лицо Анастасия по-прежнему ничего не выражало, он лишь пытался не морщиться от шума. Анастасий так и не привык к франкскому песнопению; непривычные интонации раздражали, как кудахтанье кур. Вспомнив чистые, нежные звуки римского хора, Анастасий невыносимо затосковал по дому.