Вот в таком интересном положении и обнаруживаем мы Россию в начале нового века. И царя нашего, Николая Александровича на ней и под нею.

Отсель, дорогие читатели, мы сменим научный метод. Не будем больше измерять Историю в царях. Слишком быстро понеслось время, и царская жизнь, — она всего одна-то и осталась, — будет тормозить наш бег. К тому же, события последнего века так многообразно описаны, так разрисованы на холстах и телеэкранах, столько раз топтаны в театральных очередях, что нового о них сообщить почти нечего. Теперь нам с вами остается только проскользить прощальным взглядом по делам отцов и дедов — реальных, а не иносказательных, — и подбить итоги.

Впрочем, скользить мы будем не равнодушно, а проверяя разработанную нами за минувшие 10 веков Имперскую Теорию. 20-й век очень наглядно ее иллюстрирует. Так что, синтез окончен. Займемся анализом, — достойно ли нынче мы почиваем на лаврах, все ли предусмотрели на будущее? Начнем.

Первой остановкой в 20-м веке будет у нас Первая Русская Революция 1905 года. То есть, надо нам обозреть ее окрестности — с начала века и до 1907 года, когда революционный дым превратился в обычный российский пар.

Самой интересной достопримечательностью этого полустанка, как мы уже заметили, является террор.

Определимся: терроры известны разные.

Первую разновидность — государственную — привез, как вы помните, в нашу кунсткамеру из Европы Император Петр. Он испытал новинку на стрельцах. Аналогичными опытами занимались и до него. Иван Грозный тут был просто виртуозом, но, как и многие другие российские естествоиспытатели, запатентовать действенное название на свое имя не удосужился. Государственный террор иван-петровского образца осуществляется законной властью по отношению к нерадивой и подозрительной части национальной элиты или народа вообще. Это террор сверху вниз.

Второй по звучности тип террора — террор Великой французской Революции. Он происходил во Франции примерно тогда, когда мы в России для достижения трона охотнее использовали дворцовый переворот. Французский террор поныне вызывает икоту и устричную отрыжку у сытых мира сего. Этот тип террора свершается на переломе общественных формаций, посреди гражданской войны. Он имеет четкую межпартийную направленность: режут конкурентов и примкнувших к ним обывателей. Это — террор направо и налево.

Далее следует наш, эсэровский террор — против царя и его окружения, потом чуть-чуть — против бывших красных товарищей, кинувших эсэров на революционном скачке. Это — террор «униженных и оскорбленных», оттертых от власти. Террор снизу вверх.

Потом Красный террор — против эсэров и всех прочих, нечаянно уцелевших. Мы с вами можем легко классифицировать Красный террор на основании вышеназванных типов. Это — террор комплексный. Он срабатывает сверху вниз, поскольку красные наши уже у власти. Но он бьет и вбок, так как борьба за власть еще не окончена. Он добивает и снизу вверх, подчищает тех, кто выше по интеллекту, экономическим возможностям, наследственному праву, историческим заслугам.

Еще существует легенда о Белом терроре. Но это, скорее, — литературный оборот, типа «женщина в белом», «белой акации цветы иммиграции» и т.п. Белый террор — обычные эксцессы военного времени.

Переучет окончен.

Про эсэровский террор мы уже начали рассказывать в позапрошлой главе. Далее последовала такая развеселая хроника:

15 июля 1904 года член Боевой организации С.Р. Егор Сазонов в Петербурге взрывает бомбой министра внутренних дел В.К.фон Плеве. Количество попыток, предшествующих «успеху», в наше повествование не вмещается. Сазонов, паче чаянья, оказывается не на виселице, а на каторге. Потом ему еще и срок скостят. Это убийство «очень нужно было России».

В воскресенье 9 января 1905 года священник Григорий Гапон привел народ крестным ходом к царскому дворцу. Людям хотелось пообщаться с государем, доложить ему, что да как, попросить послаблений в быту и на производстве. Провокация Гапона была личной, охранка его еще не успела завербовать. Нахрапистость, вождизм Гапона были безмерны и безоглядны, ему хотелось вести массы любой ценой.Тут бы людям насторожиться: когда это церковь возглавляла протест? Но поп Гапон был таким громогласным оратором, так умело строил пустые по сути фразы, что даже прожженные эмигрантские кружки застывали в оцепенении после его муссолиниевских эскапад. Где уж простым людям сомневаться, — поверили! Поверивших собралось до 140000 — как на Куликовскую битву!

