А в прошлом году в их жизнь ворвались вампиры, и ничто уже не было прежним. Но даже несмотря на разницу в экзистенциальном статусе, Берта продолжала над ней издеваться. Таинственное исчезновение прямо перед Балом стало завершающим штрихом на батальном полотне. Скандалище будет, какого не видывали ни свет, ни тьма! Ведь Бал задумывался как торжество в честь двойной свадьбы. Гизела представила себе Парадную Залу, битком набитую вампирами. Страшно и подумать, что они сделают, когда не досчитаются одной невесты.

ГЛАВА 4

После аудиенции с виконтессой, Уолтер вернулся в свою комнату, где и намеревался просидеть до рассвета. Эти несколько часов он мог бы потратить и на поиски склепа, но одно дело — если оттуда выскочит упырь и вцепится в яремную вену, и совсем другое — если он вручит тебе малярную кисть и заставит лакировать крышку его гроба. Практичность фон Лютценземмернов наводила на беднягу уныние.

Как и в каждом уважающем себя готическом романе, за дверью вскоре раздались тихие шаги, сменившиеся заупокойными вздохами. Но это было не привидение. К сожалению. По крайней мере, те просто грохочут цепями, а не предлагают вам соскрести с них ржавчину. Многозначительно повздыхав, Эвике напомнила про обязательство, данное парадной лестнице. Уолтер возблагодарил так вовремя пропавшую девицу Штайнберг и ответил, что физический труд помешает дедуктивному методу, с помощью которого он собирался отыскать оную особу.

— О, тогда другое дело, — уважительно сказала служанка. — Не буду вам мешать, сударь. Занимайтесь своим деструктивным методом, а лестница до завтра подождет. Небось, мыши ее за ночь не сгрызут.

— А завтра я ухожу в деревню!

— Тоже хорошо. Я оставлю вам корзину.

— Для чего?

— Ну для покупок же! Нужно зайти в бакалею, и к булочнику, и свечей прикупить к Балу, — девушка принялась загибать пальцы. — Да вы не беспокойтесь, сударь, я составлю список.

Горничная улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы, и отправилась в людскую (теперь, правда, служившую ее личными апартаментами). По дороге она срывала со стен паутину и мяла ее между пальцами, изучая ее текстуру. Судя по одобрительным кивкам, состояние паутины ее удовлетворяло. Бедная девочка, подумал Уолтер, поживешь с вампирами и правда свихнешься. Тут как бы самому не впасть в безумие от пережитого. А то ли еще будет завтра, когда он пойдет в деревню, чтобы расследовать дело о пропаже таинственной миллионерши… и за хлебом.

Но каждую секунду ждать подвоха от вампиров все же лучше, чем прозябать в конторе. Более того, прочитав «Божественную Комедию» Данте Уолтер удивился, что в аду не оказалось круга, где грешники были бы навеки прикованы к пыльным бюро, заваленным бумагами тридцатилетней давности. Счастливчики! Им не приходилось выслушивать показания о том, как соседская курица злокозненно пробралась в чужой огород, дабы нанести ущерб грядке с клубникой. Они не присутствовали на имущественной тяжбе, которая тянулась еще со времен Эдуарда Исповедника. Иными словами, ад был приморским курортом по сравнению с жизнью помощника стряпчего.

И ничего нельзя поделать! Он был обречен с рождения. Уже тогда ему всучили сценарий, где были расписаны все его действия на годы вперед. Начать карьеру с простого клерка, а к тридцати самому стать адвокатом. Достигнув веса в обществе, озаботиться покупкой дома — с гостиной, и несколькими спальнями, и детской на третьем этаже, и кухней под лестницей — а когда любовное гнездышко будет свито, отыскать достойную миссис. Уолтер уже представлял ее соломенные волосы с прямым пробором и маленькие ручки, затянутые в перчатки и благонравно сложенные на коленях. Указательный палец она держит между страницами молитвенника, который у нее всегда при себе. В свободное время будущая миссис Стивенс вышивает наставительные девизы — например, «Руки всегда должны быть при деле» — а после раздаривает их заключенным Ньюгейтской тюрьмы. Еще она собирает гербарии и поет жалостливые баллады, вроде «Лорда Грегори.» Уолтера она будет любовно называть «мистер С.»

