Между тем раздались крики нетерпеливых кметов:

— За дело! Начнем же хоть раз, наконец!

Снова поднялся говор и шум; слова Визуна были скоро забыты. Мышки выставляли на вид пролитую ими кровь, Лешки опирались на свое право, другие кичились богатством.

Кровавая Шея, сравнительно с другими, сумел набрать себе больше сторонников; самые смелые из них предложили его в князья, но лишь раздалось его имя, добрая половина участников веча отошла в сторону, не желая и думать о таком князе.

Тогда предложил кто-то одного из самых покорных Лешков, предложение встретило сильный отпор. Многие разошлись, не предвидя конца.

Солнце клонилось к закату. Согласия по-прежнему не было. Старый Визун стоял в стороне, задумчиво улыбаясь.

Вдруг вдали показался всадник, изо всех сил скакавший по направлению к столпившимся кметам. Кметы кинулись навстречу ему. Не успел он еще соскочить с коня, как послышался его сильный голос:

— Сыновья князя с поморцами, кашубами, немцами вступили в наши владения… Они уже перешли границу…

Все стремительно бросились к лошадям. Крик, шум, невообразимая суетня…

— Вот чего мы дождались, вздоря да ссорясь здесь! — с досадой воскликнул Добек. — Если мы теперь разбежимся в разные стороны, неизбежно погибнем все, потому что нас поодиночке будут ловить.

Лешки отошли в сторону и молчали. Им казалось нетрудным войти в соглашение с пришельцами. Мышки, напротив, явно беспокоились о своей судьбе. Они собрались в одну кучу.

— На коня, кому жизнь дорога, и пусть каждый людей своих изберет! — кричали они. — Совещаться теперь не время… Пойдем им навстречу гурьбой. Не сумеем теперь устоять, после будет уже поздно.

Добек прервал повелительно.

— По домам, за людьми! Идите челядь скликать… Завтра утром всем являться сюда с тем, что у кого есть. Вместе и двинемся на врага. Вечера и ночи хватит собраться с силами! Живей на коня!

Все еще больше засуетились, и вскоре городище совсем опустело.

Ночью в той стороне, откуда ждали нашествия, на небе появилось широкое зарево, расплывавшееся, казалось, до бесконечности.

На следующий день еще никто не прибыл на городище. Все приготовлялись к запцгге; у иных не было даже оружия. Только на третий день, с раннего утра, на берегу озера стали показываться кметы со своими дружинами. Весть о вражьем нашествии успела проникнуть в самые отдаленные уголки; из них также явились кметы, ведя за собою людей.

Не спрашивая ничьего согласия, Добек, который первый прибыл на городище, распоряжался, как вождь. Никто не осмелился отказать ему в повиновении. Он, впрочем, обладал такою силою, таким громадным влиянием, что в случае отказа сумел бы заставить молчать непокорного.

Тогдашнее вооружение полян едва достойно этого слова. Поляне не любили войны и хищниками никогда не были: они спокойно занимались хлебопашеством. Необходимость защиты принудила их подумать о вооружении, но оно было крайне бедно.

Железное оружие имели лишь весьма немногие, то же и относительно медного; по большей части каменные молоты и топоры, луки, пращи и палки составляли все их вооружение. Кусок древесной коры заменял собою железный панцирь, а щит, покрытый одной или двумя звериными шкурами, считался уже украшением, роскошью. Секиры и ножи, у кого они были, привязывались к кушаку или к седлу.

Слуги и челядь шли пешком; одни только старшины, кметы да старшие из дружинников были на лошадях. Всадники ради защиты на колпак свой надевали металлическое кольцо, а на плечи металлические круги.

Каждая семья предводительствовала своей дружиной, не отличавшейся особенным расположением к войне, тем менее к выполнению приказаний. Угрозами и страхом приходилось сдерживать их. Добек осматривал ополчение, собирал его, устраивал, а непокорных палкой заставлял молчать и повиноваться. Раз принявшись за дело, он до тех пор не ел, не пил, не спал, пока не приводил все в порядок. Добек любил воевать; он только тогда дышал свободно и бывал доволен собою, когда сидел на лошади, вооруженный копьем. Глаза его смеялись тогда, губы от восторга дрожали.