Войско православное встретило ходоков жестким огнем. Косили всех подряд, без разбора пола и возраста. Было убито свыше 1000 человек. Еще 2000 — ранено. Пусть треть из них просто затоптала толпа, и то выходит, что 2000 пуль попали в цель. Впрочем, промахнуться по такой большой цели было трудно.

Но не только в отместку за это, а по текущему плану революционной борьбы, утвержденному ЦК ПСР, 4 февраля 1905 года в Москве милый, восторженный мальчик Иван Каляев по кличке «Поэт» рвет на части московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, дядьку царя. Тут и вовсе произошла трогательная история. Великий князь был закоренело-голубым. Его жена красавица-немка Элла (Елизавета Федоровна) по этой наивной причине «не могла иметь детей». Сами понимаете, что могла бы, если б захотела, но не от великого князя, а от кого-нибудь левого. Например, от левого эсэра-боевика Ваньки Каляева. Но дама эта была самых честных правил, поэтому дружное семейство приютило двух племянников, Машу и Диму, — последний, великий князь Дмитрий Павлович, еще встретится нам на дороге террора, когда подрастет. В первый раз Каляев перехватил карету губернатора по пути от Никольских ворот Кремля к Большому театру, но в карете с князем Сергеем сидела Елизавета и дети. Каляев опустил руку с бомбой, — пожалел! Потом выследил князя на выезде из Кремля и разнес в щепки. Его так и взяли — всего утыканного щепками.

Елизавета Федоровна навестила Ивана в тюрьме.

«Мы смотрели друг на друга с некоторым мистическим чувством, как двое смертных, которые остались в живых...», — писал из тюрьмы Каляев. Княгиня дала ему для облегчения иконку, обещала молиться. Она будто бы даже просила о смягчении участи Каляева, но тут все изгадила пресса. Стервятникам удалось выхватить и опубликовать искаженные обрывки диалога княгини и зэка. Каляева в газетах выставили полным подонком, он распсиховался, изругал княгиню в письмах и на процессе. В итоге получил вышку. Елизавета впоследствии стала у нас святой: она вела подвижническую жизнь, занималась благотворительностью, была сестрой милосердия в войну. Соответственно и благодарность народную заслужила. В 1918 году народ сбросил ее живьем в шурф сибирской шахты вместе с другими второстепенными членами царской семьи. Это произошло в одни дни с расстрелом царя, — красные добивали Романовых по всем двоюродным линиям. На дне шахты изломанная Елизавета последними своими движениями поправляла кровавые волосы на голове племянника...

Тут я хочу привести кусок речи Каляева на процессе. Эта речь очень многое дает для понимания психологии террора. Нам это понимание очень важно ныне, как присно, так, теперь уж, — и во веки веков.

«...Я не подсудимый перед вами. Я — ваш пленник. Мы — две воюющие стороны. Вы... — наемные слуги капитала и насилия. Я — один из народных мстителей, социалист и революционер. Нас разделяют горы трупов, сотни тысяч разбитых человеческих существований и целое море крови и слез, разлившихся по всей стране потоками ужаса и возмущения...». И далее, в том же духе, совершенно искренне Иван проповедовал революционный джихад, идеи антиглобализма в отдельно взятой стране, демонстрировал несгибаемую жертвенность, пророчил, что ему на смену придут толпы камикадзе и т.д. и т.п. — мы все это теперь наблюдаем ежечасно.

Но не поняли Ивана царские сатрапы.

И правители России Советской не приняли речь героя на свой счет.

И теоретики всего мира не осмыслили с позиций абстрактного гуманизма этих великих слов. Не сделали на будущее своевременных и насущных выводов. И подвели нас к нынешней последней черте, которая совсем уж разделила народ как таковой — в мировом масштабе, и правительство как абстракцию — в денежном выражении.