У них будет как минимум семеро детей, из которых хотя бы пятеро доживут до совершеннолетия. Летом вся семья будет выезжать на море, в тот же Бат, например. У них будет кухарка, судомойка, нянька, которую потом сменит гувернантка, и горничная по имени Сьюзен (на самом деле, ее могут звать иначе, но Стивенсы для удобства буду называть ее именно Сьюзен). По воскресеньям миссис Стивенс будет согласовывать с кухаркой меню на всю неделю, и каждый день они будут доедать остатки вчерашнего ужина. Иногда они будут давать званные обеды, приглашая коллег мистера Стивенса и дам, вместе с которыми миссис Стивенс занимается благотворительностью. Тогда супруги сядут по разные стороны стола и будут нарезать мясо и рыбу, а гости — хвалить закуски и беседовать ни о чем. А когда мистер Стивенс, уже белобородый патриарх переживший свою жену, возляжет на смертном одре в окружении детей, внуков и правнуков, он оглянется на длинную, полную свершений жизнь и скажет -

Тьфу ты черт, лучше бы меня карпатские вампиры загрызли, хоть какое-то разнообразие!

Еще с детства ему хотелось плеснуть чернил на страницу с убористым текстом и удрать под сурдинку. Но для осуществления сего плана необходим был главный элемент — вампиры. Если бы вампиров не было, их следовало бы выдумать. Но Уолтер надеялся, что они все же существуют. Слишком много поставлено на карту.

Блестяще закончив духовное училище, его старший брат Сесил служил викарием и активно подсиживал своего начальника, приходского священника. Не оставалось сомнений, что вскорости он приберет к рукам весь приход. Эдмунд обретался в Индии, куда в прошлом году уехала и Эдна, выскочив замуж за его полкового товарища. Джордж, младший из сыновей, пока что учился в школе, но за образцовое поведение был назначен старостой. Его спальня буквально ломилась от конфет и мраморных шариков, с помощью которых верноподанные надеялись снискать его расположение. Все братья были такими — ловкими, удачливыми, самоуверенными. Кроме Уолтера. Еще в школе не проходило недели, чтобы он не отведал «шесть лучших» из рук директора. Он помнил, как унылыми зимними днями скрипел пером в классе, украдкой поглядывая на огонь в печке, который превращался то в пляшущих саламандр, то в струю жидкого пламени, вырвавшегося из ноздрей дракона…

Подобно многим своим современникам, Уолтер наблюдал как серый цвет медленно, но верно вытесняет зеленый, и цеплялся за последние крохи. Для некоторых именно феи стали воплощением прекрасного далека, ведь недаром же столько художников жаждали запечатлеть их хороводы, столько писателей настырно твердили, что верят в них, верят, верят, верят! А уже по окончанию викторианской эпохи, когда две барышни из Коттингли пришпилили бумажные фигурки на ветки и сфотографировали их, недаром же общественность приняла подделку за настоящих фей. Вернее, захотела принять, потому что думать о феях куда приятнее, чем о Первой Мировой. Во много раз.

Да, феи были популярны, но для Уолтера именно вампиры стали краеугольным камнем мировоззрения. Во-первых, он не сомневался в том, о чем с разницей в несколько веков твердили и Джеффри Чосер, и Шарлотта Бронте[8] — что феи давным-давно сделали ноги из Англии, так что искать их бесполезно. Иное дело вампиры, которые водились на вполне определенной территории, сиречь в Карпатах. Во-вторых, вампиры из легенд подкупали своей честностью. Например, они не входят в дом без приглашения (и даже с приглашением, если оно не исходит от пышногрудой девицы в кружевном пеньюаре). Они не запирают двери в склеп, чтобы охотнику не пришлось тратить драгоценное время на возню с замками и отмычками. Конечно, они запросто перегрызут вам горло, а предварительно еще и подвергнут вас каким-нибудь немыслимым мучениям, в то время как сами будут светски улыбаться и беседовать о погоде. Зато они не расстреляют вас из пулемета «Максим.» Что касается различных способов убийства, тут вампирам с людьми не тягаться.