Вечером Добек во все концы разослал отборных, ловких людей с целью разведать, где находятся в данную минуту враги. Лишь добыв об этом точные сведения, он намеревался тронуться с места своими силами. Дожидаясь посланных, он несколько отступил от озера и расположился лагерем в лесу, чтобы дым и огонь костров не навел невзначай на него неприятеля.

XXIII

Посланные вернулись с известием, что немцы с каждым часом подступают все ближе. Их даже видели издали, сосчитать только было трудно. А немцы, действительно, шли вперед, уничтожая все на своем пути: людей забирали в плен, дома предавали огню, захватывая с собою все, что удобно было нести; после них оставались груды развалин и пепла.

Защиты нельзя было откладывать: каждый день стоил жизни громадному числу мирных кметов с семействами, не говоря уже об имуществе, расхищавшемся и гибнувшем от огня. К сожалению, дружину пугали страшные полчища вооруженных немцев, с которыми трудно было бороться. В виду всего этого, Добек решился напасть на врага ночью, когда тот расположится для отдыха.

Предводительствуемые Добеком кметы со своими дружинами тронулись в путь лесом. На второй день пути, в глухой чаще, встретилось им большое количество женщин, стариков, детей и больных, успевших укрыться здесь со всем своим скарбом от наступавшего неприятеля. От них-то узнали, что много народа захвачено в плен, и что во главе поморцев находятся Лешек и Пепелек, которые, опьяненные местью, безжалостно вешают каждого попавшегося им в руки кмета.

Плач бедных женщин, детские стоны, унылый вид стариков хотя и напугали дружину, но вместе с тем и возбудили в ней жажду возмездия.

Несчастные беглецы рассказали, что своими глазами видела много людей, с ног до головы покрытые железом, с каменными щитами в руках, от которых стрелы отскакивали, не причиняя им никакого вреда. За этими щитами немцы чувствовали себя, как за каменной стеной.

Добек обрадовался, узнав, что враги после каждого нападения на хижину кмета всегда напивались пьяными и потом засыпали крепчайшим сном… Случись напасть на них во время подобного состояния, расправа оказалась бы крайне нетрудной.

Один старик предложил провести их ближайшим путем к неприятелю. Добек с дружинами оставался в лесу до заката солнечного; двинулись с места лишь поздним вечером. Ночь была безлунная, небо покрылось тучами.

Долго шли по самому краю леса. Наконец вдали показались гаснувшие костры.

Нетерпеливо поскакал Добек вперед, желая по числу их составить хотя бы приблизительное понятие о количестве неприятеля, но костров было так много, что Добек устал считать; к тому же ему хотелось как можно скорее кинуться в битву.

Лагерь поморцев, если бы у них нашлось и немного вещей, похищенных у кметов, все-таки представлял лакомую добычу для дружины Добека. Поморцы были народом, каждый член которого одновременно совмещал в себе и воина, и торговца; в их стране можно было встретить все, что только производил тогдашний мир.

В Винеде они меняли свой мех и янтарь на железо, там же доставали мечи, сукна и другие товары, привозимые в Винеду купцами с юга, запада и востока. Хотя поморцы все еще говорили на славянском наречии, но сердца у них были немецкие. Ради добычи они готовы были служить каждому, жечь, убивать даже и братьев родных. Зверская дикость и жадность были единственными их двигателями.

Теперь они лежали у костров и отдыхали после целого ряда убийств, сожжения бесчисленного множества домов. Под защитой леса, озера и окружающих их болот они считали себя вполне безопасными. Часовых не было. У огня в небольших котлах варился ужин; мечи и щиты лежали беспорядочно сложенными на земле. Сняв кушаки, железные покровы и шишаки, поморцы отдыхали от кровавых трудов.

Лежа, они громко пели; песням их вторили ужасные крики и стоны.