— Гербертт, а тебе не страшно? Ну что здесь может быть западня?

Виконт фон Кролок развел руки по сторонам, трогая кончиками пальцев влажные стены.

— Вполне возможно. Но коридор слишком узкий, чтобы в нем поместились Большие Катящиеся Камни.

— ?!

В ответ на недоуменный взгляд Альфреда, виконт помахал рукой.

— Ты же видел моего двоюродного дядю Отто?

— Да.

— Среди смертных есть личности, которые каждый вечер перед сном пересчитывают столовое серебро. Так вот, Отто от них недалеко ушел. Представляешь, одно время он был одержим идеей, что я собираюсь украсть его пудру! Каких только ловушек не насовал в свои покои. И алебарды, которые падают стоит только открыть дверь, и стрелы, вылетающие из стен, и грабли по всему периметру, и Большие Катящиеся Камни…

Альфред нахмурился.

— Откуда тебе известны такие подробности?

Отвернувшись, виконт начал насвистывать мелодию из «Фауста.»

— Да так, пару раз комнатой ошибся. И вообще, это была пудра из Персии, тонкого помола, такой в наших краях не достанешь. А Отто пудрил ею парик! Нерациональное расходование ресурсов, если тебе угодно знать мое мнение.

— Ладно, — проворчал юный вампир, — давай лучше гроб искать. Мы тут не заблудимся?

— О нет! — Герберт закрыл глаза, концентрируясь. — Мы пойдем прямиком к его апартаментам.

Главное сосредоточиться. Немертвые чувствуют сильные эмоции, а эмоции Призрака Оперы были сильнее некуда. И виконт фон Кролок вцепился в этот клубок чувств с энтузиазмом кошки, распутывая нить за нитью, выясняя, куда они ведут. Вампир уловил ярость — Призрак Оперы был здорово рассержен. К этой доминирующей ноте примешивалось что-то еще… страх… неуверенность… и… ну конечно…

Виконт опустил голову и улыбка тронула его тонкие губы. А почему бы нет? Ведь весна на дворе.

Приоткрыв дверь, билетерша Жири заглянула в ложу номер пять, откуда доносились приглушенные голоса. Ох, если туда снова забрались любители острых ощущений…! Но ложа была пуста. Женщина благодарно вздохнула — не придется спускать кого-нибудь с лестницы, а то денек и так выдался утомительным.

— Ма? А, вот ты где, — донесся голос Мег, и балерина заглянула через ее спину в ложу номер пять. Мадам Жири хлопнула дверью, чуть не отдавив чей-то любопытный нос.

— Какой сегодня улов?

— Богатый — парочка пудрениц, записная книжка, малахитовая запонка и портсигар, серебряный, судя по всему, — женщина повертела в руках найденные сокровища. — Удивительно, какая забывчивая публика пошла. Нужно найти контролера и сдать ему все это, а то ведь он тот веер будет до Второго Пришествия припоминать. Кстати, тебя-то где так долго носило?

Девушка нахохлилась.

— Да уж, пока дошкандыбаешь сюда на отломанном каблуке…

— Поогрызайся, — мадам Жири миролюбиво погладила дочку по всклокоченным волосам, — и клянусь, я не стану печь тебе бриоши…

— Нужны они мне! — маленькая балерина вздернула подбородок. — Нам в кордебалете вообще запрещено мучное.

Уперев руки в бока, билетерша критически обозрела тоненькую фигуру дочери.

— Тебе можно, — вынесла она вердикт, — ты тощая, как доска для стирки, ребра во все стороны торчат. Вот в мое время были танцовщицы — это да! Раз в месяц приходилось пол на сцене перестилать, потому что доски трескались от их па.

— Ма, да ну их, былые дни, давай лучше о насущном поговорим! А если конкретней, то о моих ботинках! Они скоро совсем развалятся, не в балетках же мне по улице бегать.

— Сходи в лавку к старьевщику, — пожала плечами мадам Жири.

— Нет, туда я не пойду! Я и так одета хуже остальных девушек, — всхлипнула Мег, — кроме того, на днях я увидела новые ботинки, со шнуровкой, всего за 30 франков.

Ее матушка лишь головой покачала.

— Мег, к чему затевать этот разговор? Ты прекрасно знаешь, что таких денег у меня сейчас нет. Когда эти остолопы выставили меня из Оперы, мы вообще сидели без денег. Дай Бог, с рентой бы в этом месяце расплатиться.

Балерина опустила голову. Вращаясь в театральных кругах уже не первый год, она знала, как можно раздобыть 30 франков — да и поболее — в кратчайший срок, но следовать этим способам ей совсем не хотелось.

— Ты можешь попросить его, — прошептала она, — ведь для него это сущие мелочи, раз он забывал в ложе куда большие суммы. Он тебе не откажет, мама. Ты у него на хорошем счету.

Щеки мадам Жири вспыхнули, она вперила в дочку такой гневный взгляд, который заставил бы и Медузу Горгону неуверенно поерзать на месте.

— Еще чего, стану я клянчить деньги у незнакомых… — поколебавшись между «мужчин» и «призраков», мадам Жири решила фразу не продолжать.

— Ах так? — вспыхнула Мег. — Ну тогда я сама попрошу!

Служба в кордебалете отточила ее инстинкты, поэтому она успела вовремя пригнуться. Ладонь мадам Жири просвистела у девушки на головой и с размаху врезалась в стену, по которой тут же побежали трещинки.

— Выкинь эту блажь из головы! Я тебе не позволю к нему даже на сотню лье приближаться… особенно после того письма.

Мать и дочь умолкли, сиротливо прижавшись друг к другу.

— Может, он просто пошутил? — наконец промолвила девушка.

— Как бы не так, — горько отозвалась мадам Жири. — Ты когда-нибудь видела, чтобы Призрак расхаживал по театру, хихикал и распевал комические куплеты? Вот-вот. Одна надежда, что он забудет про свою угрозу, поэтому чем меньше мы будем ему на глаза попадаться, тем лучше. Ясно тебе?

— Да, мама.

Поглядев вслед удаляющейся билетерше, Мег крикнула.

— Кстати, тесто на булочки поставить не забудь!

Вампиры спикировали на ковер в гостиной. Вернее, спикировал только виконт, а Альфред, который так и не научился плавным метаморфозам, упал на пол и теперь, тихо подвывая, массировал разбитое колено. За исключением этой травмы, путешествие по подвалам Оперы прошло без эксцессов. Разумеется, пару раз рядом с ними обваливался пол, но для летучей мыши это не препятствие. Зато сейчас оба вампира чувствовали себя усталыми, плечи ныли, глаза чесались от слишком яркого света и, помимо прочего, им хотелось общаться преимущественно писком. Герберт подумал, что еще немного и он уснет прямо здесь, свернувшись на диване, без всякого гроба. Но Альфред его желания не разделял.

— Судя по всему, хозяина нет дома. Давай искать гроб.

Прихрамывая, юный вампир прошелся по гостиной. Несмотря на то, что она находилась под землей, комната не отличалась особенной мрачностью. Если на минуту забыть о ее реальном месторасположении, можно было подумать, что находишься в загородном доме на берегу озера, тем более, что вдалеке раздавался плеск воды. На полу лежал восточный ковер, довольно потертый, стены украшали обои с затейливым узором из переплетенных цветов и трав — английские эстеты относительно недавно ввели такой декор в моду. Комната была обставлена стандартным набором мебели из красного дерева — оттоманка, кожаные кресла, столики для ламп с высокими изогнутыми ножками. Все поверхности были завалены кипами нот, а на каминной полке расположилась скрипка — хобби хозяина этих апартаментов не вызывало никаких сомнений.

Покончив с рекогносцировкой местности, друзья приступили к непосредственной цели. Открыв одну из дверей, они увидели просто обставленную спальню, с кроватью, комодом и столиком для умывания. Лица вампиров вытянулись от разочарования — неужели они проделали столь длинный путь зря? Но следующая комната не просто превзошла все их ожидания, но даже заставила сердце виконта сжаться от нахлынувшей ностальгии. За вполне заурядной дверью находился склеп.

Да-да, ни с чем, кроме гробницы, это помещение сравнить было невозможно. Стены были затянуты черным бархатом и расписаны стихами из похоронной мессы. При дальнейшем рассмотрении, Герберт заметил рядом со словами Dies Irae еще и ноты — очень удобно, даже не нужно листать нотную тетрадь, смотри на стены и играй на здоровье! Тем более что и музыкальный инструмент неподалеку. Целую стену занимал орган, скалясь клавиатурой из слоновой кости и блистая трубами. Он излучал мрачное величие. Виконт почувствовал укол зависти — орган в его замке был таким старым, что в трубах начали гнездиться ласточки, а звуки, которые он издавал, напоминали хрип мамонта-астматика. Правда, в парадной зале располагался еще и клавесин, но Герберт любил его так же, как каторжник любит свое ядро. Поскольку он был единственным, кто умудрялся извлекать из клавесина более-менее мелодичные звуки, на всех балах бедняге приходилось обеспечивать аккомпанемент.